Жестокие игры - Мэгги Стивотер

Когда Корр снова разворачивается на месте, я бросаюсь к Принсу. Я не знаю, насколько серьезно он ранен; крови слишком много, ничего не разобрать. Я боюсь, вдруг Корр затопчет его, но не уверена, что смогу оттащить Принса в сторону. Поэтому мне остается лишь одно: встать между Принсом и копытами и постараться скрыть переполняющий меня ужас.

Корр топчется, кружа на месте, и кричит; на этот раз его крик похож на сдавленное рыдание. Я вижу, как на его плече вздулась паутина вен.

— Корр, — говорит Шон.

Он не кричит. Он говорит настолько тихо, что кажется, его не расслышать сквозь топот копыт, и шум прибоя, и бульканье крови Принса, но красный жеребец слышит. Шон раскидывает руки и медленно приближается к Корру. На морде красного жеребца — кровь; его нижняя губа дрожит. Уши плотно прижаты к голове.

— Держись, — шепчу я Принсу.

Вблизи он не выглядит таким молодым, каким казался; теперь я различаю все морщинки, залегшие вокруг его глаз и рта. Я не знаю, слышит ли он меня. Он сжимает в кулаках песок, а его глаза, устремленные на меня… это нечто ужасное. Я не хочу прикасаться к Принсу, но все равно протягиваю руку. Когда он ощущает мое прикосновение, то сжимает мои пальцы так, что мне становится больно.

Шон, уже совсем близко к Корру, сбрасывает куртку и роняет ее на песок, потом через голову стягивает с себя рубашку. Его кожа под рубашкой — бледная, и он весь покрыт шрамами. Я до сих пор никогда не задумывалась о том, как выглядят зажившие переломы ребер. Открытые переломы. Шон тихо-тихо говорит что-то Корру. Корр дрожит, его глаза сами собой обращаются к океану.

Я вся покрыта кровью Принса. Я вообще ни разу не видела такого количества крови. Вот так погибли мои родители. Я приказываю себе не представлять этого, но приказ не действует; я так и вижу… Но каким бы пугающим ни был о видение, это, должно быть, все равно лучше, чем переживать настоящий момент, когда за меня цепляется дрожащая рука Принса.

Шон медленно приближается к Корру, продолжая непрерывно и очень тихо говорить с ним. Он уже в трех шагах от красного жеребца. В двух. В одном. Корр вскидывает голову, пятится; он скалит окровавленные зубы, он дрожит и дергается так же, как Принс. Шон скатывает свою рубашку в комок и прижимает ее к морде Корра. И выжидает несколько долгих мгновений, пока водяной жеребец не перестанет чуять другие запахи, кроме запаха Шона Кендрика, — а потом вытирает кровь с морды Корра Когда водяной конь неподвижно замирает, Шон выворачивает рубашку так, чтобы кровь очутилась внутри кома, а потом закрывает Корру ноздри и глаза.

— Дэйли, — произносит Шон.

Ноздри Корра втягивают воздух сквозь ткань, и ткань прижимается к его носу, и нос очерчивается под ней, — а потом жеребец снова выдыхает… Один из мужчин, пришедших с Мэттом, вздрагивает при звуке своего имени. Вид у него бесконечно испуганный.

Шон быстро смотрит в его сторону и, явно разочарованный тем, что увидел, ищет взглядом меня.

— Пак!..

Я не хочу отходить от Принса, пока он так крепко держится за мою руку, но вдруг осознаю, что в какой-то момент он перестал сжимать мои пальцы и это я сама держусь за него. В ужасе я отпускаю его и поднимаюсь на ноги.

Шон показывает на поводья, которые болтаются на уздечке.

— Возьми их. Возьмешь? Мне нужно…

Красный жеребец продолжает вздрагивать под маской, сооруженной Шоном. Я уже не чувствую никакого страха — как будто весь этот страх спрятался где-то глубоко-глубоко во мне. Кто-то должен ведь подержать эту лошадь… Я могу держать эту лошадь. Я вытираю о штаны окровавленную ладонь и делаю шаг вперед. Глубоко вздохнув, протягиваю руку…

Шон вкладывает в мою ладонь поводья и комок ткани, не интересуясь, готова я к этому или нет. Я слышу слабое металлическое гудение и соображаю, что это звук колокольчиков, дрожащих на уздечке и на ногах Корра. Жеребец дрожит так незаметно и непрерывно, что металлические шарики в бубенцах и колокольчиках жужжат, как кузнечики.

Шон проверяет, крепко ли я держу поводья, а потом быстро и уверенно опускается на корточки и забирается под красного жеребца. Достав из кармана нож, он проводит ладонью по передней ноге Корра.

— Я здесь, — говорит Шон, и уши Корра вздрагивают и поворачиваются, чтобы уловить его голос.

Шон ловко перерезает каждую из красных лент и злобно отшвыривает их в сторону; раздается тоненький звон. Я вздрагиваю, когда жеребец шевелится. Теперь, когда его копыта освободились от колокольчиков, он поднимает по очереди все ноги, переступая на месте. Шон резко выдыхает; он старается расстегнуть нагрудник, но Корр слишком резко двигается. Я не знаю, как обходиться со смертоносным кабилл-ушти, я умею обращаться только с Дав и потому реагирую соответственно. Коротко дергаю поводья, и жеребец вскидывает голову. Мне кажется, что теперь он дрожит не так сильно, но без звона колокольчиков разобраться трудно. Я стараюсь не думать о том, что мои ладони все еще влажные от крови Принса. И пытаюсь вспомнить, как на моих глазах Шон обращался с лошадьми.

— Ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш, ш-ш-ш-ш-ш, — шепчу я красному жеребцу, подражая звуку океана, и его уши мгновенно поворачиваются в мою сторону, а хвост впервые за все это время перестает дергаться.

Вот только я не уверена, что мне нравится его внимание, хотя глаза Корра и закрыты рубашкой Шона.

Шон, продолжая заниматься нагрудником, смотрит на меня со странным выражением — не одобрение ли это? — но его взгляд недолог. И вот наконец он бросает на песок железную упряжь, нагрудник падает рядом с колокольчиками.

— Я теперь сам его возьму.

— А что с тем человеком? С Принсом? — спрашиваю я, не отпуская поводья до тех пор, пока не убеждаюсь, что Шон крепко держит их.

— Он мертв.

Я оглядываюсь. Теперь, когда мы с Шоном успокоили Корра, кто-то из толпы оттащил Принса подальше. Но на его лицо наброшена куртка. Я содрогаюсь под резким порывом ветра.

— Он мертв!..

Я понимаю, что глупо это говорить, но слова вырываются сами.

— Он был мертв еще до того. И сам это знал, разве ты не видела это в его глазах? Мою куртку!

— Твою куртку?! — произношу я достаточно энергично для того, чтобы заставить Корра насторожиться. — А как насчет «подай мою куртку, пожалуйста»?

Шон Кендрик недоуменно смотрит на меня, и я вижу, что он совершенно не понимает, из-за чего я на него рассердилась. Почему я вообще сержусь. А я все не могу остановить дрожь, как будто забрала ее у Корра и решила оставить себе.

— Я это и сказал, — произносит Шон Кендрик после паузы.

— Нет, не это.

— А что же я сказал?

— Ты сказал: «Мою куртку!»