Эйнемида III. Надежда на весну. - Антон Чигинёв

до тебя, Эшбааль, твоя должность уже занята и человеком достойным. Назначу-ка я тебя влачить груз моих забот, ведь он так тяжек.

– Владыка, я... – не поверил своим ушам Эшбааль.

– Ты часто давал добрые советы, но к ним не прислушивались. Твой предшественник оказался изменником, и я его наказал, а ты теперь исправишь его ошибки. Служи как подобает и будешь вознаграждён, я верность не забываю.

С этим многие из присутствующих могли бы поспорить, но желающих отчего-то не сыскалось.

– Диоклет, Клифей, мои храбрые воины, – царь наконец добрался до выстроившихся рядком эйнемских командиров. Не было только Медиона, который, оставаясь с отрядом на квартирах, даже не успел толком понять, что произошло, о чём сейчас, наверное, даже жалел. – Вас без вины заточили в тюрьму, но я – царь справедливости, и эта ошибка будет исправлена. Дарую каждому из вас по таланту золота и по двенадцать искусных рабов. Диоклет, что с глазом?

– Вытек, повелитель, – Диоклет отмылся и, по обыкновению, вырядился в самые изысканные одежды. Только следы побоев на лице и скрывающая вытекший глаз повязка напоминали о двухнедельном заточении. Клифей выглядел не менее потрёпанным, но, хотя бы, глаза целы.

– Печально... – покачал головой царь. – Писец, запиши: «Выдать из казны сапфир, величиной с перепелиное яйцо». Да чтоб хорошо огранённый. Видеть им, конечно, нельзя, зато смотреть на него приятно. Ты доволен царской справедливостью?

– Да, повелитель, – чуть склонил голову Диоклет.

– Хорошо. Ну а теперь, самое главное. Или вы думали, что я забыл о тех, кто спасал моё царство, пока другие бездействовали? Эн-Нитаниш, Нефалим и Энекл, вот добрые слуги, и они не останутся без награды. Вас двоих я уже одарил и одарю ещё, ну а ты, Энекл, чего хочешь ты?

– Я, владыка... – растерялся от неожиданности Энекл.

– Наш друг Энекл собирается нас покинуть, он скоро отплывает в Эйнемиду, – благодушно улыбаясь, сообщил Нефалим.

– Вот как, – поднял бровь Нахарабалазар. – А почему? Ты чем-то недоволен? Теперь всё будет по-другому.

– Я не видел родную землю пятнадцать лет, владыка, – почтительно ответил Энекл. – Пора мне домой.

– Понимаю. Что ж, тогда тебе нужно золото. Дарю тебе шесть талантов – не волнуйся, Мал-Элай, мы у Сарруна и его сообщников столько взяли, что казна не пострадает, – вокруг рассмеялись, улыбнулся даже сам старик-казначей. – Так, что ещё... Кадуллу, сведи Энекла с царским скупщиком. Если он захочет продать дом или рабов, пусть дадут хорошую цену. Пусть также выдадут ему царский знак. Если ты, Энекл, покажешь его в Хирабе или другом порту, начальник гавани подберёт тебе лучший корабль. Прикажи прикрепить этот знак к мачте, и все будут знать, что твой корабль под защитой царя мидонян. Ну что, доволен?

Энекл тотчас рассыпался в благодарностях. Шесть талантов, да накопленное, да ещё за продажу дома – он вернётся в Эфер богачом, не хуже самого Эрептолема! А с царским знаком на мачте плыть можно спокойно, точно дома в бассейне. Ни один пират не будет настолько глуп, чтобы нанести личное оскорбление владыке Мидонии, а нападение на корабль под царским знаком будет расценено именно так. Близился день, которого Энекл ждал все пятнадцать лет, с того самого часа, когда эферский берег исчез в голубой дымке над горизонтом.

– У меня есть для вас ещё одна весть, – торжественно сообщил царь. – У Ниры, первой из моих наложниц, не наступили в срок нечистые дни. Сегодня жрец осмотрел её и подтвердил, что причина этому самая радостная, так ведь Алум-Балу?

Пожилой жрец в зелёном, энум храма Марузаха, многозначительно кивнул.

– О, владыка земель и народов, это можно утверждать совершенно точно: та, которую ты почтил своим священным вниманием, в тягости.

Радостные возгласы придворных, казалось, обрушат своды дворца. Каждый стремился выразить своё счастье погромче, да так, чтобы царь это непременно заметил. Довольный Нахарабалазар сиял, как свежеотчеканенный золотой.

– Совершенные благосклонны к тебе, владыка! – воскликнул глава мидонийских жрецов, иллан Элкилу. Энекл недавно получил приглашение на свадьбу его племянницы с Эн-Нитанишем. – Это наилучшее время для зачатия! Велика возможность, что дитя родится в Лучший день!

Нахарабалазар приосанился и расцвёл ещё больше. Лучшим мидоняне называли день, в который родился основатель их царства, непобедимый Хазраддон. Если в этот день рождался сын царя, его, вместо обычного царского имени, нарекали Хазраддоном и считали, что его осенил дух Отца Мидонии. За всю историю, таких царей было двое, и оба прославились как великие правители. Простолюдин, которому посчастливилось родиться в Лучший день, с самого первого крика становился жрецом храма Хазраддона и уже никогда не ложился спать голодным, если же в этот день рождался сын раба, он получал свободу и особое клеймо на плече, дабы никто не смел сделать его рабом даже за самое тяжкое преступление.

– Это большая радость для Мидонии! – воскликнул царь. – И мы отметим её пиром завтра же! Не волнуйся, Мал-Элай, за всё уплатит Саррун!

За смехом, поздравлениями и славословиями, его появление осталось совсем незамеченным. Неприметный молодой человек в синем платье гонца царской почты протолкался сквозь плотные ряды придворных, и смех застывал на губах при виде его скорбного лица, запылённой одежды и свалявшихся от пота волос. Завидев царя, он повалился на колени, с глухим стуком ударив лбом об искусно выложенный мелкой кахамской плиткой пол.

– Повелитель шести частей света! Щит и надежда народа, укротитель сильных и опора слабых! Вели мне говорить!

– Говори, – благодушно разрешил Нахарабалазар. – Откуда ты? Какие вести?

– Я с востока, владыка... – запинаясь пролепетал гонец. – Беда господин... Плоскоземельцы в Мидонии, десятки тысяч... Была большая битва... Это война!

Повисло гробовое молчание, и в мёртвой тишине гулким колоколом прозвучал голос Эшбааля.

– Мой сын Нурал, что с ним? – спросил он негромко, и, не дождавшись ответа, вскричал страшным голосом. – Где мой сын?! Где он?!!

***

Когда отгремела битва, что случилась на холмистой равнине у города Тинаш-Тиллу, многочисленные хронисты, толкователи Учения и жизнеописатели, следовавшие за войском Плоской Земли, развернули жёлтые пергаменты, разровняли глиняные таблички, зачистили добела деревянные дощечки и записали: «...никогда прежде Указующий прямой путь, Даритель света Учения не был столь близок к поражению».

Их было немного, защитников восточных рубежей великой Мидонии. Они были плохо накормлены, грязны, дурно вооружены. От них густо пахло дешёвым мутным пивом и мочой, но это