Тайна предсказания - Филипп Ванденберг

— Вам знакомо назначение этого прибора?

Леберехт кончиками пальцев взял научный прибор. Астрологические символы, фазы Луны и символ Солнца не оставляли никаких сомнений.

— Да, конечно, — ответил Леберехт, — с помощью этого диска можно вычислять движение светил. Но вы еще не ответили на мой вопрос.

Аббат Козьма взял у него прибор, а затем сухо произнес:

— Бренное тело нашего собрата было найдено сегодня утром на Виа Сабина, недалеко от входа в монастырь. Брат Лютгер пал жертвой преступления. В час смерти он держал этот диск. И вот что представляет для нас еще одну загадку: рядом с ним лежала бенедиктинская сутана, слишком узкая и длинная для него самого.

Что касалось сутаны, то ее происхождение Леберехт знал очень даже хорошо, однако счел более уместным промолчать. А вот астролябия была для него загадкой.

— Все мы грешники, — неожиданно заметил аббат Козьма, — да будет Господь милостив к его бедной душе!

Сложив ладони, Леберехт думал о том, что имел в виду аббат, но, будучи в большом смятении, не мог четко рассуждать. Единственное, что пришло ему на ум и при всей серьезности ситуации в известном смысле было комичным, — это мизинец святого Бенедикта, который Лютгер зашил в своей альбе. Торговля реликвиями была одним из самых прибыльных дел. Поэтому Леберехт справился о том, не искали ли в одеянии покойного брата Лютгера реликвию святого Бенедикта из Монтекассино. У аббата, который, похоже, не имел представления о миссии Лютгера, вопрос Леберехта вызвал явное беспокойство, и он принялся неподобающим образом обшаривать штаны своего собрата, пока не обнаружил что-то на уровне колен.

— Здесь что-то есть, я ощущаю это совершенно отчетливо! — воскликнул он и, вцепившись своими сероватыми зубами в шов, распорол его и достал золотую коробочку, хорошо знакомую Леберехту, поскольку раньше она служила хранилищем пресвятой крайней плоти.

Явление мизинца основателя ордена, казалось, тронуло аббата больше, чем кончина собрата, а коленопреклоненный монах прервал свои молитвы и упал ниц перед реликвией, так низко склонив голову, что она почти касалась пола. "Sancte benedicte, ora pro nobilis!"[85] — шептал он снова и снова.

В это время взгляд Леберехта был устремлен на разбитую голову Лютгера. Чувствовал он себя ужасно, и ему хотелось плакать; он потерял друга, пусть даже их дружба была противоречивой. Но слез не было.

Аббат Козьма взволновался, как апостол, которому явился Господь, и объявил, что к "Ангелус" реликварий будет выставлен в монастырской церкви для поклонения. На вопрос Леберехта, может ли он взять с собой перепачканную в крови астролябию, если она им не нужна, аббат ответил утвердительно.

Обратный путь Леберехт проделал бегом. Очертания домов расплывались перед его глазами; теперь он рыдал безудержно, как ребенок. Он упрекал себя за то, что расстался с Лютгером в ссоре, что не удержал его до утра. В темное время суток Рим кишел грабителями и убийцами, и сборщикам мусора приходилось каждое утро подбирать трупы, которые появлялись на улицах ночью.

Первой мыслью Леберехта было спросить совета у Альбани, но профессор уже покинул свой дом на Виа Джулия. От Франчески он узнал, что ее отец отправился в Сапиенцу. Недолго думая, Леберехт последовал за ним в университет, массивное здание с бесконечными коридорами, в котором, как и везде, где живет знание, витал резкий запах.

Лаборатория Альбани, астронома и астролога, находилась на верхнем этаже, под самой крышей. Широкие окна смотрели на север. Размеры помещения были немалые, но сотни приборов модели звездных орбит, карты, таблицы и глобус в человеческий рост, стоящий в центре, порождали неприятное ощущение тесноты, которое превосходила лишь гнетущая атмосфера, господствовавшая в этом таинственном царстве звезд.

Ученые, занимавшиеся естественными науками, арифметикой и медициной, не говоря уже о теологии, с недоверием и беспокойством наблюдали за небесным театром Альбани, и лишь угроза профессора рассчитать календарь на следующие десять лет так, что вознесение Христа и Девы Марии придется на один и тот же день, спасла его от инквизиции при Павле IV.

Когда Леберехт открыл дверь, его глаза должны были сначала привыкнуть к ученому хаосу, который, как любил говаривать Альбани, являл собой отражение сложного порядка, царившего во Вселенной и чудесным образом управлявшего движением планет. Потом он обнаружил за конторкой профессора.

— Чем могу быть полезен? — удивленно спросил тот, увидев Леберехта.

Леберехт протянул Альбани окровавленную астролябию. Тот отшатнулся.

— Откуда она у вас?

— Брат Лютгер мертв, — сказал Леберехт, не отвечая на вопрос профессора.

— Лютгер, наш спутник в путешествии? Не могу поверить! И Леберехт рассказал о происшествии на Авентине и о том, что Лютгер в час смерти сжимал эту астролябию. Альбани вытер ладонью лоб.

— Раздвоенный хвост дьявола! При чем здесь брат Лютгер?

— Как это "при чем"? Я не понимаю вас, профессор.

Альбани схватил Леберехта за рукав и потянул его внутрь одной из ниш лаборатории. Лишь теперь тот заметил, что они в этом хаосе не одни: полдюжины прилежных студентов занимались с различными объектами и таблицами.

— Послушайте, — начал Альбани, — за последние годы в Риме были жестоко убиты три астролога. Один, связанный по рукам и ногам, был сброшен со стены замка Святого Ангела; второй был опущен вверх ногами в Тибр, при этом в голове его торчало стальное копье; третий был найден на Пинции разрубленным пополам. Все трое имели две общих особенности: они занимались астрологией и рядом с их телами находили астролябии вроде этой.

— Так я и думал, — ответил Леберехт, глядя на прибор. — Но Лютгер не был астрологом, поверьте мне, профессор. Астролябия в его руках должна была, скорее всего, стать предупреждением или намеком на жестокого убийцу!

— Несомненно, все так, как вы говорите. Но что же могло сделать бенедиктинца столь опасным для определенных людей, чтобы они жаждали получить его жизнь? Вы знали его лучше, мой молодой друг. Есть ли у вас подозрения?

Леберехт не сводил глаз с большой астролябии — полого инструмента, состоящего из бесчисленных дисков, обручей, шкал и колец, на которых были изображены загадочные мифические существа: водяная змея с человеческой головой и руками и надписью "Aquarius", существо под названием "Capricornus" с передней частью козла и задней частью рыбы, а также стрелок "Saggitarius", направивший стрелу прямо в наблюдателя.

— Мы были знакомы десять лет, — ответил Леберехт, — можно сказать, довольно долгое время, но все же слишком малое, чтобы по-настоящему хорошо узнать человека. Лютгер был умным и рассудительным, он передал мне многое из своих знаний. В остальном же он вел своего рода двойную жизнь. Будучи бенедиктинцем, набожным и богобоязненным, Лютгер был также гуманистом и труды древних философов ценил выше Нового Завета. Лютгер говорил, что Господь наш рассмеялся бы от души, прочитай он Новый Завет, — если бы, конечно, его перевели на арамейский, ведь латыни Иисус, пожалуй, не знал. Лютгер вел монашеский образ жизни, но за стенами монастыря — и светский, хотя никогда об этом не говорил. Познакомился я с ним в кабаке, где собирались в основном художники. Он был одет как ученый. Почему с ним так поступили?

— Ночами, — осторожно начал Альбани, — по Риму ходят доминиканцы. Господам инквизиторам давно известно, что пользы для Церкви от них куда меньше, чем вреда, чинимого их позорными приговорами. Поэтому они учредили Secunda potestas,[86]тайную группу, объявившую войну критикам Церкви, которых называют еретиками. Именно члены этой группы и творят бесчинства по ночам.

— Но какой у Secunda potestas может быть мотив для убийства брата Лютгера?

— Возможно, он имел что-то такое, что для инквизиции было как сучок в глазу?

— Лютгер вернулся из Монтекассино и прятал в своей сутане реликвию, мизинец стопы святого Бенедикта, полученную в обмен на другую реликвию.

— Это не может быть причиной, побудившей инквизицию вынести смертный приговор. — Альбани почесал подбородок и задумчиво произнес: — А вы уверены, что этот бенедиктинец никогда не занимался астрологией?

— Абсолютно. Но почему вы спрашиваете, профессор?

— Смерть трех астрономов, конечно, не случайность. Я долго думал об этом и, прежде всего, о тех астролябиях, которые были найдены рядом с мертвыми.

— Для чего служит астролябия, если человек, конечно, умеет ею пользоваться?

Альбани повертел в руках залитый кровью прибор.

— С помощью этого прибора можно решать как астрономические, так и астрологические задачи, получать определенные данные и, если вы в это верите, предсказывать будущее. Вы ведь верите в астрологию?