Очерки агентурной борьбы: Кёнигсберг, Данциг, Берлин, Варшава, Париж. 1920–1930-е годы - Олег Черенин

Опасаясь возможных неприятностей, Гурецкий рассказал польским контрразведчикам о своем участии в попытках продать документы. Когда последним стал известен характер материалов Лелециньского, они решили использовать его «втемную» и через Гурецкого предложить сотрудничество уже советской разведке.

В декабре 1929 года, после получения дополнительного инструктажа, Гурецкий выехал в Варшаву и, явившись в советское консульство на Познаньской улице, попросил связать его с «каким-нибудь военным представителем при консульстве».

Рассказывая свою историю советскому дипломату, Гурецкий не стал скрывать неблагоприятные факты биографии, но, выполняя рекомендации польских контрразведчиков, использовал их для решения задачи по внедрению в советскую разведку. Так, сообщая о своем заключении в военной тюрьме, Гурецкий указал, что в это время он сблизился с некоторыми функционерами коммунистического подполья, общение с которыми заставило его пересмотреть взгляды на «новое общественное устройство». Таким образом, в мотивацию секретного сотрудничества с коммунистами был добавлен идеологический мотив. Предлагая сотрудничество и рассказывая о своих разведывательных возможностях, Гурецкий всячески подчеркивал, что он не хочет, чтобы советские представители рассматривали его как «платного агента», а относились к нему как идеологическому единомышленнику.

На вопрос, как он мыслит себе работу в пользу Советской России, Гурецкий ответил, что, как бывший польский офицер, он имеет друзей, продолжающих служить в Войске Польском, и что он готов, либо «втемную», либо вербуя их, получать интересующую советскую разведку информацию. Особо советского разведчика якобы заинтересовала персона друга детства Гурецкого, служившего в общей канцелярии отдельного информационного реферата (контрразведка) Окружного корпусного командования № V в Кракове.

Возвратившись в Краков, Гурецкий рассказал своим кураторам в польской контрразведке обстоятельства переговоров и представил тематику и вопросы, интересующие советскую разведку: изменения в организации и штатной расстановке командования частей и соединений Войска Польского, новая организационная структура ВВС и т. д.

К очередной встрече с советским разведчиком, состоявшейся 7 января 1930 года, Гурецкий был снабжен некоторыми оригинальными документами польской контрразведки, исходящими от его «друга», включая секретную переписку начальника отдельного информационного реферата ДОК-V и командира 5-го полка тяжелой артиллерии. Кроме оригинальных, Гурецкий передал сфабрикованные польской контрразведкой документы по вопросам боевого применения 2-го отдельного саперного батальона и 5-го полка польских ВВС, дислоцированных в Кракове. Далее состоялось несколько подобных встреч Гурецкого с советским разведчиком.

Ход операции, с учетом ее значимости для польской контрразведки, был взят на особый контроль тогдашним начальником контрразведывательного отделения 2-го отдела Главного штаба майором Стефаном Майером, имевшим значительный опыт проведения подобных операций в бытность его начальником Экспозитуры № 1 в Вильно. Но уже в марте 1930 года так успешно начатая игра была прервана по инициативе советской стороны: сотрудник консульства, контактировавший с Гурецким, в экстренном порядке выехал в Советский Союз.

Обстоятельства прекращения операции оценивались в среде сотрудников польской контрразведки, принимавших непосредственное участие в ее проведении, крайне неоднозначно. Одни считали, что причиной неудачи было низкое качество передаваемой дезинформации, другие — что в какой-то момент советская разведка получила твердое указание о проводимой поляками операции. Но все они сходились во мнении о высокой оценке профессионализма советских разведчиков[344].

На основе анализа совокупности всех данных, относящихся к ходу операций по внедрению агентов «Бобровского», «Менковского», «Чарноцкого» в сеть советской разведки, таких как поведение советских разведчиков, характер задаваемых ими вопросов и отрабатываемых заданий, польские контрразведчики пришли к выводу, что большинство их инициатив противником вскрыта. Многие же задания давались не с целью получения объективной информации, а были вызваны желанием скрыть истинные объекты заинтересованности советской разведки[345].

