Паразиты - Морье Дю

Мария зашла в соседнюю ложу за Кэролайн, и Найэл с пледами, пеленками и рожками в руках повел ее вверх по лестнице в свою смешную квартиру под самой крышей театра.

- Ну что ты об этом думаешь? - спросил он Марию.

- О чем?

- О ревю.

- Не знаю. Я по-настоящему и не смотрела, - ответила Мария.

Найэл взглянул на нее, но ничего не сказал. Он все знал. Всегда. Он налил ей выпить, зажег спичку и дал прикурить, но минуты через две Мария отшвырнула сигарету - она никогда много не курила. Он усадил ее в кресло... сиденье продавлено, пружины разбиты и нашел стул, чтобы она положила на него ноги. Закутанная в пледы Кэролайн спала на его кровати. Соска свисала у нее изо рта.

- Почти семь часов, - вздохнула Мария. - Уже несколько часов она не брала рожок.

А еще пеленки. Что делать с пеленками? Она протянула руки к Найэлу, он подошел и опустился рядом с ней на колени. Она подумала о гостиной в стиле регенства в ее ричмондском доме, небольшой, строгой, изысканной. Рядом с ее креслом лежит наготове вечерняя газета. В камине пылает огонь. Горничная все прибрала и задернула портьеры... Здесь, в комнате Найэла под крышей театра, занавески еще не задернуты.

С Шафтсбери Авеню* к голым, глядящим в пустоту окнам поднимался шум машин, а внизу по тротуарам спешили проходившие мимо люди; некоторые направлялись в метро на Пиккадилли, другие торопились на встречу с друзьями, чтобы вместе побродить по городу. Во всех театрах зажигались огни. "Лирический театр", "Глобус", "Театр Королевы", "Аполлон", "Парнас"... По всему Лондону во всех театрах зажигались огни.

- Дело в том, - сказала Мария, - что мне не следовало выходить замуж.

- Замужество не должно слишком отразиться на тебе, - сказал Найэл. - Ты можешь делать два дела одновременно. Всегда могла. Даже три.

- Наверное, да, - сказала Мария. - Наверное, могу.

Они боялись разбудить Кэролайн и поэтому разговаривали шепотом.

- Чарльз хочет переехать поближе к Колдхаммеру, - сказала Мария. - Что тогда? Я не могу жить в Колдхаммере.

- Тебе надо будет снять квартиру, - сказал Найэл. - Приезжать в Колдхаммер на выходные. Он слишком далек, чтобы каждый день ездить туда и обратно.

- Я уже думала о квартире. Но поможет ли она? Не будет ли Чарльз против? Не разобьет ли это нашу семейную жизнь?

- Не знаю, - ответил Найэл. - Я не знаю, что делают в таких случаях женатые люди.

В здании напротив вспыхивали все новые огни, посылая в темную комнату разноцветные полоски света. На углу улицы газетчик выкрикивал: "Последний вечерний выпуск, последний вечерний выпуск!" По проезжей части с гулом тек нескончаемый поток машин.

- Надо возвращаться, - сказала Мария. - Я с ума сойду, если не вернусь.

- Чарльз будет смотреть на тебя из ложи, - сказал Найэл. - И страшно гордиться тобой. Станет вырезать из газет и журналов все рецензии и наклеивать их в альбом.

- Да, - сказала Мария, - но он не может заниматься этим всю жизнь смотреть на меня из ложи и наклеивать в альбом всякую чепуху.

Зазвонил телефон. Мягким, мелодичным приглашением. Он пробудил Кэролайн от наркотического сна, в который ее погрузила соска.

- Он часто звонит, - сказал Найэл. - Я никогда не снимаю трубку. Всегда боюсь, что какая-нибудь зануда хочет пригласить меня на обед.

- А если бы это звонила я? - спросила Мария.

- Сегодня это невозможно. Ты здесь, - сказал Найэл.

Телефон продолжал звонить; Найэл протянул руку за одной из пеленок Кэролайн и набросил ее на аппарат. Бросок был на редкость метким. Пеленка словно сама повисла на трубке.

- Мы пообедаем в Кафе Ройял, - сказал Найэл. - Место довольно приятное, и меня там все знают.

- А Кэролайн?

- Мы возьмем ее с собой. А потом я отвезу вас домой.

Телефон, замолкший после того, как на него набросили пеленку, снова зазвонил.

- Этот звук навевает покой, я не имею ничего против него. Тебя он не беспокоит? - И Найэл подложил под спину Марии еще одну подушку.

- Нет, - сказала она, протягивая к нему руки. - Пусть звонит.

Глава 18

Селия опустила телефонную трубку и тут же почувствовала себя эгоисткой. Впервые она отказалась сделать что-нибудь для Марии. Она обожает малышку, для нее нет ничего более приятного, чем съездить в Ричмонд и провести с ней день. Но издатель, Папин знакомый по "Гаррику", как нарочно, именно сегодня пригласил Селию зайти к нему с ее рассказами и рисунками, и было бы невежливо просить его перенести встречу.

Скорее всего он не стал бы возражать, для него это не так уж важно. Но у него так много дел, и если он взял на себя труд встретиться с ней, то лишь из любезности, лишь потому, что она дочь Папы. Нет, не пойти было бы просто невежливо.

Но даже если бы не свидание с издателем, Селия едва ли смогла выбраться в Ричмонд. Папа был нездоров. Ему нездоровилось всю последнюю неделю. Он постоянно жаловался на боли. То в голове, то под коленом, то в пояснице. Врач сказал, что с тех пор, как он больше не поет, он стал слишком много курить. Но разве от курения бывают боли? Папа уже несколько дней не был в своем клубе. Он бродил по дому в халате и ни на минуту не желал оставаться один.

- Моя дорогая, - звал он, - моя дорогая, где ты?

- Я в малой гостиной, Папа.

Селия прикрывала промокашкой рассказ, который писала, и прятала под книгу карандашный рисунок - сочинительство и рисование были для нее чем-то сугубо личным, потаенным и сокровенным. Когда вас неожиданно застают за тем или другим, то это все равно как если бы прервали вашу молитву или застали врасплох в ванной.

- Ты работала, дорогая? Я не стану тебе мешать.

Папа устроился в кресле у камина со своими книгами, газетами и письмами, но от самого его присутствия в комнате что-то изменилось. Селия уже не могла сосредоточиться. Из мира грез и уединения она вновь вернулась в мир повседневной реальности. Вновь стала Папиной дочерью, которая сочиняет сказки. Она смутилась и не в силах совладать с внезапным приступом застенчивости, закусила кончик карандаша. Но утраченное настроение не возвращалось. Время от времени Папа кашлял, шевелился в кресле и перелистывал страницы "Таймс".

- Ведь я тебе не мешаю, дорогая, не так ли?

- Нет, Папа.

Она склонилась над столом, делая вид, что работает, но минут через пять встала, потянулась и сказала:

- Пожалуй, пока хватит. - Собрала свои бумаги, карандаши, ручки и положила их в ящик.

- Кончено? - с облегчением проговорил Папа и бросил "Таймс" на пол.

- Да, - ответила Селия.

- Я все думаю о пилюлях, которые прописал Плейдон, - сказал Папа. По-моему, они мне совсем не подходят. Последние два дня у меня еще сильнее стала болеть голова. Что если мне еще раз проверить глаза? Может быть, дело в них.