Океан. Выпуск одиннадцатый - Николай Ильин

— Днем тридцать первого декабря я принес фюреру первое сообщение о действиях немецкой эскадры, — продолжил свой рассказ Кранке. — В сообщении, переданном штабом руководства войной на море, говорилось: «Находящаяся вблизи каравана наша подводная лодка доносит: «Тяжелые крейсера «Лютцов» и «Хиппер» вступили в бой с охранением конвоя, потопили его и сейчас атакуют транспорты».

«Прекрасно, Кранке, — сказал Гитлер, потирая руки. — Держите меня в курсе всех новостей».

Чуть позже командир той же лодки передал второе короткое, но достаточно выразительное сообщение: «Я вижу только красный цвет!» Мы с Путтхамером немедленно доложили его фюреру.

Новогодняя ночь выдалась морозной и ясной. Мягкий лунный свет обливал покрытые снегом кроны могучих деревьев, и от них на аллеи падали длинные тени. Синевато мерцали под луной заснеженные поля. А дальше чуть в темноте угадывались поросшие лесами склоны Альп. Вдоль дорог, ведущих к Берхтесгаденскому замку, горели разноцветные лампочки иллюминации. Они выхватывали из темноты то стоящую на постаменте бронзовую статую, то край массивной скамьи, то четкий заячий след на снегу. Было тихо и торжественно.

К парадному подъезду замка, сопровождаемые охраной, одна за другой подкатывали длинные черные машины. Высшие сановники рейха Гиммлер, Риббентроп, Геббельс, любимец фюрера министр военной промышленности Шпеер прибывали в ставку, чтобы поздравить рейхсканцлера с наступающим Новым годом.

В огромной, отделанной зеленым мрамором столовой стояла украшенная игрушками и фонариками елка. Фюрер лично встречал у входа прибывающих гостей. На нем был черный фрак с накрахмаленной манишкой. Еще издали было заметно, что у него великолепное настроение. Он был радостно возбужден.

«Достигнута приятная неожиданность, — рассказывал Гитлер каждому входящему. — Потоплен большой конвой, идущий в Россию. Сегодня же, в новогоднюю ночь, мы сообщим эту новость немецкому народу».

В большое, во всю стену, окно столовой виднелись огни, горящие вдоль аллей. Официанты обносили гостей бесчисленными блюдами с яствами: гуси, оканшванцензупе (студень из бычьих хвостов), молочные поросята, жареные голубые карпы — блаункарпфен. Для вегетарианца фюрера специальные салаты. Даже в новогоднюю ночь он не пил ничего, кроме вишневого сока.

«С Новым годом! — поднялся Геббельс, держа хрустальный бокал в маленькой руке. — Это будет год нашей окончательной победы! Зиг хайль!»

В камине полыхали, потрескивая, поленья, распространяя смолистый аромат и отбрасывая на потолок скачущие тени. Фюрер и его соратники толковали слова последнего сообщения: «Я вижу только красный цвет!»

Гиммлер был убежден, что такая фраза не может означать ничего другого, как то, что потоплен целый караван с военными грузами.

«Это большой успех, мой фюрер», — вторил «железному» Генриху Риббентроп.

«Спросим лучше у моряка, — предложил Гитлер. — Кранке, что означает «вижу красный цвет» на языке подводников?»

«Я думаю, мой фюрер, что на всех языках это означает одно и то же — гигантский пожар».

«Спасибо, Кранке. В таком случае, друзья, я поднимаю тост за успех наших доблестных моряков».

Сейчас, в такую ночь приятно кружилась голова, никому не хотелось думать о неудачах на Восточном фронте, об окружении шестой армии Паулюса, о контрнаступлении русских. С минуты на минуту поступит доклад из штаба руководства войной на море с подробностями боя.

В столовую широко распахнулась дверь, и вошел хор малышей. Мальчики в коротеньких штанишках, с длинными, как у ангелочков, волосами, девочки в голубых шелковых платьях до щиколоток и белых туфельках. Чистыми и звонкими голосами они трогательно запели рождественскую песнь «О, Танненбаум»:

Елочка, елочка, как зелены твои ветви.Ты зеленеешь во все времена года — зимой и летом…

Но ожидаемого сообщения почему-то все не было и не было. Первым не выдержал фюрер.

«Кранке, почему нет никаких известий от кораблей? Узнайте, в чем дело», — раздраженно обратился он ко мне.

«Эскадра идет обратно, — доложил я через несколько минут, связавшись с дежурным адмиралом из штаба руководства войной на море. — Но должна хранить полное радиомолчание».

На какое-то время мое разъяснение успокоило нетерпение фюрера. Действительно, зачем дразнить томми с их мощным флотом и открывать свое место?

