Старосветские убийцы - Валерий Введенский

– Благодарить, благодарить! – вскочила с места Маша. – И я всю жизнь буду благодарить, и свечки ставить.

Подбежав, девушка бросилась Мите на шею. Он ее крепко обнял и при всех поцеловал.

– Какой моветон! – прошептала Кусманская.

Угаров встал и кашлянул, чтобы привлечь внимание:

– Какой вы непоседливый! – заметила Анна Михайловна.

– Я так и не понял, – спросил Денис, обращаясь к Елизавете, – вы Катя или не Катя?

– И бестолковый, – продолжила старая княгиня. – Катя выбросилась из окна и разбилась.

– Но вас-то, Анна Михайловна, при этом не было! – с укором сказал Денис.

Анна Михайловна повернулась к невестке и попыталась разглядеть:

– И впрямь похожа! – воскликнула она и перекрестилась. – Свят, свят, свят! Катенька, неужели, правда, ты?

Глава тридцатая.

– Я не Катя, – сказала в полной тишине княгиня Елизавета.

– Но вы похожи на Ольгу Юсуфову! – воскликнул Угаров. – И во Францию приплыли из России…

– Из Америки, – поправила княгиня. – А похожа – похожа потому, что сама из рода Юсуфовых.

– Вот те раз! – удивилась Кусманская.

– Я внучка князя Петра Юсуфова. Он бежал из России, когда Петра Третьего скинула с престола его жена, Екатерина. Поэтому Катей меня назвать никак не могли.

– Батюшки светы! – воскликнул Рухнов. – Игорь Борисович-то как обрадуется! Сколько лет искал дядю.

– Дед давно умер, еще до моего отъезда из Америки.

– Жаль.

– Отчего родословной не хвастались, Елизавета Петровна? – поинтересовался Мухин.

– Я в некотором роде позор семьи. Если бы не крайние обстоятельства, никогда бы и не призналась.

– Я весь внимание, – сообщил Осип Петрович.

– К данному расследованию моя история отношения не имеет, – твердо ответила Северская. – Предпочту оставить ее в тайне.

– Это дозвольте уж нам решать, имеет или нет, – грозно произнес Терлецкий. – Вопросы и к вам имеются, Елизавета Петровна. Так что слушаем.

Северская до боли прикусила губу. Молчала, обдумывая положение.

– День такой сегодня. Все исповедуются. Я все рассказала, и мне стало легче. И ты не бойся, – приободрила ее Анна Михайловна.

– Дед убежал из России с молодой женой и небольшой суммой денег. Начал с маленького ранчо, но к концу жизни имел свыше трех тысяч коров, не считая свиней, индюков и лошадей. Хоть по рождению он был князь, никакого труда не чурался. И детей, и внуков приучал к работе, чтоб неженками не росли. Я могу и коров подоить, и в хлеву убрать. Дед и про образование наше не забывал. Из Европы учителей нам выписывал. Поэтому не только английский с русским, но и французский знаю, и немецкий, и итальянский! Когда негоциями пришлось заняться, мне это здорово пригодилось.

В Америке дед с бабкой поменяли веру. Рядом жила община кальвинистов, к ним и подались. Сам дедушка к религии был равнодушен, зато мой отец проникся сильно.

Мои предки по материнской линии – гугеноты, покинувшие Старый Свет еще в конце семнадцатого века. Их община и в Америке живет по строгим правилам, большую часть времени посвящая молитвам и собраниям.

Атмосфера, царившая в доме деда, где нередко устраивали танцы, концерты и всяческие увеселения, моей матери претила, и они с отцом переехали в город. Папа, человек образованный, обучавшийся ораторскому искусству, стал проповедником. Меня и брата дед не отдал, поэтому родители навещали нас лишь на дни рождения и Рождество.

Дед умер, когда мне было шестнадцать. Хозяйство он завещал старшему сыну, моему дяде, но и остальных детей обеспечил до конца дней. Родители сразу нас забрали. Говорить по-русски нам с братом запретили, поскольку мать его не понимала. Веселиться и смеяться нельзя, из книг – только Библия.

Предстоящий брак с сыном хозяина местной лавки меня ужасал. Всем было известно, что мой будущий муж любит другую, но нашего мнения никто не спрашивал.

Известность отца как проповедника росла, из отдаленных мест приезжали верующие его послушать, начинающие миссионеры и проповедники потянулись к нему учиться и подолгу жили у нас дома. Один из них, молодой, красивый, с хорошими манерами, быстро меня увлек, не прилагая к тому никаких усилий. Мать недовольно поглядывала, но ничего не говорила. Я вдруг ожила, даже занятия в воскресной школе – рядом с возлюбленным – стали мне нравиться.

