Волчья свадьба. Книга 1 - Натали Лавру

      Я присвистнула.

– Ух ты! А скольких здесь убил ты своими руками?

– Нравится?

– Нет. По мне так лучше ломать шеи тем, кто нападает на меня, превращаться из жертвы в палача. А когда шестёрки приносят трофеи – это тухло. Так из них лично ты никого не убил?

– А ты не так проста, как кажется, – уже без насмешки отметил он. – Я убил двоих: это мои родители, там, в середине. Осторожно, эти головы ещё способны убить…

– Единственный, кого они хотят убить, – это ты.

– Хе-хе, мертвецам всё равно, кому мстить.

      Почему-то эти слова особенно запомнились мне, на протяжении дня они ещё не раз звучали в моей голове. Будь у меня в руках дневник, я бы тут же записала за ним эту фразу, даже не пожалела бы указать подлинного автора данного высказывания.

– Ты живёшь здесь один?

– Ещё охрана и слуги.

– Да не волнуйся ты, я не заинтересована в твоей смерти, иначе я уже прикончила бы тебя… в твоём стиле. По-моему, ты не совсем в форме, тебе надо почаще превращаться…

      Последние фразы разозлили его. Он начал звереть. Но не полностью, он застыл в пограничном состоянии, как если бы был в большом мире. Это немало удивило меня.

      В два прыжка он достиг меня и повалил на пол. Он рычал и клацал нездоровыми зубами, зловонная слюна забрызгала мне лицо и одежду. Более отвратительного оборотня я не видела никогда. Он был именно не страшный, а отвратительный. И меня пугало то, что я ещё не до конца поняла, в чём он по-настоящему страшен. Возможно, в том, что все вокруг него были пешками, он никем не дорожил, он был с молодости одинок, гибель Ларисы, невесты, так изуродовала его. Загадкой для меня оставалось то, чем он смог запугать абсолютно всех. Что такое было известно охотникам?

      Повреждений я не получила, его гнев прошёл довольно быстро. Да, он тоже мог превращаться по первому желанию, как говорила мама.

– Вау! – произнесла я опять весёлым голосом, будто бы уверенная, что это было безобидным трюком. – Как ты это сделал? Я не знала, что так можно! Научи?

      Старик не стал давать инструкции, как он это делает; на его мерзком лице рисовалась столь же неприятная гримаса, а ещё он никак не мог преодолеть одышку и покрылся испариной.

      Становилось всё труднее вести себя непосредственно: он, как вампир, выкачивал из меня энергию. Так странно: я видела, что его век кончается, несмотря на то, что при других обстоятельствах он мог бы сохранить больше здоровья, чем имел сейчас. Я пыталась мыслить логически, связывала ранее известные факты с сиюминутными наблюдениями. Что, если транквилизаторы, которыми его кололи долгие месяцы, а может, и годы, подействовали так? А также яд… Вполне возможно.

– Только от жизни, от жизни собачьей… собака бывает кусачей. Ты бы мне не сказал, да?

– Чего не сказал? – раздражённо гаркнул он.

– То, чем тебя пичкали, отняло твоё здоровье. Ты на самом деле чуть не умер. Сядь, ты весь бледный…

– Ты не волнуйся, я заберу в могилу весь ваш волчий род.

– Наш, а не ваш. А смысл?

– Потому что я так хочу. Ты мне надоела, – он махнул охранникам, стоящим около входа в подвал.

– Мы не договорили. И не обязательно отправлять со мной своих амбалов, я уже запомнила, где моя комната!

      Мне неоднозначно дали понять, что пора на выход. Перед тем, как взойти на ступеньки, я оглянулась. Он уже плюхнулся на свой троноподобный стул. Перед смертью он, так или иначе, задумается о смысле всего; я на это надеялась, можно даже сказать, уповала. Если, конечно, он не страдал шизофренией, то есть раздвоением личности…

      Мне было страшно предположить, что в это время придумывал Дилан. В последние часы перед моим отъездом он больше общался со своим отцом и кем-то из подчиненных, чем со мной. Безусловно, это так выражалась его защита против паники; мне, как и самому Дилану, важно было знать, что у него есть план выхода из любой ситуации.

