Лабиринт розы - Титания Харди

Саймон проглотил остатки кофе и склонился над столом, разглядывая снимки с текстами.

— Взгляни сначала на этот отрывок — о смерче, девочке и покрове Богородицы. Может, это как-то связано с жизнью кого-нибудь из святых? — Люси начала ворошить в памяти сведения о ранних христианских мучениках, полученные за время ее католического воспитания. — Или в тридцать четвертом году новой эры произошло некое событие, имеющее отношение к Вознесению?

Саймон прочитал вслух:

— «История штата записана на его флаге, и начало всему — на шелке того же оттенка, что и покров Богородицы». Что ж, слово «штат», по-моему, вполне современное. Конечно, тут может быть дюжина всяких вариантов, но, скорее всего, речь идет о Соединенных Штатах. А какого цвета покров Богородицы?

— Странная вещь, — оживилась Люси. — В Шартре хранится накидка Девы Марии, которая будто бы была на ней, когда родился Христос. Я ее сама видела — это настоящее сокровище. Она белая, но в истории искусства Марию принято изображать в голубых одеждах, символизирующих небеса, поскольку Она их царица. Платье же или собственно облачение может быть и красным — в общем, сам делай выводы.

— Мне все ясно, как ночь, Люси: ты предложила мне на выбор аж три цвета — красный, белый и синий. Чем не коллекция флагов для саммита! Там дальше говорится о смерче — как насчет него? Это ведь что-то типа торнадо?

Они хором прочитали:

— «Девчушка, оказавшаяся на пути смерча, поглядела вверх, на надвигавшийся ураган. Разыгралась настоящая буря. Если бы не погода, то и сама повесть никогда бы не началась! Аромат апельсиновых соцветий — словно тропинка через поле подсолнухов, один из которых сорвали и поместили в самый центр. Булыжная кладка того же цвета, а туфельки — нет».

— Давай начнем с подсолнуха.

Люси ввела слово в поисковик на своем компьютере, и Саймон стал просматривать полученные результаты.

— Начало цветения приходится на июль… Одиннадцать разновидностей подсолнуха произрастаете… Канзасе! Так, интересно. Здесь говорится, что это символ штата. Присвоен в тысяча девятьсот третьем году.

— Подсолнухи желтого цвета, значит, булыжная кладка тоже желтая, — вдруг осенило Люси, и она немедленно схватилась за мобильник.

Саймон тут же занял ее место за компьютером и задал новый поиск.

— Но туфельки по цвету отличаются… — размышляла вслух Люси, ожидая соединения. — Потрясающе: ты отвечаешь на звонок собственного телефона. Послушай-ка, в каком году родилась твоя бабушка?

— Люси! Я могу сказать, когда день рождения у моего сына, у тебя, у моей мамы… Но я же не фокусник, чтобы добывать из головы даты, как кроликов из шляпы!

— Все же попытайся.

Люси давала понять, что настроение у нее игривое и так просто от нее не отвяжешься. Алекс начал вслух прикидывать:

— Мама родилась в тысяча девятьсот сорок втором. Она — старшая дочь… до нее еще были сыновья. Потом война… бабушке, наверное, тогда было тридцать восемь или тридцать девять. Я думаю, год этак…

— Тысяча девятьсот третий?

— Похоже на то. А что такое?

— Обожди до обещанного мне ужина. Пока. — Она повесила трубку. — Ты слышал, Саймон? Дорожка ведь была вымощена желтым булыжником? А туфельки на самом деле — ярко-красные тапочки. Дороти из «Волшебника страны Оз»! Но я до сих пор не поняла, при чем тут покров Богородицы и число тридцать четыре. Бабушке Алекса было больше лет, когда у нее родилась его мама.

— Ага, вот… — Саймон развернул к ней монитор, чтобы показать свои находки. — На флаге Канзаса изображен подсолнух на фоне синего шелка — вот тебе и цвет плаща Богородицы. А сколько в нем звезд, Люси?

— Я что, считала? — Она засмеялась и принялась водить пальцем по строчкам. — В созвездии тридцать четыре звезды.

— Здесь говорится, что Канзас — тридцать четвертый штат, принятый в США, а также, как ты сама быстренько сообразила, родина «Волшебника страны Оз». — Он окинул ее самодовольным взглядом, точь-в-точь как кот, выманивший пса из его любимого кресла. — Сдается, душка, что сегодня Алекс платит за ужин. Попроси повести тебя к Гордону Рамси.[103]

Они принялись читать отрывок дальше.

— «Дама, разъяснившая, что они такое, одержала над сестрой верх в испепеляющем финале, но записал это все мужчина, и мы не знаем в точности, насколько хорошо он уловил суть. Прочувствовал ли он в самом деле, что в гостях хорошо, а дома лучше, — или же он стремился, чтобы девочка в венке из цветов просто спела песенку?»

