В путь-дорогу! Том III - Петр Дмитриевич Боборыкин

— Ну, это будетъ совсѣмъ напрасно, — осадилъ его Телепневъ.

Всѣмъ собраніемъ овладѣло безпокойство и сильное раздраженіе. Покажись въ эту минуту нѣмецъ на галлерейкѣ. ему навѣрное пришлось бы плохо. Даже спокойный Палей сверкнулъ своими южно-русскими глазами, воззрившись на толпу нѣмцевъ, пестрѣвшую сквозь ворота.

— Ни одинъ не взойдетъ, — успокоивалъ Телепневъ. — Господа, сдѣлаемте опытъ. Выйдемъ отсюда вдвоемъ, втроемъ, я увѣренъ, что ни одинъ нѣмецъ не задеретъ. Во всякомъ случаѣ намъ не сидѣть же здѣсь въ засадѣ. Это будетъ и смѣшно, и покажется имъ трусостью.

— Ну, идемъ, Ваничка, — поддразнивалъ Палей: — натачивай кинжалъ.

— Да зачѣмъ же, — заговорилъ Ваничка: — непремѣнно натыкаться на…

— Смертоубійство, — подсказалъ Палей.

— А что жь вы думаете, — захрабрился вдругъ Ваничка — я струшу, что-ли, нѣмцевъ: идемте, братцы, сквозь всю нѣмецкую стѣну пройду!

— Господа, не оставляйте меня, — вскричалъ ни съ того, ни съ сего Севрюгинъ и обличилъ свое душевное настроеніе.

Желтый шаржиртеръ непріятно поморщился.

— Никто тебя не оставляетъ, — оборвалъ онъ его. — Педеля разгонятъ этихъ кнотовъ, вотъ и весь гешефтъ.

Собрались въ путь Телепневъ, Палей, Варцель, Ваничка и вицъ-мундиръ военнаго покроя, который почему-то вызвался оповѣстить поляковъ, на томъ, кажется основаніи, что онъ съ ними по субботамъ ходилъ на охоту.

Ваничка мужественно надѣлъ пальто и первый сбѣжалъ съ галлерейки въ проходъ между двумя флигелями. Онъ очень задорно подошелъ къ воротамъ и пріотворилъ калитку. Нѣмцы запрудили всю улицу и глазѣли въ скважины воротъ.

— Ну, идемъ, Ваничка, — сказалъ Телепневъ, догнавши хохла. — Какъ тебя толкнетъ нѣмецъ какой, такъ ты его кинжаломъ въ лѣвый бокъ.

Они вылѣзли изъ калитки и остановились. Гулъ между нѣмцами смолкъ. Впереди стояли все здоровенные ребята, рослые и долгогривые.

— Erlauben Sie, meine Herrn, — сказалъ спокойно Телепневъ, и подумалъ въ эту минуту: «ну ужь ужь если меня нѣмецъ какой хватитъ, дамъ же я ему сдачи!

Но нѣмцы разступились, всѣ пять человѣкъ прошли благополучно сквозь толпу и на перекресткѣ около университета стали.

— Ну, вотъ видишь, Ваничка, — сказалъ Телепневъ. — Нѣмцы почуяли, что ты ихъ пырнешь кинжаломъ — и ни гугу.

— Чухонцы трусы, — хорохорился Ваничка.

— Ну такъ, господа, — обратился Телепневъ къ подошедшимъ Палею и Варцелю: — сегодня ко мнѣ вечеромъ на сходку. Ты смотри, полтавскій Донъ-Жуанъ, будь у меня въ половинѣ шестаго въ мундирчикѣ.

— Да я, право, не знаю.

— Полно отбояриваться, ужь рѣшено. Въ половинѣ шестаго будь передо мной, какъ листъ передъ травой.

Палей съ Варцелемъ отправились по домамъ зубрить. Ваничка побѣжалъ въ университетъ, а Телепневъ взялъ фурмана и отправился въ филистерію. Изъ квартиры желтаго вышло еще нѣсколько человѣкъ и разбрелись въ разныя стороны.

