Тайна предсказания - Филипп Ванденберг

— Но зачем было Микеланджело увековечивать это таким образом? — спросил Лютгер.

— Мастер не был другом Пап, девять из которых изводили и закабаляли его.

— De mortius nil nisi bene![84]

— Я не говорю плохо о Микеланджело!

— Я говорю о Папах!

Леберехт отмахнулся, словно хотел сказать: "Бросьте вы этих Пап!"

Брат Лютгер, выдержав паузу, продолжил:

— Что бы то ни было и о чем бы ни ведал Микеланджело, он унес свою тайну в могилу.

Леберехт потер лоб, а затем устало произнес:

— Поверьте, я уже голову себе сломал, думая об этом. С тех пор как я узнал об апокалипсическом знании мастера, меня мучают адские боли. — В голосе молодого человека звучало отчаяние.

— Но ведь ты знал об этом и раньше, из Astrum minax!

— Да, конечно. Но я думал так же, как и вы. Я исходил из того, что я — один из немногих на этой земле, кто знает об этом. Это дало бы мне ужасную власть и возможности, если вы понимаете, о чем я.

— Извини, не могу понять.

Леберехт медленно поднялся, обошел стол и опустился на стул рядом с бенедиктинцем. Потом направил на него пронзительный взгляд и сказал:

— Брат Лютгер, когда я выразил намерение сопровождать вас в Рим, я не открыл вам всей правды. Мы с Мартой должны были бежать от палачей архиепископа, это так, но одновременно я преследовал и другую цель…

Монах слушал речь Леберехта с большим любопытством; он видел яростные искры в его глазах и не ждал ничего хорошего.

— Я хочу, — продолжал Леберехт, — чтобы священный трибунал пересмотрел приговор в отношении моего отца. Чтобы посмертно ему была оказана та честь, которая подобает его памяти, понимаете? — Голос его зазвучал резко и требовательно.

"Господи Боже, — хотел было возразить ему Лютгер, — да твой отец уже десять лет как мертв, а священный трибунал никогда не слышал имени Адама Хаманна!"

Но монах промолчал; он понял, что Леберехт, одержимый своей идеей, будет бороться за честь отца, чего бы это ему ни стоило. Однако же Лютгер хорошо знал и то, как непреклонна папская инквизиция, которая за триста лет еще ни разу не пересматривала приговор.

— Я понимаю тебя, сын мой, — ровным голосом произнес Лютгер. — Я не отрицаю, что инквизиция скверно поступила с твоим отцом, но поверь мне, скорее Папа станет протестантом, чем священный трибунал отменит приговор еретику.

Леберехт встал; он казался смущенным и взбешенным, как ребенок, который не понимает, что происходит. Скрестив руки, он начал ходить взад-вперед за спиной Лютгера. Монах знал Леберехта как разумного и высокоодаренного человека, и все же теперь, слушая Леберехта и наблюдая за его мимикой, он спрашивал себя, что за перемена произошла вдруг в его подопечном. Или он с самого начала ошибся в характере Леберехта? Неужели вместо благородного духом человека, каким он до сих пор видел Леберехта, перед ним стоит вероломный сектант и преобразователь мира?

Внезапно, словно приняв мучительное решение, Леберехт подошел к Лютгеру.

— Возможно, вы считаете меня ослепленным, — сказал он, — но это ничего не значит, хотя именно ваше одобрение для меня очень важно. Во всяком случае я заставлю курию заново поднять дело моего отца.

— И как же ты хочешь это сделать? — Лютгеру с трудом удавалось сохранять самообладание.

— Ну, архиепископу была так дорога тайная книга Коперника, что он готов был выше себя прыгнуть и не только похоронить пепел моего отца, но и поставить ему надгробие, пусть и анонимное. Он действовал по поручению курии, правда, безуспешно, как потом оказалось. Ведь, обладая этой книгой, архиепископ и курия забыли бы обо всех своих обещаниях, а я ничего бы не добился.

— Леберехт, что ты собираешься делать? — Брат Лютгер разволновался не на шутку.

— Теперь, если вы поняли, безвредная комета, которая возвращается каждые сто лет, неся за собой светящийся звездный шлейф, превращена курией в особый знак. Именно это дало повод Папе и кардиналам, живущим в ожидании конца света, обжираться, пьянствовать и развратничать, поскольку каждый день может стать последним. Наверняка вы тоже знаете, какая власть кроется в книге Коперника, ведь ученый точнейшим образом рассчитал, когда Astrum minax столкнется с Землей.

— Я признаю твою правоту, но господа кардиналы курии и инквизиторы не воспримут это всерьез и арестуют тебя. У тебя нет доказательств проклятия Коперника. Единственное доказательство хранится в библиотеке на горе Михельсберг.

