Комар - Виталий Руан

Мы же просто пошутили… — и парень, почувствовав что я немного ослабил хват, тут же попробовал перехватить мой ножик и встать на ноги. Я же в ответ вонзился зубами в его ухо. — Всё, всё! — заорал Белый. — Отпусти! Больно то как!

— А вы драться больше не будете? — очень вежливо процедил я сквозь зубы, всё ещё не отпуская его покусанное ухо. — Или мне его полностью откусить? — пускать в ход нож, я ясное дело не планировал.

— Не будем, не будем! — искренне заверил меня блондин. Я посмотрел на девчонку.

— Хм! — хмыкнула она и бросив мне мои сапожки, развернулась и пошла дальше по улице. Я немного оторопев, отпустил блондина и тупо смотрел как вся шайка, включая и державшегося за ухо Белого, тут же двинулась вслед за ней. Пройдя метров двадцать, девчонка обернулась в мою сторону и крикнула:

— Чего стоишь? Чай, не на сватанье. Догоняй давай! — и снова направилась к центральной площади. А за ней в припрыжку, и вся её свита.

Догнавшая меня и запрыгнувшая на плечо одноглазая белка, вывела меня из ступора. Тяжело вздохнув, я пустил её себе под рубаху и пытаясь на ходу одеть свои сапожки, отправился вслед за исчезающими за поворотом ребятами…

Глава 27

— Комар! — вовсю орали ребята у меня под двором.

— Я кататься, тётя Любава! — выкрикнул я выбежав из дома. И прихватив с крыльца деревянные санки, что есть сил заперебирал ногами по вновь выпавшему снегу.

— Шапку забыл! — вышла в след за мной, моя приёмная мать.

— Не нужно! Сегодня солнышко! Тепло! — ответил я, смеясь и толкаясь с бросившим в меня заранее приготовленными снежками, раздухарившимся Толстым. И мы всей нашей дружной компанией, побежали к крутой, исполосованной сотнями линий, заснеженной горе.

Полгода пролетело как один день. И у меня, с рождения лишь тем и занимавшимся, что боровшегося за свою жизнь, наконец то было настоящее детство! С весёлыми друзьями, играми и настоящими родителями. Которого я и в прошлой-то жизни, был лишён напрочь. И чтобы хоть как-то прокормить своих многочисленных братьев и сестёр, с ранних лет вынужден был зарабатывать, целыми днями горбатясь за гроши на разных, на тяжёлых роботах…

Приёмная мать, так удивительно похожая на мать родную, оказалась очень милым и заботливым человеком. И даже мою уродливую белку, сразу приняла как родную. Чего нельзя было сказать о волчице. И лишь эмоциональный рассказ отца о том, как я рискуя своей жизнью вступился за еле живое животное, заставил её смирится с присутствием хищного зверя в их доме. Где уже имелось, хоть и небольшое, но всеми любимое, милое создание. Постоянно требовавшая к себе повышенного внимания. И я, в первые месяцы хоть и был безвылазно занят налаживанием своей новой жизни, то сейчас у меня вполне хватало времени присматривать за новорождённой сестрой и поддержанием уюта в доме. Чем заслужил немалое уважение вновь обретённых родителей. Как впрочем, и доброй половины этого поселения. Которые почтительно кланялось, лишь завидев мою небольшую фигуру.

А всё из-за моей ненависти к доставшему меня ещё в юрте Мбека, вонючего дыма. Переночевав пару ночей в еле вмещающей нас каменной, очень сырой коморке с разведённым посредине очагом. Я с утра-пораньше заявил вновь обретённой семейке, что так дальше жить нельзя! И на встречный вопрос, что меня мол, паршивца этакого, здесь не устраивает? Я ответил, — что всё! Ведь даже за водой к речке, полчаса идти нужно было. Не говоря уже о ночёвке, практически на сырой земле! Кипы шкур с трудом хватало что бы кое-как согреться. И это осенью. А что будет зимой? Я даже боялся представить! Мне хоть и не привыкать жить на открытом воздухе, но даже в пещере, я умудрялся соорудить себе более или менее приличную подстилку из жухлой травы. А защищавшие меня от сквозняков тела моих молочных братьев и сестёр, то и вовсе создавали неповторимую атмосферу уюта. А у нас тут, кроме меня, ещё и маленькая сестрёнка имелась. Вдруг расхворается, — что тогда делать? И я махнув на глупо уставившихся на меня родителей рукой, в тот же день побрёл к занимавшемуся здесь лесом, невысокому крепышу Хвату. Хват, выслушав все мои претензии и хотелки, сказал что построить что-то более или менее нормальное, вполне можно. Но стоит это, очень и очень дорого.

Для начала новой постройки на сравнительно сухой, солнечное стороне городишка, нужно отстегнуть старосте невиданную суму, — аж целый золотой! А где ты его, возьмёшь-то? Плюс ещё один, что бы срубить лес, отесать, да положить сруб. И мой отец, волчатами от этой волчицы, как раз эти вопросы, возможно и хотел решить. Но простое увеличение жилплощади, от дырке в стене и очага посреди дома, а соответственно и едкого дыма, всё равно не избавит… А колодец у них хоть и имелся, но почему-то постоянно пересыхал. Несмотря на то, что кругом одни топи да болота. Вот и приходится к реке ходить.

Тут же достав два золотых, я дал их ошарашенному Хвату. Заявив, что пускай бросает все дела и уже прямо сейчас едет в лес за стройматериалом. И неплохо было бы, чтобы на этой неделе всё было готово, но только без дыры в стене. Лучше её в крыше потом сделать, для новой печи. А в стене оставить лишь небольшое окошко. Но как оказалось, никто из местных печи, не то что не делал, но и что это такое, тоже толком не знал. Однако, не всё было так плохо. И в поселении всё же имелся хороший гончар, и глины у него было, — целая гора. Вот туда я и отправился. А после, заглянул ещё и к кузнецу. В общем, мои припрятанные на чёрный день монеты из шаманского сундучка, исчезали с завидной скоростью. Но сложнее всего было договорится со старостой…

Услыхав о всех моих скромных планах по улучшению, нашей с сестричкой жилплощади, местные органы самоуправления, состоящие из главы стражи Чуба, писаря, кладовщика, четверых местных, явно зажиточных бородачей, а также старосты и его внучки, долго ржали над мелким просителем.

— Печь, колодец, и даже отхожее место в доме? — заливался Старик. — Ты малый, наверное мухоморов объелся? Кто же это всё тебе построит-то? — и только его внучка, что-то шепнув деду на ухо, внимательно меня слушала, лишь слегка улыбнувшись. — Ладно! Но где это Балун, денег сколько раздобыл? И почему с нами не поделился?

— Это мои деньги! — гордо заявил я, кладя последний золотой на стол этому крохобору. — Я сам всё построю! — и с