Тайна имения Велл - Кэтрин Чантер

Все страховочные канаты были перерублены. Я, как одержимая, долгие часы проводила за поисками в интернете, словно всерьез надеялась на то, что если я зайду на бессчетное число ссылок, то среди миллиардов байтов информации смогу найти ответ, что же произошло той ночью. Я без компаса бродила по лабиринту бредовых идей и предположений. Я просыпалась и обнаруживала, что в полусне зашла на блог, который ведет безутешная мать из Японии: ее сына обезглавил самурайским мечом какой-то негодяй. Я заходила на электронную доску объявлений, содержащую сведения о жертвах преступлений в Аделаиде, Южная Австралия. На другом сайте размещено было более десяти тысяч фотографий мертвых детей. Сама не знаю, как заходила на такие сайты. Покинуть их, впрочем, было еще труднее. Я возвращалась снова и снова на посвященную памяти Люсьена страницу в социальной сети. Там была его фотография, сделанная в то время, когда он путешествовал вместе с Энджи: в русле пересохшей реки внук строил из камушков башню. На странице люди оставили более трех тысяч сообщений. Начав читать, я не могла остановиться. Очнулась спустя много часов. Лэптоп к тому времени разрядился, а я окончательно свихнулась.

Наконец я решилась взглянуть в глаза собственных демонов. Я вошла на сайт сестринства Розы, а оттуда перешла в блог сестры Амалии.

Молитесь за Избранную,ибо Иуда охотился на нее!Он притворялся, что служит ей!Он предлагал ей пищу, но морил голодом!Он протянул ей свою руку в браке,но оградил ее от тех, кто истинно ее любил!Как все мужчины, он притворялся, что обучает ее,а на самом деле желал покорить ее!Он говорил на языке наукии был глух к слову Бога!

Я кликнула на сообщение, написанное чуть раньше на той же неделе.

Сестры Розы! Не верьте пропаганде, которую читаете в прессе по всему миру. Пророков никогда не признают в родной стране! Власти постараются убедить вас в том, что Избранная виновна, но я знаю, мы знаем, что она любит так, как способна любить только женщина. Власти постараются убедить вас в том, что Роза приказала сестрам избавить Велл от мальчика, но я знаю, мы знаем, что только мужчина содержит в себе столько яда, что, целуя ребенка, может его убить. Молитесь, сестры Розы, чтобы Иуда Велла был изобличен!

До меня дошло, что речь идет о Марке. У меня в мозгу словно бы послышался его голос, когда накануне похорон муж сказал мне: «Не смогу жить с людьми, которые считают меня детоубийцей. – Голос его дрогнул. – Я любил Люсьена. Он многое для меня значил». Я боялась, что он может наложить на себя руки. А точно не наложил?

Я сидела словно завороженная изображением Велла на экране: мои руки сложены вместе и вода бриллиантами капает между пальцами. Мои глаза зажмурены в экстазе. Я это или все же не я? Виртуальная я. Версия меня. Я кликнула по ссылке «Мысли на сегодня», ожидая, что последняя запись будет датирована днем накануне гибели Люсьена, но мои записи, как ни странно, продолжались.

Пятница. Сестры! Я уверена в том, что мальчик, которого я любила, сейчас с Розой, а засуха в моем сердце тронута дождем!

Суббота. Почему матерям позволяют так сильно страдать? Ребенок, осиротевший из-за цунами, просит волны. Мальчик, потерявший сестру, которую погубила малярия, просит москитного комара. Овдовевшая жена, чьего мужа убила бомба, подложенная в автобус, просит политиков. Матери! К чему столько страданий? Я знаю, но хочу сказать каждой из вас: я тоже ведаю, что такое страдание! Я страдаю вместе с вами!

Воскресенье. Готовьтесь, сестры! Вскоре я обращусь к вам.

Дождь льет сильнее, чем когда-либо прежде! Готовьтесь, сестры, и ждите моего призыва!