Тут возникла бесконечно долгая пауза, и Лютгер уже надеялся, что наконец-то убедил Леберехта. Но когда он взглянул на молодого человека, то увидел, что лицо его с правильными чертами разом, в одну секунду, превратилось в ухмыляющуюся гримасу, а глаза вспыхнули беспокойным и опасным светом, похожим на адский огонь.

— Это вы так думаете, брат Лютгер, а также ваш аббат, архиепископ, инквизитор и красные мантии курии! — торжествующе выкрикнул Леберехт. — На самом деле труд Коперника находится здесь, в Риме. Я, Леберехт Хаманн, сын Адама Фридриха Хаманна, которому Святая Матерь Церковь отказала в последней чести и лишила доброй памяти, привез эту книгу сюда!

При этом он пританцовывал, переступая с ноги на ногу, подобно фавну.

Лютгер воспринял это сообщение как удар обухом по голове.

— Это неправда, — пробормотал он. — Я не верю тебе, ведь это означает, что ты имел при себе книгу во время нашей совместной поездки… А я… я помогал тебе провезти ее через все границы.

— За это я вам благодарен! — прокаркал Леберехт и, вылетев из комнаты, исчез где-то в доме.

Лютгер думал, что тот принесет таинственную книгу, но Леберехт вернулся с облачением бенедиктинца в руках, которое так пригодилось ему во время бегства.

— Передайте аббату мою благодарность, — ухмыльнувшись, сказал он. — Все же путешествовать монахом куда надежнее.

Между тем к бенедиктинцу вновь вернулось самообладание, и он прикрикнул на Леберехта:

— Где ты спрятал книгу?

Леберехт пожал плечами.

— Там, где ее не рассчитывают увидеть даже всезнающие господа из курии.

— Ты обманул мое доверие, — тихо произнес монах. — Этого я от тебя не ожидал. Теперь в первую очередь заподозрят меня.

— Никто вас не заподозрит, — возразил Леберехт, — для этого вообще нет оснований. Я уверен, что на Михельсберге пока не заметили пропажи книги.

Брат Лютгер знал, что убеждать Леберехта вернуть книгу бессмысленно. И что теперь делать? Он взял монашеское облачение и встал. Ночь он собирался провести в монастыре на Авентине, а утром с оказией держать путь в республику Сиена или в герцогство Флоренция.

— И что ты намерен предпринять? — спросил Лютгер, уже уходя.

Леберехт промолчал.

Марта вышла, чтобы попрощаться с монахом. Она подала Лютгеру обе руки, вложив при этом ему в ладонь кошель с деньгами.

Окинув Леберехта долгим взглядом, брат Лютгер бросил кошель наземь и исчез в темноте.

Глава X

Убийство и соблазн

Враждебное прощание с Лютгером нанесло Леберехту более глубокую рану, чем могло показаться сначала. Ведь он многим был обязан бенедиктинцу: большей частью своего образования и в конце концов удавшимся побегом с Мартой. Поэтому на следующее утро Леберехт отправился в монастырь бенедиктинцев на Авентине. Он хотел помириться с Лютгером, даже если и не готов был открыть ему, где спрятана книга Коперника. От острова Тиберина, вниз по реке, мимо Санта Сабина и Санта Мария Леберехт добрался до входа в монастырь, где нес вахту бородатый монах.

На его просьбу побеседовать с братом Лютгером, если тот еще находится в стенах монастыря, привратник ответил молчанием, но потом появился в дверях и движением головы дал знак следовать за ним. Не обменявшись ни единым словом, они пересекли крытую галерею и приблизились к двери, находившейся на дальней стороне здания. Леберехт вошел.

Картина, представшая перед ним, едва не лишила его разума. Два монаха молились у ложа, окруженного высокими горящими свечами. На нем лежал Лютгер с перевязанной головой.

— Господи! — прошептал Леберехт и прижал обе ладони ко рту. — Что случилось?

В то время как один бенедиктинец, не обратив внимания на вопрос Леберехта, шевелил губами в молитве, другой повернулся к нежданному посетителю и спросил:

— Кто вы и какие дела у вас с нашим братом?

Леберехт объяснил, что он приехал в Рим вместе с Лютгером и что их связывает многолетняя дружба с тех пор, как монах обучал его древним языкам и греческой философии.

— Но что случилось? — повторил Леберехт более настойчиво.

Бенедиктинец, который представился как аббат Козьма, не ответил на вопрос. Он подошел к стулу у голой боковой стены, на котором лежал перепачканный кровью предмет из меди. Дискообразный предмет состоял из нескольких концентрических окружностей с путаницей из цифр и астрологических символов, как у астролябии. Аббат протянул ему окровавленный диск и спросил: