Важное время (СИ) - Привалов Владимир

После победы болотника пришел мой черед. Мы заранее договорились с другом, что не будем поддаваться. Бороться так бороться, по-честному! Победит сильнейший! Так и вышло, а мои иллюзии развеялись как дым. Булгуня вошел во вкус, прекрасно зная мои сильные и слабые стороны. А как борец болотник превосходил меня на голову, если честно. Он так ни разу и не позволил провести приемы, которые могли хоть как-то ему угрожать. Пару раз приятель просто отшвыривал меня, а потом подловил, закрутил и повалил, рухнув сверху и вышибая дух.

Когда я очнулся, судья объявлял победу смущенного Булгуни. На трибунах друг принялся извиняться, но я тотчас его оборвал.

— Ну всё, сын ксена из рода Великих Булогов! — шутливо сказал я. Зайдя за спину, я разминал плечи приятелю. — Раз меня победил, должен и над остальными верх одержать. Нужно показать спесивым имперцам, кто есть кто!

— Верно, — поддержал Бареан.

— Правильно! Точно! — согласились приятели.

— Я постараюсь, — пробурчал Булгуня.

— Никаких постараюсь, — тряхнул я друга. — Выйдешь и порвешь их как тряпку!

— Как тряпку! — развеселился Юркхи. — Ты сможешь, Булгуня. Как тряпку! — вновь развеселился степняк.

Булгуня поверил в себя и смог. Что он творил в этот вечер! Старшеклассники выходили позубоскалить над пухляком, но вскоре жрали песок и кусали локти. Теперь-то я понял, что Булгуня вовсе не рисовался, рассказывая, как не проигрывал никому в Конутопе. Он бросал, бросал и бросал противников. Оказываясь в партере, болотник норовил провести болевой на полюбившийся ахилл. Но не всегда: когда получалось, выполнял удушение, заламывал локоть… В финальном поединке вечера, когда пьяные трибуны уже влюбились в милого толстяка, Булгуня сошелся с прошлогодним чемпионом: серьезным поджарым парнем с длинными руками, мощными плечами и шеей.

Булгуня заметно устал и едва держался на ногах. Противник, напротив, выглядел свежим. Протянув руку, он положил ладонь на шею болотника, пытаясь пригнуть к земле. Булгуня стряхнул руку неприятеля, схватив за запястье, прихватил вторую руку борца… И стал заваливаться на спину, уперев стопу в пах противника. Да! Да! Решился-таки, приберег незнакомый для всех прием до конца!

Мягко упав, Булгуня перекинул противника через себя, продолжая удерживать. Перекатился следом (нечаянно угодив коленом в грудную клетку соперника), оказываясь сверху. Прихватив руку ошеломленного борца, зафиксировал между коленей и вывернул в локтевом суставе, выгнувшись на песке. Противник вскрикнул и замолотил по песку, признавая поражение. Быстрая победа!

Что тут началось! Трибуны ликовали, свистели, улюлюкали. Никто уже не вспоминал, как встречали неуклюжего болотника в начале дня. Булгуня слегка покачивался от усталости, его поддерживал сзади помолодевший Хак Стурр.

— Славная шутка, веселейший Пагот! — луженая глотка Кейлокка мигом навела порядок. Трибуны слегка притихли. Распорядитель в разноцветной тунике поднял перед собой немаленькую чашу, наполненную до краев. — Сию чашу превосходного арнского вина из личных запасов Наместника должен был осушить до дна победитель после трудного поединка… — раздались смешки. — Но наш победитель слишком мал для вина… — Кейлокк, дурачась, озирался кругом и уставился в ложу Наместника. Сивен Грис, уже изрядно навеселе, погрозил пальцем Кейлокку. Трибуны замерли. — Неужели вылить такое чудесное вино? — трагически воскликнул Кейлокк, отвернулся от Наместника, прячу чашу за собой и, давясь, торопливо выхлебал. Зрители хохотали и хлопали друг друга по плечам. Сивен показал Кейлокку кулак и подозвал Булгуню, усадив рядом с собой в ложе.