Нѣмцы все стояли и гудѣли. Справа и слѣва отъ университета и изъ кнейпы «Костяшки», гдѣ обыкновенно они сидѣли до обѣда, валилъ все народъ. Наконецъ узенькую улицу совсѣмъ запрудили. Куратору была уже отъ нихъ отправлена депутація, — этимъ они хотѣли только, кажется, очистить совѣсть, во цѣль скопища была: расправиться самосудомъ съ дерзкимъ оскорбителемъ всего буршентума въ лицѣ корпораціоннаго ландсмана. Все припирали нѣмцы на ворота, но никакихъ дальнѣйшихъ воинственныхъ дѣйствій не проявляли. Толки въ толпѣ были разные. Одни утверждали, что тамъ въ квартирѣ сидятъ сорокъ человѣкъ поляковъ, явившихся съ ранняго утра на подкрѣпленіе, и что у каждаго ио два револьвера. Другіе были умѣреннѣе въ предположеніяхъ, но за то предлагали болѣе энергическія средства: идти по всѣмъ квартирамъ русскихъ и тамъ ихъ избить, нещадя и тѣхъ, какіе попадутся на улицѣ. Мнѣніе это поддерживали тѳвтонцы-ландсманы заушеннаго бурша. Хотѣли даже выломать ворота, не смотря на то, что онѣ совсѣмъ не были заперты. Предлагали выстоять цѣлыя сутки, а если нужно и двое, и подвергнуть осажденныхъ ужасамъ голодной смерти. Предлагали наконецъ просто-напросто войти, если нужно, выломать дверь и увести съ собой русскаго Mordkerl’я. Гудѣли, гудѣли, а все ни съ мѣста. На ратушѣ пробилъ часъ. Педеля зашмыгали около толпы и силились прорваться къ воротамъ, но ихъ все отталкивали.

Наконецъ два фукса рѣшились принести жертву на алтарь отечества: храбро проникли они въ калитку, прошли дворикъ и начали подниматься по галлерейкѣ. Первый запримѣтилъ ихъ въ окно одинъ изъ купцовъ, явившихся на патріотическій зовъ. Онъ, выставивъ свою бороду, показалъ имъ кулакъ. Къ окну подскочилъ Севрюгинъ и погрозилъ на нихъ перламутровымъ ножомъ. Фуксы чуть не кубаремъ слетѣли съ лѣстницы и донесли толпѣ, что тамъ цѣлый гарнизонъ и въ нихъ уже цѣлились.

— Da sitzen Polen, толковали нѣмцы: mit Flinten und Pistolen.

Поляки имъ вездѣ мерещились. А компанія, засѣдавшая въ квартирѣ желтаго, потѣшалась въ это времи надъ бѣгствомъ двухъ нѣмецкихъ храбрецовъ.

Часу во второмъ Христіанъ Ивановичъ Цифирзонъ, жившій въ захолустьѣ, позади ботаническаго сада, въ комнаткѣ, которая ходила по восьми рублей въ семестръ, трусилъ, прикрытый своей ветхой шинелькой, къ каменному мосту. Бѣжалъ онъ изъ анатомическаго театра, куда началъ съ горя ходить, и несъ подъ шинелью связку костей въ платкѣ, которую держалъ подъ лѣвой мышкой, а въ правой у него была бедренная кость. За мостомъ ему нужно было завернуть въ Rosenstrasse, къ одной старушенція по части добыванія дублоновъ и залога четырехъ рубашекъ, что на техническомъ языкѣ Христіана Ивановича называлось «ein Podriad abmachen«.

На мосту встрѣтилась съ нимъ ватага тевтонцевъ, человѣкъ двадцать, подъ предводительствомъ одного высочайшаго филистра. Тевтонцы шли изъ кнейпы, распаленные воинственнымъ духомъ противъ русскихъ. Маленькій Цифирзонъ трусилъ мимо нихъ мелкими шажками, не догадываясь въ чемъ дѣло. Одинъ изъ тевтонцевъ точно нарочно столкнулся съ нимъ.

— Pardon, — проговорилъ не оглядываясь Христіанъ Ивановичъ и продолжалъ себѣ спускаться по нѣсколько приподнятому тротуару моста.

— А! — закричала вся ватага. — Онъ толкается! Schlagt ihn todt!

Христіанъ Ивановичъ не взвидѣлъ свѣта божьяго, какъ на него накинулись двадцать дюжихъ нѣмцевъ и сшибли его съ ногъ. Шинеленка распахнулась, бедренная кость упала на дорогу.

— А, онъ съ костью, онъ шелъ насъ бить! — и удары посыпались на бѣднаго Цифирзона.

Можетъ быть, отъ него остались бы весьма бренные остатки, если-бъ въ эту минуту изъ угла каменнаго дома не показались два педеля.

— Бѣгите, педеля! — закричалъ кто-то изъ нѣмцевъ, и всѣ бросились на мостъ, оставивъ на полѣ битвы трофеи и разбитаго на голову врага.

Педеля подобрали Христіана Ивановича, вмѣстѣ съ бедренной костью, и отвезли его на квартиру. Его совсѣмъ разломило, такъ что онъ попросилъ одного изъ педелей поѣхать въ клинику за профессоромъ или ассистентомъ.

Въ этотъ часъ осада около квартиры желтаго все еще продолжалась.

Телепневъ, сидя въ фурманскихъ саняхъ, сначала раздумалъ о скандальномъ бурсацкомъ дѣлѣ. Ему противны были нѣмецкіе уставы и нѣмецкая глупая нетерпимость. Онъ радъ былъ, что окончательно порвется та внѣшняя обезьянская связь, которая