В 1923 году на совмещенную должность резидента Разведывательного управления и ИНО в Варшаве был назначен Мечислав Логановский. В годы Гражданской войны он проявил себя как преданный делу партии коммунист и за заслуги на поле боя был награжден орденами Красного Знамени. Беседовский характеризовал его как человека «твердой воли, железной выдержки и зверской жестокости». Объединенная резидентура Разведупра и ИНО действовала под прикрытием советского полпредства в Варшаве и имела в своей практической деятельности большие полномочия, обусловленные высокой степенью доверия Логановскому со стороны руководителей внешней и военной разведок и самим характером деятельности в стране будущего вероятного противника.

Заместителем Логановского по военной разведке был сотрудник Разведупра Стефан Узданский (псевдоним Еленский)[346], а по линии иностранного отдела ВЧК-ОГПУ — Казимир Баранский (псевдоним Кобецкий)[347]. Беседовский обоих характеризует как высоких профессионалов в своих сферах специальной деятельности.

В совокупности у нас нет данных, чтобы судить о результативности разведывательной работы варшавской резидентуры внешней разведки, но некоторые опубликованные документы дают основания считать, что, несмотря на противодействие польской контрразведки, советская разведка в тот период добилась серьезных успехов в освещении значимых для советской стороны военных и военно-политических процессов в соседней стране. В частности, к этому периоду относится работа ценного источника в аппарате польской разведки, проходящего по учетам ИНО ОГПУ под криптонимом «68»[348].

В его агентурных сообщениях содержались сведения не только о «внутренней кухне» 2-го отдела Главного штаба, но и информация политического характера, получаемая по каналам польской разведки из других стран.

В апрельской сводке 1923 года читаем:

«…9) 2-й отдел люблинского корпуса доносит во 2-й отдел Генштаба, что рядовой в 13-й пехотной дивизии, некий Ковальчук, является советским разведчиком и поддерживает связь с неким Клейманом Янкелем, который пребывает в Варшаве. По этому же делу замешан сержант или поручик 35-го батальона пограничной стражи, который способствует агентам Ковальчука и Клеймана при переходе границы.

10) Тот же самый отдел люблинского корпуса сообщает, что в прифронтовой полосе в районе Ровно имеется телефонная связь с каким-то приграничным пунктом советской стороны. По этому поводу упомянутым отделом ведется усиленное наблюдение.

11) 2-й отдел Брестского корпуса сообщает во 2-й отдел Генштаба, что им завербован некий еврей, проникший в организацию “Полотная”, во главе которой стоит Плотников-Вель-Гинзбург.

В письме не сказано, какого рода эта организация.

12) Поручик Вернер Тадеуш из реферата Центральной Агентуры уезжает на некоторое время в Москву (предположительно на 3 месяца), для работы в какой-то пляцувке…

17) Польский агент Андрей Волянский, работавший раньше в Львовской экспозитуре, командирован сейчас в Данциг для установления связи в русскими монархистами, к которым он явится якобы с поручением от русских монархистов из Харькова…

25) Работника ГПУ, завербованного львовской экспозитурой 2-го отдела, о чем уже писали… звать Макаренко Дмитрий. Последний числится на службе 2-го отдела с 1 мая с. г. и работает, по нашему предположению, на одном из пограничных пунктов КРО правобережной Украины».

Как видно из приведенного примера, информация «68-го» отличалась точностью и актуальностью. Каждый пункт агентурного сообщения по оперативным вопросам давал возможность советским спецслужбам предпринимать неотложные действия как по нейтрализации польской агентуры (Макаренко, Волянский), так и по спасению своих собственных агентов от «застенков дефензивы» (Ковальчук, Клейман). Сведения по численному составу, организации и планах использования Войска Польского также высоко ценились в соответствующих отделах НКО РСФСР.

Можно предположить, что человеком, скрытым под криптонимом «68», был кадровый сотрудник 2-го отдела Главного штаба С. С. Бор-Боровский. О нем известно относительно немного. После демобилизации из рядов Войска Польского он был принят на службу в органы разведки, где последовательно занимал должности заместителя начальника приграничной плацувки и нелегального резидента. После его вербовки в 1922 году сотрудниками ОГПУ он в своей работе замыкался на представителей КРО, действовавших под прикрытием советской репатриационной комиссии в Варшаве. После того как поляки заподозрили его в работе на советскую разведку, Бор-Боровский был арестован, но, очевидно, за отсутствием улик был отпущен.