— Это про фильм и про книгу. Гленда была доброй феей, а злой, видимо, ее сестра. Дороти вернулась к тетушке Эм со словами «в гостях хорошо, а дома лучше». Все остальное — сплошные загадки, правда, Саймон?

— Да, странно… Вообще-то этот кусочек напомнил мне о сестрах Уильяме и их «испепеляющем финале». Их отец позднее подробно описал их судьбу.[104] Но твоя версия более правдоподобна, особенно учитывая все вышеназванное, и Канзас в том числе.

Но сдаваться он не собирался и снова погрузился в чтение, пока Люси размышляла о чем-то другом.

Гленда, бесспорно, дала дельный совет, но, что и говорить, сами владения принадлежали Волшебнику. Здесь напрашивается аналогия… Моряк рассказывает, как корабль плыл к югу при хорошем ветре и тихой погоде, пока не приблизился к экватору…

— Последнее взято из Колриджа, Люси. «Поэма о Старом моряке».

Саймон продолжал вчитываться в текст, ища в нем логические связи, как вдруг заметил застывшее лицо подруги и резко отложил документ:

— Ты что, увидела призрак?

— Саймон, откуда им было знать? Ведь это написано много лет назад… Речь о Кэлвине — ты помнишь, где он только что отучился?

Она сильно побледнела и произнесла в унисон с Саймоном: «В Канзасе!», но их возглас был тут же заглушён отрывистым звуком. Звонили на мобильник Алекса.

Люси перевела дыхание, спокойно взяла трубку и ледяным тоном ответила:

— Люси Кинг слушает.

— О, какая приятная неожиданность! Вы на пару дней выпали из нашего поля зрения.

С ней разговаривал ее вынужденный компаньон по пятничному вечеру. Люси отметила для себя информацию, которую он только что — возможно, непроизвольно — выболтал.

— Очень недальновидно с вашей стороны было ссориться с доктором Стаффордом. То, что вы совершили вчера, — большая глупость. Мне вы показались человеком, не чуждым некоторой утонченности.

Люси, предполагавшая в американском французе немалое самомнение, решила проверить, насколько она права.

— Мой помощник, с которым вы уже имели удовольствие познакомиться, бывает грубоват при исполнении указаний. И вам стоит это иметь в виду — на всякий случай.

— А я-то считала, что вы можете лучше управлять вашими подчиненными. — Люси заметила, что Саймона впечатлило ее самообладание, и это придало ей еще больше уверенности. — Итак, давайте договоримся. Даже не помышляйте добиться чего-то без доктора Стаффорда. Вы и сами знаете, что он — неотъемлемое звено ваших поисков и вплетен в ткань всего повествования. Вы не можете просто взять и безболезненно его устранить. Если бы у вас хватило сообразительности на то, чтобы разрешить хотя бы одну из загадок, вы бы давно поняли, что в ваших интересах сотрудничать с ним, а не избавляться от его участия.

— Веское замечание, мисс Кинг. Но не надо недооценивать и наше влияние. У нас очень длинные руки.

— Что же, посмотрим, хватит ли их длины, чтобы почесать собственную спину. Вы готовы обсудить план действий?

Саймон ухмыльнулся: собеседник Люси встретил в ее лице достойного соперника.

Резкий прозрачный воздух явственно пах солью. В уходящей вдаль перспективе выделялась зеленая полоска, кое-где тронутая желтым — начинали цвести нарциссы. Узкая песчаная перемычка отделяла их от широкого пояса синеватых всходов, испещренного белыми пятнышками. С веранды сквозь аллею в саду виднелось море, и именно здесь Фейт Петерсен расположилась с кофейником, накрытым стеганым колпаком: нельзя было упускать возможность пообедать с сыном на свежем воздухе в такую прекрасную погоду. Удобно устроившись в плетеном кресле и накинув себе на колени лоскутное одеяло, она спросила:

— Ты хочешь сказать, что через две недели на Пасху тебя не ждать?

Кэлвин на мгновение задержал взгляд на надутом ветром парусе, видневшемся вдали, и зажмурился от ослепляющего буйства цвета.

— Обещаю приложить все силы, но у меня в Лондоне есть дела, и я пока не знаю, как они будут продвигаться. У меня есть определенные обязательства по моим исследованиям.

— Я надеялась, что ты привезешь к нам ту девушку, Шан, и мы с ней познакомимся. У нее очень приятный голос. Ты уже столько времени с ней встречаешься… Это у вас серьезно?

Фейт нарочно вызывала сына на откровенность, не надеясь, что он сам проговорится. Кэлвину шел четвертый десяток, он был недурен собой — чем не выгодная партия? Тем не менее он до сих пор не изъявлял никакого желания остепениться и никого не впускал в свою жизнь. Одна из ее ближайших подруг даже усомнилась, та ли у него сексуальная ориентация, чем повергла в размышления саму Фейт. Кэлвин ничем не помогал ей прояснить ситуацию и скрытничал по-прежнему.