Но все хорошее быстро заканчивается. Пришла пора моему милому уезжать. Он пошел к отцу просить моей руки, но ему отказали. Тогда он предложил мне бежать. Я обняла его, нежно поцеловала и только спросила: куда? "В Нью-Йорк, к моей матушке". Той же ночью мы сбежали. Я долго плакала, прощаясь с братом, – он был посвящен в мои тайны. Жизнь с родителями угнетала его не меньше, чем меня. Он пообещал, что через пару лет, когда подрастет, приедет ко мне в Нью-Йорк.

К моему удивлению, даже разочарованию, наши отношения в пути были целомудренными. Мы целовались в щечку на ночь и спали как брат с сестрой. Мои попытки ускорить неминуемые события любимый отверг: объяснил, что без родительского благословения, без венчания в церкви жить как муж с женою – большой грех.

Моя будущая свекровь оказалась состоятельной, жила в большом каменном доме. Нас приняли радушно, словно ожидали, что сын вернется с невестой. Меня мельком, но придирчиво осмотрели, отчего мое смущение переросло в панику. Жених, рассказывая о наших приключениях по дороге, был необыкновенно весел. С родительницей они были дружны, постоянно перемигивались, что-то шептали на ушко друг другу, а после весело смеялись.

Я тоже шепнула любимому, напомнив про благословение. Он хлопнул себя по лбу, будто позабыл, и тут же сообщил матушке о наших намерениях. Та ничуть не удивилась и расцеловала нас обоих. К моему удивлению, от благочестивой родительницы разило табаком и спиртным.

Вечером…

– Умоляю, княгиня, не продолжайте! – вскочил с места генерал. Он долго размышлял, где же слышал подобную историю? И взглянув на Рооса, вспомнил. Этнограф отложил блокнот и от нетерпения непрерывно ерзал на стуле.

– Почему же, генерал? – горько усмехнулась Елизавета. – Анна Михайловна все рассказала без утайки. Моя очередь!

– Но… – не знал, что и сказать, Веригин.

– Мне нечего стыдиться! Да, меня продали в публичный дом.

Суховская охнула и лишилась чувств. Тоннеру пришлось отвлечься от раздумий, сунуть ей нашатырь. Северская продолжала:

– Со мной был небольшой кинжал, подарок деда, фамильная реликвия Юсуфовых. Его-то я и приставила к горлу первого клиента, старика француза. Он не испугался, резонно заметил, что в моих бедах нисколечко не виноват. Постепенно мы разговорились. Хорошо, что он оплатил целую ночь! Я рассказала мою историю, он – свою. Французский аристократ, Камбреме сумел избежать гильотины, сбежав из тюрьмы в ночь перед казнью. Но его семья не спаслась – родителей и молодую жену настиг безжалостный топор. Из немаленького состояния удалось отвоевать, уже при Наполеоне, только небольшой виноградник да крохотный дом с запасами вина в подвале. Наличных не было, чтобы как-то выжить, маркиз Камбреме, потомственный аристократ, начал самолично разливать вино по бутылкам и развозить по трактирам и ресторанам. Продукция его понравилась, дела пошли в гору, вскоре он прикупил еще виноградник, потом еще и еще. Через несколько лет его винный дом стал известен не только во Франции. Наладив торговлю по всему Старому Свету, он решил завоевать Новый. В одну из поездок партнеры порекомендовали ему модный бордель, где мы и встретились.

Позже Камбреме говорил, что влюбился в меня в ту секунду, когда я приставила ему нож к горлу. Наутро, получив мое согласие, маркиз выкупил у "маман" меня и документы, а вечером мы уже плыли на корабле. Ждать долго не стали, капитан зарегистрировал наш брак. Дальнейшую историю вы знаете.

Роос еле дождался, пока Северская закончит, его распирала собственная догадка.

– Вы Элизабет Джус, так? – Роос от нетерпения вскочил с места.

– Да, Джус – моя девичья фамилия. Американцы любят все сокращать, так дед из Петра Юсуфова стал Питером Джусом. Как вы догадались?

– Я же подарил вам свою книжку, а вы ее так и не раскрыли…

– В подвале у Никодима было темновато для чтения, – напомнил ему генерал.

– Ваш брат уж тринадцать лет вас ищет. Разместил объявление в моей книжке…

– Мой брат?! Питер? – изумилась княгиня.

– Да! Питер Джус-Третий! Его банк – один из крупнейших в Америке! Он истратил целое состояние, чтоб вас найти. Почему вы не писали родным?

– За свою глупость я дорого заплатила, мне не хотелось позорить семью. Думала, пусть лучше считают, что я погибла. Родителей изгнали бы из общины, они бы этого не пережили!

– Я всегда говорила, эта Берг из борделя! – зашипела на ухо Тоннеру Кусманская. – Куда катится Россия? Продажная девка стала княгиней!

– Да! – согласился доктор. – Измельчала страна! Раньше бы могла и императрицей!