Грубая сила - Кирилл Львов

Читер. Одиночка, стоящий целой армии, турист, нашедший все артефакты полуострова. Безмерно везучий и при этом нагло игнорирующий всех местных богов. А потом у него кончились читы, к нам он пришёл безо всего. Попросил принять его в клан, Эдельвейс никогда бы его не взял, но рыжий прямо сказал, если я не буду воевать за тебя, значит против тебя. Вот и применил артефакт, оставленный на чёрный день в городе.

— Кстати, я за выплатами пришёл.

— Раздел трофеев только после установления официальной власти Эдельвейса.

— Мне безразлична власть Эдельвейса, я командир отряда наёмников. Это Мурзук мог мне рассказывать, что он ничего не видел и ничего не подписывал, а вот ты.

Пиринат резко изменился в лице:

— А я-то думал, почему ты меня внимательно слушал. Шпион! Беги отсюда, пока я контрразведку не вызвал!

— Вот гад! — громко произнёс Аластар, выйдя на площадь. Он настолько был поражён мгновенным переходом от душевного разговора к дикому ору, что особо не обиделся.

Если бы не моё проклятье, мы бы ещё посмотрели, кто здесь шпион. Ну, ничего, я ещё стравлю тебя с сержантом. Порвёт он тебя, когда узнает, как ты с союзниками обращаешься.

Но отомстить сразу не вышло, комендант, решив лично главные задачи и взвалив мелкие задачи на других, смылся праздновать победу. Акакий увязался с ним, Аластар легко отпустил подчинённого отдыхать, впрочем, помешать этому он ничем не мог.

Стояла поздняя весна. Цитадель ветра тоже была лучше Физалии. Столица Камерии напоминала созданный педантом механизм. Чистый, аккуратный, эффективный и абсолютно бездушный. Уничтожающий под ноль любую выпуклость, любую шероховатость. Производство ради производства, только приморский квартал немного скрашивал картину своими заведениями. В Питиримчевске богатство отлично сочеталось с архитектурными способностями градостроителя и его стремлением к роскоши. Цитадель же была продуктом творческого хаоса, где великолепные решения сочетались с откровенной халтурой. Аластару очень нравилась планировка укреплений на вершине горы, но он просто не понимал, зачем размещать улицы города с внешней стороны подножья и оставлять пустой уютную внутреннюю стороны оазиса.

Из команды в мире оказался один Базилевс, который охотно согласился составить командиру компанию за приёмом пищи.

— Девушкам гораздо проще жить, Ал. Сам видишь, сколько ты махал мечом, даже сам бог войны оценил. А Нирин, чтобы подняться выше не надо ни ума, ни тяжёлых тренировок, так, заплати деньги за расширенный редактор тела. Девушек здесь дефицит, поэтому она сейчас наверху, нашёптывает Эдельвейсу про тебя гадости.

— Внешность у неё реальная, да и глупые магами не становятся.

— На её месте не требуется ни то, ни другое. Или, вон, Акакий. Собутыльник Сурдефа, просто родственная душа чтобы выпить и после чудить.

Ну а ты на всё жалующийся и всем завидующий.

— Кстати, что там с заданием? Выполнили, провалили? А то, считай, после штурма, мы как команда и не действовали, ты вообще не появляешься. Наше присутствие здесь вообще имеет смысл?

Ну а что я тебе скажу? Что вы мне надоели по самое не хочу? Что Нирин уже забралась на высоту, о которой раньше и мечтать не могла. Что Сурдеф обещал Акакию столько, сколько в Камерии он никогда не увидит? Какая тут команда.

— Наверху сами не знают. Или не хотят рассказывать. Но война закончилась, а вместе с ней и причина нашего присутствия. Отвалит нам клан добычи и потопаем мы в сторону заката, — по тону командира можно было догадаться, что такое развитие событий ему не по душе.

Потеряться что ли по дороге? Никакого желания возвращаться в эту тоску.

— И потопаем мы половиной команды? Нирин с Акакием не вернутся в Камерию. И Фрея пропала.

— Ты прекрасно знаешь, какое у меня состояние после сражения. Хочешь, ты будь командиром. Что, не хочешь? Так-то!

Карат крайне вовремя прислал краткие психологические портреты на команду. Как там, "неуверен в себе, одинаково склонен как обижаться на мир и терпеть к себе несправедливость (чувствовать себя чистеньким и светленьким на его фоне), так и мнить себя единственным нормальным человеком. Ленив, не склонен к инициативе, командованию другими, взятию ответственности". Спасибо, неизвестный составитель, знаю теперь, как затыкать Базилевса одним предложением.

Подчинённый ушёл на выход. Туда ему и дорога. Аластар некоторое время размышлял над тем, что писать Карату кроме вопросов о судьбе Нирин. Пора или не пора писать, что Акакий стал собутыльником второго человека клана? Стоит ли готовиться к возвращению? В итоге командир полуразвалившегося отряда утомился и отправился на выход, ничего не решив.

Солнце клонилось к закату, город полностью оказался в тени. Пройдясь по улочкам, игрок начал понимать, что причина утомления имеет внешние причины: нечто нездоровое витало в атмосфере. Что-то неуловимо неправильное было, например, в движениях милой девушки, нёсшей на плече кувшин с водой.

Из-за угла выполз на четвереньках взрослый бот и с тяфканьем вцепился в сапог Аластара.

— Уйди, нечисть! — получив каблуком по носу, одержимый с собачьим скулежом скрылся между домов. Через несколько секунд он промчался по соседней улице, пытаясь догнать мяукавшую милую девушку.

По улице уже нёсся хоровод из намертво сцепившихся ботов и игроков. Как какофония становится пыткой для человека с тонким музыкальным слухом, так и Аластару, понимавшему язык тела, было больно смотреть на эти резкие, неестественные движения, перекошенные лица с постоянно жующими ртами.

В этом море безумия внимание Аластара привлёк островок здравого смысла — два человека в балахонах с посохами, чьи объёмные навершия были скрыты мешковиной, неторопливо двигались в сторону оазиса и мирно беседовали.

— Что здесь вообще происходит?

— Великий Каянак делится радостью с верующими этого города. Вообще, это происходит каждую весну, но этот праздник особенный.

— Непотребства при штурме города, — добавил второй. — Грязь требует стирки. Мне жаль всех, кто будет славить Каянака и благость его получит.

Надо бежать на выход, пока чего не произошло.

Аластар пытался запомнить разрисованные лица, интересные узоры на одежде, но разум затуманился, было просто больно осмысливать увиденное.

— А, почему вы не…

— Наш бог, — оба сложили руки в молитве и хором произнесли: несгибаемый абразивный кабачок, — не позволяет нам участвовать в этом познавательном мероприятии.

— Могу я с вами выбраться отсюда? Я просто не выдержу ещё раз эту метафизику.

Кто- то хлопнул Аластара по левому плечу, он обернулся, но никого не увидел. За это время двое с посохами просто исчезли. Кричащий хоровод потащил игрока вниз, в темноту. Рядом неизвестный игрок изо всех сил проклинал Эдельвейса: "Дикарь, город взять силёнок хватило, а кто примиряться будет, обряд проводить? Они же самоубьются без контроля! Сходил за хлебушком! И тело не бросишь, очнешься в выгребной