Последний князь удела - Димыч

— И тебе здравствовать, атаман. В хоромы не зовёшь, потчевать не приглашаешь, пошто так не ласков с гостями?-

Такой ответ донца изрядно удивил и, смутившись, что на его белобрысом лице было особо заметно, он стал оправдываться:

— Мои палаты — избёнка чёрная курная, яства — простые корма казацкие, да и сам яз не атаман, так голова ватажки донской вольной. Но коль не побрезгуете, то милости прошу к нам отпотчевать, чего Бог послал.-

Несмотря на приглашение, никто заводить наших лошадей во двор не торопился. Начавшаяся суматоха была явно показной. Наконец, спустя четверть часа нас провели в занимаемую атаманом избу. Видимо время затягивали, чтобы по возможности привести помещение в божеский вид. Но запах в доме показывал, что собутыльников Корелы вытащили оттуда только чуть ли не перед нашим приходом. На стол подавала испуганная баба, еда была по простонародным понятиям крайне обильной. На самой широкой и высокой лавке стояли три горшка, два с мясными кашами, а один с варевом, именуемом в народе 'борщ'. С известным мне по прежней жизни супу это блюдо имело мало общего. Свеклы в него не клали, а варили эту кислую похлёбку из ростков травы-борщевика. Основным украшением пиршества была глиняная латка с кучей жареного мяса. Помимо посуды с едой на столе имелись один мятый кубок, видимо оловянный, старая почерневшая деревянная ложка и кинжал с богато украшенной самоцветами серебряной рукоятью. Что ж, к здешней привычке есть из одной миски и, зачастую, одним столовым прибором на всех я уже давно привык.

За столом со мной были ещё Ждан и Афанасий, немного помявшись, они начали степенный застольный разговор.

— Удачно ли сходили на свеев? — спросил, передавая ложку казаку, рязанец.

— Дал Бог, здорово. Изрядно супостата побили, — ответил Корела. — Токмо в осадном сидении с гладу попухли, от бесхлебицы изциножились все. Да о дожде со снегом Господа кажный день молили, дабы с сухоты не сгинуть.-

При словах донца о голоде Ждан поперхнулся:

— Неужто так кормов алкали, что испоганились? Ить на смертные муки себя обрекли!-

Андрей с досады воткнул кинжал в доску стола:

— Лжу про нас молвят, де, самоядь мы. Было дело- нечистоту в котлах варили, коней всех поели. Но покойников николиже не вкушали. —

— С побитыми немцами-то чего творили? — не отставал Тучков.

— Да в ров кидали, псам на радость, не солили же, — злился от такого допроса атаман.

— Собак-то жрали сих? — болезненное любопытство удельного казначея могло до добра не довести.

— Что ж митрополит Новгородский грехов не отпустил? — я постарался перевести разговор в нейтральное русло. — Вроде, не чрезмерно нагрешил ты с войском своим?-

— Да владыка слушать не стал, велел служкам со двора прочь гнать, будто нехристь какой к нему пришёл, — поделился обидой Корела. — Яз сирым божьим людям милостыню раздал, снял чуток вин перед Господом, но с разрешительной молитвой дело было б благочинней.-

— К митрополиту Казанскому Гермогену тебе, Андрейка, надобно, — снова вступил в разговор Бакшеев. — Он ить из казаков, понимает нужду воинскую, снимет с души твоей груз тяжкий. Да и ты не скупись, жертвуй ему на богоугодные дела.-

Атаман пробубнил слова благодарности и все опять заработали челюстями.

Потом Бакшеев с хитрецой посмотрел на казака и поинтересовался:

— Яз слыхал, будто Олав-крепость посреди озера стоит. Как же вы среди воды сидючи, жаждой-то маялись?-

— Близок локоток, да не укусишь, — буркнул Андрей. — Внутри-то стен колодезя нет, а к озерцу токмо с дракой пробиться мочно. Свеи-то плотов бревенчатых наладили, да с них вогненной стрельбой по водоношам били. А как зима пришла, так совсем тяжко стало. Пока прорубь ладишь — каянцы конные наскочат. Сперва по ночам за водой лазили, а как нас рогатками от воды отгородили, да караулить стали, так тока с боем ватажками малыми ходили.-

— Видать хранил вас Господь, не дал немцам одолеть ни в засадах, ни в приступах, — наставительно высказался Тучков.

— На Бога надежду имей, а сам не плошай, — таким же поучительным тоном ответил Корела. — Яз полоняников ни за радость велел умучивать. А дабы обиды свеям чинить, что в поспешке на приступ валили. Оттого-то и поиссякли силы немецкие. Когда пищали-то ломовые их датошные мужики приволокли, то воинским людям уже невмочь в прямой бой идти было. Да углицкие стрельцы с новоприбранными охочими людьми помогли. Оне острожек-то на корельской дороге сложили, да учали обозы вражеские перенимать.-

— Давно ли атаманишь? — задал я свой вопрос казаку.