Кранке передохнул, пододвинул Больхену коробку с табаком, закурил сам. Потом продолжил:

— Массивные и тяжелые, как и все в этом замке, часы на стене отбили два часа ночи. Теперь Гитлер лично запросил штаб руководства войной на море. Но там по-прежнему ничего не знали и ждали сообщений.

Я ушел к себе, но спать не ложился. Чутье подсказывало мне, что с атакой конвоя что-то не так. Капитан 1 ранга Путтхамер безотлучно находился в приемной. Томительно долго тянулись бессонные часы. Давно разъехались гости. Наступило первое утро нового, 1943 года. В огромном незашторенном окне забрезжил тусклый зимний рассвет. Гитлер пытался уснуть, но так и не сомкнул глаз. Дважды он запрашивал Берлин. Морское командование будто воды в рот набрало. «Сообщений от командующего эскадрой вице-адмирала Кюмметца пока нет». Вот и весь ответ.

Гитлер включил специально для него изготовленный фирмой «Телефункен» большой приемник. Вспыхнула шкала. Послышался треск разрядов. Он повернул ручку настройки — и в эфир внезапно ворвался ликующий голос лондонского диктора: «Передаем сообщение британского адмиралтейства. Большая победа над превосходящими силами врага. Вчера на рассвете немецкая эскадра в составе «карманного» линкора «Лютцов», тяжелого крейсера «Хиппер» и шести эскадренных миноносцев совершила нападение на слабо защищенный караван «IW-51B», следовавший с грузом в Мурманск. Бесстрашная атака наших эсминцев под командованием кептена Шербрука заставила врага отступить. Весь караван благополучно, без потерь, достиг места назначения. Один эсминец врага потоплен. Крейсер тяжело поврежден. Адмиралтейство сожалеет о потере эсминца «Акейтес».

Короткая пауза — и из приемника полилась бравурная музыка марша. Несколько минут, застыв, Гитлер стоял около приемника. Какое-то оцепенение овладело им. Слова сообщения еще не полностью проникли в его сознание. Только постепенно смысл услышанного стал доходить до него. Теперь он не сомневался в правдивости сообщения английского радио.

«Путтхамер! — позвал он своего адъютанта. — Вы слышали, что они передали?!»

Ах эти лгуны-адмиралы, эти хвастливые негодяи, эти бабы в шитых золотом мундирах! До сих пор они ничего ему не сообщили, врут о радиомолчании, а он, глава государства, должен узнавать об их провалах от английского радио! Дрожащими руками Гитлер снял трубку телефона и потребовал срочно соединить его с командованием военно-морского флота в Берлине.

«Я приказываю сейчас же связаться с кораблями по радио и немедленно сообщить, что произошло. Что?! Радиомолчание? Плевать на радиомолчание! Меня не интересует, что скажут ваши адмиралы! — Голос его тоже дрожал. — Да, сию же минуту».

«Связи с кораблями из-за плохой погоды нет», — доложили из Берлина.

«Связи нет? — Гитлер швырнул телефонную трубку. — У них нет связи! — исступленно шептал он. — Все время нет связи. Обманывают меня, как ребенка. Где Кранке? Где он?»

Едва я успел переступить порог кабинета фюрера, как он закричал:

«Пригласите ко мне Редера немедленно! Больше я ничего знать не хочу о ваших кораблях! Их нужно срочно затопить или разрезать на металл! Да, да, не возражайте! Я решил окончательно и приказываю сообщить в штаб мое решение. Они только позорят меня перед всем миром. Их строительство оказалось бессмысленной тратой материалов, денег и людей».

Гитлер в ярости буквально метался по своему кабинету.

«До сих пор, мой фюрер, это была для Германии дешевая война на море», — решился я осторожно вставить слово.

«Что?! — снова взвился Гитлер. — Замолчите, Кранке! Одна подводная лодка с четырьмя десятками людей топит больше, чем все ваши хваленые корабли со своим мощным вооружением. Прав был Дениц, когда убеждал меня направить больше средств и усилий на строительство подводного флота. Успехи его «волчьих стай» видны всем. Что потопил ваш «Адмирал Шеер» в августе? Чего добился надводный флот за последнее время? Молчите? Я повторяю: все большие корабли должны быть затоплены. Германия не намерена больше содержать эти дорогостоящие игрушки. Пригласите ко мне Редера».

Мне не оставалось ничего другого, как молча кивнуть и выйти. За время своей службы в ставке я понял, что если фюрер что-нибудь решил, спорить с ним бессмысленно…

Кранке замолчал, обеспокоенно посмотрел на Больхена.