      Для меня же было логичным подыгрывать дядюшке и тянуть время. Возможно, напав на него, я вызвала бы мгновенную реакцию охранников и (кто знает, сколько волков у него в подчинении) собственную гибель. Желая любой ценой сохранить свою жизнь и жизнь ребёнка, я, насколько могла, глубоко вошла в роль необузданной волчицы, отвергнутой кланом, а тем временем озиралась по сторонам, ища, за что бы зацепиться.

      Проходя по залу, откуда горничные уже унесли яства, я заметила, что весь интерьер оформлен в стиле эпохи Возрождения. Создалось впечатление, что я уже видела такие комнаты в фильмах. На стенах висели картины со сценами охоты на диких животных. Я пыталась обнаружить что-то, что выдаст в Филине не варвара, а хоть сколько-нибудь благородного человека (например, портрет покойной Ларисы). Но пока что я видела только стены цвета засохшей крови и зомбированных слуг, по крайней мере, один из которых тоже был волком.

      «Стоп… но зачем телохранители ни на шаг не отходят от хозяина? Это явный знак его уязвимости. И этим можно воспользоваться» – отметила про себя я.

      Больной, состарившийся, забаррикадировавшийся волк. Это слишком странные действия для умирающего человека. Мою мать он давно мог убить, но по понятным (для меня) причинам не стал этого делать.

      «Что, если за ним стоит ещё один человек, гораздо более страшный, чьего лица никто из шестёрок не видел?»

      К сожалению, мне тогда в голову не пришла мысль, что смерть моей матери могла раскрыть столь искусную конспирацию Филина, вот и вся мудрость… А домыслы, что в нём осталось хоть что-то человеческое, не давали мне оценивать ситуацию трезво.

      Не зная, чем заняться, я до темноты просидела в размышлениях возле окна. Было столько мыслей, что хотелось записать их, но ни бумаги, ни ручек или карандашей в комнате не оказалось. Скукота. К слову, кованые решетки не позволяли свесить ноги и выпрыгнуть в сад.

      Горничная доставила мой ужин. Вначале засовы застучали, открываясь, потом вошёл двухметровый охранник, за ним – девушка с подносом, а на пороге стоял второй охранник (многовато охраны для одной меня). Она покосилась на меня и тут же отвела взгляд. Поставив еду на стол, она поспешила выйти.

– Стой! – скомандовала я. Девушка вздрогнула. – Попробуй еду, – она медлила, но страх заставил её сделать то, о чём её просили. Похоже, еда была вполне съедобна и никакой отравы в ней нет.

      «Такая пугливая служанка. Интересно, как она сюда попала? О чём думала и на что надеялась, когда соглашалась работать здесь? Может, она тоже чья-то родственница или беглая проститутка? Тогда кто-то нарочно подписал ей смертный приговор» – промелькнуло у меня в голове.

      Если честно, голод сжигал меня изнутри, тело требовало энергии. Следующие полчаса я опустошала тарелки. Обглодав последние косточки, я опомнилась и снова почувствовала себя заложницей.

      Что ж, одиночеством я насладилась в полной мере, теперь захотелось пройтись по дому, познакомиться с обслуживающим персоналом, поболтать с родным-таки дядюшкой.

      Я стала барабанить кулаками по двери:

– Мне нужно поговорить с вашим хозяином!

      Никто не ответил, хотя я точно знала, что мои крики были услышаны.

      До утра мои потуги заставить амбалов заговорить оказались тщетными. Обратившись, я могла бы вынести дверь и перегрызть им глотки, но тогда это означало бы конец спокойного и почти комфортного пребывания здесь, навряд ли я смогла бы далеко уйти. Кроме того, мой живот начал болеть и едва заметно опух. Непонятные шевеления внутри себя я списала на защитную реакцию организма против стресса.

      Наутро боль немного утихла, но не исчезла. Однако чем больше я двигалась, тем быстрее она возвращалась. Хотелось лечь в постель и свернуться калачиком.

      Завтракать меня позвали в зал. На этот раз Филин стоял возле окна спиной ко мне. Лес, ещё не уничтоженный, манил и его, я