Постижение смысла - Мартин Хайдеггер

господствование). Пожалуй, название «груз-гнет» приходит словно извне и, как кажется, укрепляет во мнении, что здесь два наличествующих фактора – «суще-бытующее» и «душа» – оказываются под этим гнетом-грузом, создавая взаимное напряжение, [как концы натянутого лука]; это не только так кажется, но и греческие представления должны были также и это прояснить себе из присутствия, причем тогда, разумеется, несокрытость не обретает своей значимости в аспекте открытости. И все же: что означает ὁῆλον и ὁηλοῦν? Делать открытым, да, но без вопрошания о самой открытости; настолько мало она вы-рас-спрошена (и поддается вы-рас-спрашиванию и признается достойной вопрошания) – столь же мало, сколь и прикровение, которое сопредставляется в несокрытости.

И еще менее здесь ставится вопрос, есть ли подлинно «происходящее» само по себе присутствие как покидание или как отказ от прикровения, что невозможно свести вместе в расчетах, исходя из свойств суще-бытующего и «деятельностей» «души». То, что несокрытость есть присутствие, а также открытие этого – и, тем самым, сокрытие и утайка, и то, что, тем самым, становится постижимым – это остается за пределами греческого мышления Поэтому уже – несмотря на указания, что здесь нужно исключить, например, [платоновское] сравнение с пещерой, – понимание несокрытости как открытости суще-бытующего является не-греческим – в том примечательном смысле, что через посредство этого Греческое – я хочу сказать, Изначальное мышления бытия – становится, собственно, мыслимо нам как усваиваемое в мысли после, впоследствии, как домысливоемое; ведь если мы не сохраняем начало, мы выпадаем из истории (Geschichte); мы более не принадлежим к пра-бытию и ее необходимости, а относимся только лишь исторически (historisch) спланированному суще-бытующему, и покинутому бытием.

Несокрытость суще-бытующего и открытость суще-бытующего у греков означает: присутствие и, то есть. бытие и, то есть, суще-бытность и, то есть, суще-бытующее как таковое и, то есть суще-бытующее.

Однако вследствие этого не вы-рас-спрошено и не признано достойным размышления ни присутствие (в его также изначально прикровенном временном характере), ни прикровение и открытость.

И поскольку мы это, собственно, и называем достойным вопрошания, мы мыслим уже не метафизически. Однако самым наипримечательнейшим остается то, что там, где затем ожидается от «откровения» все и ожидается изначально – в учении о христианской вере и в учении о спасении, «откровение» нивелируется, уравниваясь со всем прочим, – и все превращается на пути через «римское» и «юридическое» мышление в право и правильность. (Поэтому принятые-перенятые ныне способы выражаться христианских теологов об «открытости бытия» есть фигуры речи и пропагандистские редуты, которые совершенно не соответствуют тому, что они, теологи, должны догматически мыслить в качестве ens creatum./

Через превращение ἀλήθεια в ὁμοίωσις и adaequatio, а его – в certitudo и очевидность имения сознания и осознанного бытия, а его – как само-сознавания – в сущность абсолютного знания и сущность «духа» и сущность опускания-упадка этого «духа», в сущность его деградации до научно-технического историческое познание – через посредство втягивания-вовлечения его в «переживание» – короче говоря, через метафизическую историю (Geschichte) «истины» в пределах метафизики – у метафизики окончательно отнимается всякая возможность мыслить ἀλήθεια в направлении присутствия и прикрывающего раскрывания – и, тем самым, возможность мыслить открытость открытого. Посредством всего этого уже названо Такое, что никогда не станет доступно для мышления метафизики (представление суще-бытующего в его суще-бытности) – Такое, что, напротив, высказано, исходя из мышления пра-бытия. Несокрытость означает по-гречески присутствие, причем не вы-рас-спрашивается и не об-основывается ни временной характер присутствия, ни прикровение.

И поэтому также и несокрытости приходится также сразу отказываться от своего господства, которое ведь могло бы сохраниться-удержаться только на основе разворачивания ее сущности.

Но откуда же возникает сейчас необходимость вы-рас-спрашивать временной характер присутствия и сущность прикровения и раскрывания, откуда возникает необходимость мыслить открытое и открытость суще-бытующего? Вот только из какой нужды-потребности может произойти необходимость, и сама нужда-потребность? Она относится-принадлежит к невысвобожденному избытку сущения пра-бытия; то, что это – так, определяет миг нашей истории (Geschichte), определяет нас в некоторой истории (Geschichte), которая как история (Geschichte) «этого» пра-бытия на допускает никаких человеческих мерок-масштабов, но и отрицает божественное в той степени, в какой им злоупотребляют как основой для объяснения и используют, принижая до простого прибежища – пристанища.

88. Пра-бытие и мера

Для метафизики бытие как суще-бытность есть в то же время ἀϱχή. и, тем самым, мера, которая затем рассчитывается из самого суще-бытующего и для него через посредство представления, как подтверждение присущего: Абсолютное, Безусловное. Определяя характер меры – задавая меру-становится ведущей идея «цели»; τέλος, изнавально бывший определением присутствия и его закругленности в себе самом – отзвуком φύσις – превращается в finis, в отодвинутую вдаль и вперед «цель» движения прочь отсюда – шагания прочь как прогресса; наконец, целью становится само это шагание прочь; и там, где он, как кажется, преодолен, он лишь скрывается за осуществлением одной только просто живости жизни рази самой жизни (вечный народ и тому подобные пустые бездумные выражения).

Пра-бытие, однако, никогда не есть мера, ведь его истина ранее всего и прежде всего говорит вот это: то, что в суще-бытующем нигде нет какой-то меры, потому что оно событуется как своеобычность-собственность в сомнительности достойного вопрошания и выбора-решения выбора (в событии), которое обеспечивается только в Близи и в Далекости богов – и исходя из их происходящей в тиши борьбы за преобразование сущности человека.

89. История пра-бытия

История пра-бытия – со-бытование истины как просвет; в первом начале – дарение, которому приходится следовать за отвержением-отказом, поскольку само бытие как суще-бытность поставило себя на службу, признав приоритет суще-бытующего. Отвержение-отказ разворачивает себя, как превращение сущности истины в ὁμοίωσις – правильность – очевидность – справедливость – истины в суще-бытность как махинативность – махинативную открытость суще-бытующего как «открытость-публичность». Безразличие по отношению к сущности истины; действенное как мерка для действительного; это последнее как подлинное сущее-бытующее.

Сокрытая покинутость суще-бытующего бытием.

Со-бытование как раз-собствливание. Сокрытость отказа-отвержения и все же неявный намек-кивок на него и так – на сущение самого пра-бытия, ценой принижения всего и всяческого суще-бытующего и его сущеебытности.

90. Событование и настроение

Со-бытование не приходит и настроение не приходит в первом начале вместе с разворачиванием сущности пра-бытия; но оба становятся – не познанные в сущности своей – все же помысленными в иных образах; событование скрывается в завуалированном виде в принадлежности νοῦς и λόγος бытию, каковая принадлежность – неподвластная-непокоренная и, вследствие незнания, не поддающаяся покорению-подчинению – в конце концов, становится некоторой перекладкой суще-бытности (как предметности) в человеке (как субъекте), так что бытийный вопрос и сущение пра-бытия прячутся за «проблематикой» обусловленного и безусловного