Последний дозор - Сергей Лукьяненко

— Опять ссали в лифте?

Обвинение было настолько неожиданным, что я невольно расхохотался. А вот Ольга, поджав губы, сделала шаг назад. Тетка быстро прикрыла дверь, готовая ее захлопнуть. Ольга некоторое время всматривалась в женщину, потом очень тихо сказала:

— Нет. Вам показалось.

— Мне показалось, — тягуче произнесла тетка.

— А вот сосед сверху вас заливает, — продолжала Ольга. — Поднимитесь и выскажите ему все, что о нем думаете.

Тетка просияла и выскочила на площадку как была — в ужасном засаленном халате и рваных тапочках на босу ногу. Бодро пробежала мимо нас.

— Ты это зачем? — спросил я.

— Сама напросилась, — брезгливо ответила Ольга. — Пусть послужит делу Света. Хоть один раз в жизни.

Я подумал, что если в квартире Саушкина затаился Высший вампир, то это действительно станет последним поступком в жизни тетки. Вампиры очень не любят личных оскорблений.

Впрочем, симпатии у меня женщина не вызвала ни малейшей.

— Кому ты квартиру-то продал? — спросила Ольга. — Что за пациентка психлечебницы?

— Через агентство продавал.

— И ведь не бедные люди, раз квартиру купили. — Ольга пожала плечами. — Как можно так за собой не следить?

Похоже, ее больше возмутила не грубость женщины, а ее затрапезный вид. Ольга в этом вопросе почти маниакально сурова, видимо — после тягот военных лет и последовавшего заточения.

А женщина, мимолетно рекрутированная Ольгой, уже колотила в дверь Саушкина руками и ногами, повизгивая при этом:

— Открывай! Открывай, кровопийца! Ты меня всю залил! Всю квартиру кипятком залил, козел!

— Меня всегда умиляли эти милые, случайные людские угадывания, — заметила Ольга. — Ну с чего бы вдруг сосед, заливший ее, пусть даже кипятком, стал кровопийцей?

Женщина наверху тем временем пустилась в перечисление залитого и испорченного имущества. Список был настолько красочным, что я невольно оглянулся — не идет ли пар из открытых дверей ее квартиры?

— Пианино чешское, телевизор японский, гарнитур итальянский, шуба норковая рыжая!

— Жеребец арабский, гнедой, — насмешливо сказала Ольга.

— Жеребец арабский! Гнедой! — послушно выкрикнула женщина.

— Нет там никого, — сказала Ольга. — Ни малейшего шевеления…

— Мама! — тихонько позвали сзади. Я обернулся.

Из моей бывшей квартиры вышла маленькая девочка, чуть постарше Нади. Лет семь-восемь, хорошенькая, с печальным и испуганным лицом. В отличие от матери она была одета как куколка — в нарядное платье, белые гольфы, лаковые туфельки. На нас она смотрела с испугом, на мать — с каким-то усталым утомленным сочувствием.

— Солнышко мое! — Женщина отпрянула от двери Саушкина. Заметалась то к дочери, то обратно, в панике глядя на Ольгу.

— Идите домой, — негромко сказала Ольга. — Вас прекратили заливать. С соседом мы разберемся. Мы из жэка. А завтра с утра идите в парикмахерскую, сделайте себе маникюр и прическу.

Схватив девочку за руку, женщина юркнула в свою квартиру, испуганно оглядываясь на нас.

— Откуда что берется и куда что девается… — задумчиво сказала Ольга, глядя на мать и дочь.

Уже закрывая дверь, женщина тявкнула:

— А в лифте больше не… писайте! Милицию вызову!

Это «писайте», смягченное из-за ребенка, почему-то казалось особенно ужасным. Будто в голове у женщины временами щелкали какие-то реле, пытаясь переключить ее мысли на нормальный ход.

— Больная? — спросил я Ольгу.

