Последний конвой. Часть 3 - Виктор Романович Саморский

Вечер.

* * *

Я от удивления даже рот открыла. Заезжают прямо в лагерь наши доблестные охранники, из машин выпрыгивают, кучкуются, дым от сигареток к небу пускают как ни в чем не бывало. Наемники эмира тоже неподалеку сгруппировались, подойти и познакомиться не решаются, но видимой агрессии не высказывают. Стоят, лыбятся, меж собой новость перетирают.

«Та-ак, — думаю, — чудны дела твои Господи», — и сама у себя спрашиваю, — «Лидия Андреевна, ты вообще что-нибудь понимаешь?» — выдерживаю небольшую паузу, а потом сама себе же и отвечаю — «не-а».

Один из наших грузовиков подъезжает почти вплотную к импровизированному госпиталю, из кабины выскакивает санитар.

— Лидия Андреевна, — кричит издалека, — куда раненых сгружать?

— Под навес, — отвечаю, а у самой такие нехорошие предчувствия на душе.

— Я первую помощь оказал, — тараторит санитар, — но троих срочно оперировать нужно, или до утра не доживут.

А я только Ваську отпустила, он же бедненький уже с ног валится от усталости. О себе вообще молчу. Ашвани тоже куда-то запропастился. Сбежал стервец, не иначе.

— Ассистировать сможешь?

Тот равнодушно пожал плечами:

— Попробую.

Помощников Эмиссар выделил сразу четверых. Молча и деловито изъяли у меня носилки и принялись сгружать пострадавших. Много. Я даже пересчитывать не стала, только велела вскрыть еще один ящик с лекарствами. Тут уже не до экономии, самый что ни на есть черный день настал. Черный — пречерный, как злая африканская ночь.

— Ни фига себе…

Это санитар под навес заглянул, и поразился количеству больных.

— Да у вас тут серьезная заварушка была, я смотрю.

— Не то слово, — буркнула я недовольно.

Наклонилась над одним из «тяжелых». Из морячков. В сознании. Пуля глубоко. Внутреннее кровотечение. Бормочет что-то невнятно, все никак успокоиться не может.

— Ну чего тебе? — спрашиваю, — говори уже, не тяни.

— Лидия Андреевна, миленькая, — стонет моряк едва слышно, — вы простите меня, пожалуйста. Я ведь не со зла…

О чем это он бормочет, не пойму?

— Тогда… в лодке…

Секунду собираюсь с мыслями. Наконец, сообразила, о чем толкует. Молчу, перевариваю.

— Я боялся, что вы паниковать начнете. Во время высадки всякое бывает. Нужно человека чем-то озадачить. Руки, голову… занять… чтобы отвлекся и не думал об опасности. Поэтому я вас тогда воду вычерпывать заставил…

— Понятно, — отвечаю, — проехали. Кто старое помянет…

Вздохнул с облегчением и сразу потерял сознание.

— Вот черт, — щупаю пульс — нету. Остановка сердца. Да что же это такое?

— Куда собрался? — кричу прямо вслух, — а ну, давай обратно.

Начинаю делать СЛР*. Ору санитару:

— Дефибриллятор тащи, живо!

Десять минут мучаемся — все зря. Умер наш морячок. На душе сразу стало так тоскливо…

*СЛР — Сердечно-лёгочная реанимация.

* * *

Пока оперировали неотложных, Эльдар рассказывал все подробности сегодняшнего бесконечного утра и невыносимо продолжительного дня. Когда он замолк, у меня даже скальпель из рук выскользнул от усталости.

— Все, — говорю, — не могу больше. Нужен перерыв. Да и темно стало. Ни черта не видно.

Солнце совсем за горизонт ушло. Это сколько же сейчас времени? Часов восемь, может, и больше.

— Можно машину подогнать, — предлагает санитар, — верхний прожектор сюда направить. Светло как днем будет.

— Давай сам занимайся, — отвечаю, — справишься?

— Так точно!

Прибежал посыльный от Эмиссара, скороговоркой протараторил доклад. Быков немедленно требует список раненых и убитых.

— Подождет до утра, — нагло отвечаю, — или пусть выделяет специального человека для писарской работы и не отвлекает врача от своих прямых обязанностей.

Посыльный растерялся, ничего не сказал, развернулся и ушел. Видимо, в таком тоне еще никто с Эмиссаром не общался. Ну и черт с ними со всеми. Пусть думают, что хотят. Я что вам, железная? Весь день оперировать, а потом полночи списки составлять?

Ушла в машину, завалилась на заднее сиденье и вырубилась на полчаса. Ни вопли раненных, ни чужие разговоры, ни рев двигателей грузовиков не смогли мне помешать бессовестно дрыхнуть.

Разбудил Эмиссар лично.

— Лидия Андреевна, простите ради Бога…

— Что случилось? — подскочила я как ужаленная, — раненых привезли?

— Да нет, — вдруг смутился он, — вы нам срочно нужны на совещание как представитель администрации.

— Че-е-го? — я даже поперхнулась от неожиданности, — с каких это пор, Родион Сергеевич, вы врача записали в командный состав?

— Лидия Андреевна, — довольно сухо отрезал Быков, — немедленно прекратите балаган. Я вполне серьезен. Вы нам нужны.

— Даже не начинала, — буркнула я недовольно, — совещайтесь сами, а мне дайте поспать хотя бы пару часов. Я с ног валюсь от усталости, причем вашими же стараниями. В войнушку поиграть захотелось? Половину состава экспедиции угробили.

— Отставить! — Эмиссар от злости аж позеленел, — господин военврач, извольте принять вертикальное положение и немедленно следовать за мной. Это приказ! Все возражения — потом.

Уж коли до прямых приказов дело дошло, то шутки закончились. Значит, дело совсем дрянь. Ворчи — не ворчи, психуй — не психуй, а без тебя, Лидия Андреевна, отцы командиры ныне справиться не могут. Дальнейшее сопротивление железной воли Эмиссара вызовет только сильное встречное противодействие. Эдак за неподчинение можно вполне серьезно выхватить на орешки.

— Есть, господин полковник, — отчеканила я по-уставному. Очень хотелось заехать по скуластой небритой щеке, но сдержалась. С большим — пребольшим трудом удержалась. Чертов сапог! Никакой жалости к подчиненным, никаких манер. Тьфу на тебя!

— За мной, — скомандовал Быков и, не оглядываясь, зашагал к штабной машине.

Ладно, прогуляемся, послушаем последние новости из первых уст. Из самых что ни на есть первых и главных.

В броневике уже все сидели по своим местам и нас с Быковым дожидались. Забралась я в салон, огляделась — «мама родная», и вот тут только до меня и дошло…

Чекист погиб при обороне лагеря. Главному столичному профессору бандиты голову отрезали, чем-то он им не понравился. Помощник Быкова — Федя Шибарин, с тяжелейшим ранением лежит под навесом в коме.

Иными словами, командный состав экспедиции резко и значительно сократился. Эмиссар, собственной персоной. Его заместитель и по совместительству начальник охраны конвоя — Пауль Нойманн. Да прижухший, как осенний лист, одинокий аспирант Реввель, чьей обязанностью всегда было служить материальным дополнением к профессору Жмышенко, упокой Господь его душу.

Помощники и советчики у Быкова как на подбор. Один