Я не писала этой галиматьи. Я далеко не во всем была уверена, но в этом была категорична. Единственным человеком, который мог бы это написать, надев на себя мою личину, была сестра Амалия. Я достаточно много читала ее посланий, чтобы узнать ее стиль. Амалия всегда писала, злоупотребляя личным местоимением «я» и восклицательными знаками. Натянув на себя старую куртку, висевшую на вешалке в коридоре, я зашагала через поле, пока не добрела до одиноко стоящего дуба. Именно отсюда я впервые увидела сестер много месяцев тому назад. Сверху автофургоны казались мне бледными тенями гротескных овец, портящих мои пастбища. В фургоне сестры Джеки и сестры Евы горел свет. Я подумала, что сейчас они декламируют Песнь песней. Я подумала, что могу спуститься вниз и присоединиться к ним, ступить в тепло и почувствовать неприятный запах, образующийся при сжигании сжиженного бутана. Джеки заварит мне в кружке ромашкового чая. Ева подвинется на узкой скамейке, освобождая мне место. Ничего особо не изменилось. Мы поговорим. По-прежнему ли крепка их вера? Наверняка их крошечный рай зачах и прогнил так же, как мой собственный. Не исключено, что сейчас, сидя в своих клетушках там внизу, они планируют свой побег. Мой взгляд переместился на главный фургончик. Свет был не таким, как от свечи, а белым. Так светится монитор компьютера. Теперь я воспринимала сестру Амалию не как хранительницу, а как охранницу, направлявшую слепящий луч своей религиозной кампании в каждый уголок, где притаились женские сомнения и опасения. Я вдруг подумала, что, вполне возможно, она сейчас сидит и набирает на клавиатуре текст для «моих» «Мыслей на сегодня».

Единственным моим желанием было остановить ее. Я пустилась вниз по холму, набирая скорость и то и дело спотыкаясь. Я поскользнулась на мокрой траве, но быстро встала. Лодыжка болела. Я ощутила легкое головокружение. Но через секунду вновь бежала. Боль отдавалась в ногах. Я ворвалась в дверь «центра». Внутри была Амалия. Распущенные волосы зачесаны назад. Она полулежала в постели, опираясь на подушки. На коленях виднелся раскрытый лэптоп. Ночная рубашка большого, «мужского» размера. Пуговицы вверху не застегнуты, так что видны голые груди. Фотография, на которой мы вдвоем, прикреплена к стене рядом с Амалией.

– Рут! Ты пришла. Я знала, что ты ко мне вернешься.

Рассмеявшись, Амалия поднялась и ступила мне навстречу. Я же вскочила на кровать, сорвала фотографию и разорвала ее надвое, затем схватила лэптоп и запустила им о стол. Ударившись, лэптоп упал на пол. Соскочив с кровати, я схватила лэптоп и начала, как безумная, стучать по клавише «Delete».

– Убирайся! Убирайся! – визжала я.

В дверном проеме возникла фигура Евы. Руки ее метнулись к лицу.

– Что такое? – вскрикнула она.

– Вот это! – крикнула я, выдергивая страницы из принтера и комкая их. – В тебе дело!

Амалия стояла, вытянувшись. Лицо ее оставалось непроницаемым.

– В тебе дело, – повторила я, указывая на Амалию. – Ты лгунья и манипулятор!

– Кажется, я поняла, – спокойно произнесла Амалия. – Это из-за «Мыслей на сегодня».

– Этого я не писала, Амалия.

Та плотно закрыла за Евой дверь, по ее словам, для того чтобы не выпускать из фургона тепло и никого больше не потревожить.

– Сестры очень устали, – продолжила Амалия. – В духовном отношении это очень тяжелое время.

– Ну же! Признайся! Скажи Еве. Ты написала все это, сама состряпала…

– Нет, – произнесла Амалия тверже, но не громче. – Мы молились, Рут. Все мы молились, не только я. Ева подтвердит мои слова. Мы все. Мы действуем все вместе, сообща.

Ева уселась на откидную скамейку, стараясь поднять стол, а то он занимал слишком много места в тесном фургоне. Вот только я погнула петли, и теперь столешница висела, словно перебитое крыло. Она согласно кивнула:

– Мы молились, Рут. Ты молчала, и Роза начала говорить непосредственно с нами, с Амалией и со мной. Мы молились.

– Не понимаю, что вы несете, – возразила я.

Ева посмотрела на Амалию. Та кивнула, тогда Ева сказала, что сестры узнали, что Марк стал непреодолимой преградой. Никому из сестер не удалось встретиться со мной после смерти Люсьена. И дело не только во встречах. Они пекли мне выпечку каждый день. Они заливали чаи из целебных трав в бутылки и оставляли для меня. Эти чаи должны были помочь мне высыпаться. Джеки написала мне стихотворение, но сестры опасаются, что все это Марк просто выбрасывал.

– Где Джеки? – спросила я. – Она что, уехала отсюда?

– Ей нездоровится, – объяснила Ева. – После всего случившегося Джеки сама не своя. Все симптомы вернулись. Она бьется головой, режет себе руки, плачет по ночам… Обычно сестра Амалия приглядывает за ней в ее фургоне, дает корень ревеня, чтобы успокоить. Мы все молимся за нее, но лишний раз не беспокоим.

– А где Дороти?

– Отдыхает.

– Но вернемся к тому, что тебя беспокоит. – Амалия приблизилась ко мне и села на кровать с прямой, словно палка, спиной. – Мы также знали, что ничто из того, что ты хотела бы сказать нам, всем сестрам Розы, которые ожидали твоих посланий во всех уголках страны, не будет нам передано.