Булгаков и «Маргарита», или История несчастной любви «Мастера» - Владимир Колганов

«За два года до войны Бискупский полковником ушел в отставку. Он бросился в дела, основывал какие-то акционерные общества по разработке нефти на Дальнем Востоке, вовлек в это дело ряд бывших товарищей и, в конце концов, жестоко поплатился вместе с ними. Овдовев, он поступил в Иркутский гусарский полк и, быстро двигаясь по службе, в конце войны командовал уже дивизией. В Петербурге он попал делегатом в совет солдатских депутатов от одной из армий. Он постоянно выступал с речами, по уполномочию совета, совместно с несколькими солдатами, ездил для переговоров с революционным Кронштадтским гарнизоном и мечтал быть выбранным председателем военной секции совета. Как и следовало ожидать, из этого ничего не вышло. Выбранным оказался какой-то фельдшер, и Бискупский вскоре уехал из Петербурга».

Разочаровавшись в Советах, Бискупский надеялся получить желаемое от гетмана Скоропадского на посту командующего войсками Центральной рады. Ожидания так и не сбылись, потому что под натиском войск Петлюры гетману и его подручным пришлось срочно эмигрировать в Германию — эти события подробно и со знанием дела описал Михаил Булгаков в «Белой гвардии». Позже ходили слухи, что Бискупский продал японскому посольству принадлежавший ему участок земли на Сахалине и на эти деньги купил себе шикарную квартиру в центре Мюнхена. Согласно той же легенде, в 20-х годах на его квартире некоторое время скрывался от полиции Адольф Гитлер.

Однако ко времени прихода нацистов к власти Бискупский успел поиздержаться. Что уж тут говорить, если его жене в 1933 году даже пришлось обращаться к новым германским властям с просьбой о материальной поддержке — речь шла о возмещении за произведенный летом незаконный арест. Как ни странно, спасителю вождя нации отказали даже в незначительной сумме.

Генерал Бискупский, 1916 г.

Но в 1936 году отставному генералу повезло — не исключено, что Гитлер вспомнил об оказанной ему услуге и решил отдать долг. Так Бискупский стал директором «Русского национального управления» в Германии, сменив в этой почетной должности другого русского фашиста Сергея Боткина, бывшего дипломата. Вот, собственно, и все, потому что карьеры Бискупский, по большому счету, сделать не сумел, закончив жизнь в 1945 году.

И все же любопытно, какого рода особые услуги нужно было оказать будущему фюреру, чтобы стать впоследствии, к примеру, руководителями ПРО и РНСД?

Здесь самое время возвратиться на Большую Садовую, где до Октябрьского переворота жила семья дипломатов и священников Арсеньевых. В чем дело — станет ясно потом.

Как я уже писал ранее (см. «Дом Маргариты»), в начале Большой Садовой, как раз напротив шикарного особняка Шехтеля, располагался дом Арсеньевых, представителей древнего дворянского рода, основанного, как на Руси было принято, сыном татарина из Золотой Орды. Сергей Васильевич служил по дипломатическому ведомству, долгое время был Генеральным консулом России в Швеции. Вместе с ним в доме проживали его жена, Надежда Васильевна, и двое сыновей. Юрий служил коллежским секретарем в Московском окружном суде. А наибольшую известность получил Николай, религиозный философ и православный богослов.

Дед Николая, Василий Сергеевич, до самой смерти в 1915 году жил в том же доме. Христианский философ и мистик, горячо верующий и смиренно преданный сын православной церкви, он в тех же традициях воспитал и своих детей. Двое из пяти его сыновей стали священниками — один служил в церкви Святой Великомученицы Екатерины, другой — в храме Христа Спасителя.

Николай Сергеевич родился в Стокгольме, учился в Московском лицее имени Цесаревича Николая и на историко-филологическом факультете Московского университета. Находился под влиянием одного из основателей религиозного модернизма в России Сергея Трубецкого. С началом империалистической войны пытался пойти добровольцем на фронт, но был забракован из-за плохого зрения. Однако сумел добиться, чтобы его определили помощником уполномоченного Красного Креста. В сентябре 1916 года курсом «Мистическая поэзия Средних веков» Арсеньев возобновил свою педагогическую деятельность на историко-филологическом факультете Московского университета. Приход к власти безбожников-большевиков был встречен им крайне враждебно, что вполне естественно для религиозного философа, разделявшего политические взгляды правых октябристов. В дальнейшем свои симпатии он отдал Белому движению.

В 1919 году Арсеньева дважды арестовывали, но обошлось. Опасаясь очередного ареста, в марте следующего года он нелегально перешел польскую границу. После недолгого пребывания в Варшаве и Берлине обосновался в Кенигсберге.

Есть мнение, что будто бы после 1933 года «нацистские власти запретили ему заниматься преподавательской деятельностью» в «Альбертине», преобразованной в рейхсуниверситет. Однако сам Арсеньев в своих воспоминаниях никаких претензий в адрес властей не высказывает.

И вот обнаруживаю знакомые имя и фамилию в картотеке партканцелярии НСДАП. А в связи с этим возникают два вопроса. Как русскому, бежавшему из Советской России, доверили чтение лекций в рейхсуниверситете? И почему материалы на него находились среди документов НСДАП? Куда логичнее было бы завести досье в гестапо, что было сделано на другого религиозного философа, Ивана Ильина. Читал бы Арсеньев лекции по физике, это бы еще куда ни шло — вполне мог получить университетскую кафедру и в Англии, и в США. А тут ведь дело касалось идеологических проблем — нельзя же игнорировать властвующую идеологию при чтении лекций по философии и другим гуманитарным предметам. К примеру, в Советском Союзе в этом случае партбилет был так же обязателен, как и диплом о высшем образовании, даже при наличии ученой степени доктора наук. Логично предположить, что и Арсеньев каким-то образом доказал свою лояльность нацистскому режиму. А что, если Николай Арсеньев сотрудничал с НСДАП?

Предвижу возражения, что сотрудничество некоего Арсеньева с нацистскими властями ничего не значит. Да мало ли Арсеньевых проживало на германских землях в незапамятные времена! Готов согласиться даже с тем, что еще больше было Николаев. Но тут уж все сошлось словно бы одно к одному. Есть два возможных аргумента в пользу этой версии. Вот что писал Арсеньев:

«В эпоху величайших испытаний, пришедших во время большевистского террора и беспрестанного гнета, голода, арестов и ссылок, — моя мать некоторое время сидела вместе с моим отцом в большевистской тюрьме и там поддерживала его духовно».

Естественно, что любящий сын воспылал ненавистью к большевикам, которая и могла привести его к сотрудничеству с нацистами, — так поступила часть русских эмигрантов первой волны.