— В том-то и дело, что нет, — досадливо сказала Ольга. — Психически здорова! Пошли сквозь Сумрак…

Я нашел взглядом свою тень и шагнул в нее.

Рядом проявилась Ольга.

Мы оглянулись, и я невольно присвистнул. Весь подъезд зарос синей комковатой дрянью. Мох ультрамариновой бородой свисал с потолка и перил, лазурным ковром устилал пол, вокруг лампочек сплелся в ячеистые голубые шары, вдохновившие бы любого дизайнера на новый стиль абажуров.

— Запустили подъезд, — сказала Ольга с легким удивлением. — Впрочем… сбрендивший вампир и дама-истеричка…

Мы подошли к двери. Я дернул — закрыто, конечно. Уж закрывать свои двери на первом слое Сумрака умеют даже слабые Иные. Спросил:

— Глубже?

Вместо ответа Ольга отступила на шаг — и сильно, с разворота, ударила ногой в район замка. Дверь распахнулась.

— Без лишних сложностей, — усмехнулась Ольга. — Давно хотела проверить этот удар на практике.

Я не стал спрашивать, кто ее научил вышибать двери. Несмотря на уверенность Ольги, я далеко не был уверен, что квартира пуста. Мы вошли в прихожую (все тот же синий мох вокруг). И, не сговариваясь, вышли из Сумрака.

Как давно я здесь не был…

И как давно здесь вообще никого не было. В квартире стоял тот тяжелый, затхлый дух, что встретишь лишь в заброшенных и закрытых наглухо помещениях. Вроде как и не дышал им никто, через вентиляцию и щели неизбежно должен поступать свежий воздух, ан нет. Все равно воздух умирает, становится невкусным, будто спитый вчерашний чай.

— Запаха нет, — с облегчением сказала Ольга.

Я ее понял. Запахи, конечно, были — запахи затхлости, сырости, скопившейся пыли. Не было того запаха, которого мы ждали, который боялись почувствовать, — сладковато-гнилостного запаха обескровленных вампиром тел. Как тогда, в Мытищах, где брали в своей квартире Алексея Сапожникова, мелкого, слабоумного, но именно поэтому долго остававшегося вне поля зрения Дозоров серийного вампира…

— Здесь не меньше месяца никто не живет, — согласился я. Посмотрел на вешалку — зимняя куртка, меховая шапка… на полу — грязные тяжелые ботинки на меху. Не месяц, куда дольше. Хозяин отсутствовал как бы не с самой зимы. Защитные заклинания, навешенные на себя еще в машине, я снимать не стал, но расслабился. — Ну что… давай посмотрим, как он жил… существовал.

Осмотр мы начали с кухни. Здесь, как и по всей квартире, окна занавешивали тяжелые шторы. Посеревший от пыли тюль должен был, вероятно, придавать квартире уют. Не стирали тюль, похоже, года два, с тех пор как умерла Полина.

Ольга за моей спиной щелкнула выключателем, заставив меня вздрогнуть. Сказала:

— Что ж мы ходим в темноте, как Скалли с Молдером… Холодильник проверь.

Я уже открывал довольно урчащий корейский холодильник. Кухонная техника лучше всего обходится без человеческого присмотра. А вот компьютер, простояв полгода, очень часто начинает глючить. Уж не знаю, чем это вызвано, не магией — это точно, в железках магии нет.

В холодильнике тоже ничего ужасного не оказалось, на что я почти и не надеялся. Подозрительная трехлитровая банка с поросшей белой плесенью темной жидкостью содержала скисший томатный сок, хоть сейчас брагу заквашивай. Нехорошо, конечно, помидоры зазря переводить, но этим преступлением пусть занимается какой-нибудь Томатный Дозор на службе Гринписа. В гнездах на дверце холодильника — двухсот— и пятисотграммовые бутылочки из толстого стекла. Отметка Ночного Дозора слабо светила из Сумрака с каждой бутылочки — кровь была лицензионная, донорская.