— А сейчас! — голос Кейлокка вдруг стал торжественным, трезвым и напряженным. — Не всегда добронравно веселье Пагота для смертных! Весть пришла к нам от горных соседей! — нараспев пропел Кейлокк, добавив в голос пронзительности. — Скинули горцы кротость овечью как шкуру, волчьи изъявив клыки!

«Опять! Опять! Напали! Напали! — зашептались вокруг. — Горцы напали на виллы в предгорьях!»

Шепот перерос в гул, зрители вскочили, переглядываясь. Все уставились на Наместника. Сивен Грис встал во весь немаленький рост и трибуны понемногу притихли. Наместник провинции Атариан поднял руки и звонко хлопнул в ладоши.

Бронзовые ворота, ведущие на Арену, с оглушительным скрежетом распахнулись, и внутрь въехала раззолоченная парадная колесница с возничим и воином в полном доспехе. Приглядевшись, я узнал рыжего Крента. Следом за колесницей на небольшом отдалении выступали конные воины, чья колонна пряталась далеко позади. Рядом послышалось звяканье железа и сдавленные проклятия. Я оглянулся и увидел вскочивших Барата и Йолташа, сжимающих кулаки, — с оружием на трибуны не пускали. Остах выглядел невозмутимым и только желваки выдавали его ярость. Десяток стражников с копьями и щитами, раскидав зрителей, окружили нас полукругом и застыли, демонстративно уставившись вдаль. Ого! Это ко мне охрану приставили!? Веселенькое настало времечко…

— Есть чем ответить взбесившимся горцам! — поднялся голос Кейлокка над трибунами. — Воин Крент Грис, напутствован братом, в горы отправлен! Восславим веселье Пагота и взрежем горянам улыбки! Пусть смеется железо!!!

«Пусть смеется железо! Пусть смеется железо!!»

Трибуны, раззадоренные вином и зрелищем марширующих воинов, бились в падучей от восторга. Постановка невидимого режиссера удалась. Сверкающая колесница Крента уже давно покинула арену, а конные все шли и шли, взметая песок. В голове осталась одна пустота, перед глазами плясали блики щитов, нагрудников, копейных наконечников, а в ушах гулко шумела кровь.

Словно в тумане, я увидел, как удаляется последний воин. Кейлокк, проведя странным жестом двумя руками над головой, двинулся следом за уходящей колонной. И этот подпевала в поход собрался, петух разнаряженный? Как будто мало несокрушимой конницы… Я обратился к дару дваждырожденного и всмотрелся в Кейлокка. Распорядитель оказался передо мной словно на ладони. Я увидел, как лицо глашатая изменилось, едва зрители перестали смотреть на него. Маска торжественности и надменности истаяла, распорядитель ссутулился, скукожился как гусеница. Вокруг раздавались пьяные выкрики, кто-то затянул походную песню, где-то затеяли драку… А я смотрел вслед уходящему Кейлокку. Вот он вновь странным жестом провел руками над головой, и я вдруг узнал его.

— Сплетник! — осенило меня. Таким приметным жестом он поправлял островерхний капюшон, когда я подглядывал за ним из гамака сверху. — Остах! — я обернулся к дядьке и зашептал в ухо. — Остах! Кейлокк — это Сплетник! В капюшоне!

— Кейлокк? Петух? — встряхнулся наставник. Недавнее расследование гибели Эндира уперлось в таинственную фигуру незнакомца в капюшоне. Мы решили, что незнакомец Остаха и мой Сплетник — одно и то же лицо. — Кейлокк? — повторил дядька и вскинулся, намереваясь броситься за распорядителем.

Окружающие охранники сдвинулись плотней и пристукнули пятками копий по камням Арены. Мы переглянулись с наставником и беспомощно уставились на удаляющийся силуэт Кейлокка-Сплетника.

Войско, возглавляемое Крентом Грисом, сверкая позолотой в заходящем солнце, под рев трибун уходило на север. Арнская Империя шла войной на мой родной Дорчариан. Зима в горах обещала быть тяжелой.

Конец третьей книги