— Походным, как с Дона ушли, у нас Ивана Носа кликнули. Токо убило его в первой же сшибке. Вот меня ватажники и выкрикнули, так што вторая година пошла.-

Уже ближе к завершению трапезы, Ждан задал, видимо, глубоко волновавший его вопрос:

— Много ль добычи на сих супротивниках взяли?-

Немало, всяко больше чем государева награда, — усмехнулся атаман. — Панцыри, сабли, пищали иноземные, серебро да узорочье — всего довольно добыли.

— Царёво жалованье не хай, — строго заметил Бакшеев.

— Яз даже не мыслил такового. Мне ить великий государь Фёдор Иоанович целый рубль к годовому окладу велел прибавить, да ватажникам моим по десяти алтын, а опричь сего явил великую милость — по золотому угорскому на брата прислал. Токмо боярин, на Новгород воеводой посаженный, с казачков моих добра излиховал рублёв на двести, ну да эт дело наживное.-

Произнёс эту речь Корела с самым серьёзным видом, но некая нотка глумления всё же проскочила. Заметил её и ветеран-порубежник:

— Угрешские деньги не в плату, а для отличья посланы. На Москве служивые их на одежду нашивают, да за честь немалую чтят.-

Мне казалось, что достигнутый атаманом успех был явно недооценён. Ничего, что могло бы стать достойным даром для отважного казака, у меня с собой не имелось. Тут мой взгляд остановился на Бакшееве. На боку нашего уездного окладчика красовался клинок работы кузнеца Миронова. Был он не самый лучший, да и серебра на его отделку ушло немного, но лучшего подарка всё равно в наличии не имелось.

— Афанасий, дай-ка саблю твою, — обратился я к рязанцу.

Тот сразу всё сообразил, посуровел лицом, но оружие отстегнул и протянул мне. Лишать таким образом близкого соратника меча граничило с оскорблением, но мне казалось что старый воин меня поймёт.

— Жалую за храбрость, — объявил я опешившему Кореле, протягивая клинок.

— Благодарствую, княже, — промолвил донец и прибавил — Дозволь и мне отдариться, не побрезгуй.-

Свою долю доставшейся добычи атаман небрежно свалил в углу конюшни. Он рьяно бросился к куче добра с намерением отрыть что-нибудь поценнее. Пока казак ковырялся в своём добре, отыскивая достойный подарок, я заинтересовался несколькими стоящими в углу ружьями. Они были явно ближе к тем образцам огнестрельного оружия, что я видел в кино и в книжках, чем русские пищали. Были эти мушкеты легче весом, с ударным замком, да и их спусковые устройства походили на курок. Корела заметил моё любопытство:

— Глянулись самопалы свейские? Так возьми — сделай милость, они для охотной забавы вельми пригожи, токмо камни новые надобны. От себя кланяюсь тебе отрезом бархата венецийского златотканого.-

Преподнесённая донцом ткань была по местным меркам драгоценной, несколько аршин этого полотна стоили как тройка лучших жеребцов. Равнодушие казака к такому богатству удивляло. Но, несмотря на истинно царский дар, меня больше занимали ружья:

— Только ль для охоты они сгожи? Разве для ратного дела не сойдут?-

— За ради ночного боя се самопалы лепы. Фитиль не горит, ворогу тебя не являет. Но для казачьих нужд жагровая пищаль справнее — осечек не даёт, камни огнивные сыскивать не надобно, да и замок не так ломок, — выразил своё мнение о кремниевых мушкетах атаман.

По совету Бакшеева, перед отъездом для Корелы составили грамоту на вольные проезд через угличские мытницы. Попрощавшись, мы отбыли к месту ночёвки нашего отряда. В пути я, как мог, извинился перед старым воином за отобранное оружие, пообещав ему по возвращению в Углич предоставить самую лучшую саблю мироновской работы.

К нашему возвращению работавшие на волоке мужики уже сбросили во впадающую в Мстинское озеро реку Цну дощаник. После недолгой погрузки мы отправились в плаванье. Уже на второй день угличское судно прибыло к Опеченскому посаду, откуда до Боровичских рядков было рукой подать. Ждан решил разгружать лодку и двигаться далее на лошадях.

— Долго ль верхами ехать? — спросил я у казначея.

— К завтрашнему вечеру в вотчинном селе будем, тут круголями идти надобно, — ответил дядька.

— А по реке?-

— Да за пару часов можно доплыть, ежели Господь смилостивится, да оборонит от напасти водной.-