Автобиографические записки.Том 3 - Анна Петровна Остроумова-Лебедева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как я переживу эту зиму? Ведь дров у меня хватит только до середины или, в лучшем случае, до конца декабря. А потом?..»
* * *
Дрова! Дрова! Два последних дня рисовала портрет соседки, молодой санитарки. Она обещала мне при разборке одного деревянного дома уделить из своей доли несколько досок. Портрет сделала свинцовым карандашом, подкрасив его красным карандашом. Голова в натуральную величину, и только голова. Она вышла похожа, но как искусство портрет нехорош.
Последние дни отвечала телеграммами на поздравления меня с новым званием.
Настроение у меня не приподнятое. Угнетает темнота. Живописью работать нельзя.
Последние два дня у нас поспокойнее, хотя и есть бомбежка, и артобстрелы, но не так надоедливо…
Дневник от 27 ноября 1942 года
«…Все эти дни живем под впечатлением наших военных успехов в районе Сталинграда. Все возбужденно об этом говорят, радуются и ждут скорого окончания войны».
Дневник от 3 декабря 1942 года
«…Вчерашний день и ночь прошли спокойно. Была артиллерийская стрельба, но далеко.
Сегодня чудный солнечный день. Вчера была метель, а сегодня везде свежий, ослепительный снег. Воздух мягкий, слегка морозит…»
Дневник от 14 декабря 1942 года
«…Оттепель. Город сегодня обстреливался из тяжелых орудий. Слышно было, как разрывались снаряды и рушились дома. Горько и тяжело…»
Дневник от 27 декабря 1942 года
«…Стоят пасмурные дни, и все кругом тает. Сыро, туманно и особенно темно. Это самые темные дни в году, и темнота этих дней усиливается пасмурной погодой.
Ничего не хочется делать. Да просто невозможно работать по своему искусству. Электрического света нет, только крошечная лампа…»
Август 1947 г.
XII.
1943 год
Дневник от 1 января 1943 года
«…Новый год я не встречала.
Среди ночи я и Нюша одновременно проснулись от громкой музыки по радио. Услышали, что часы бьют два, и поздравили друг друга с тем, что благополучно перебрались в 1943 год.
Днем прибежала перепуганная Вера Владимировна Милютина, которой сообщили поздно вечером, в канун Нового года, что ей надо куда-то немедленно переселиться (но куда, не указали), так как ее дом, где она живет, решено ломать на дрова.
Заходила сестра Елизавета Петровна с дочерью. У сестры в ужасном состоянии руки. Все в глубоких трещинах, очень болезненных. Отсутствие жиров так сказывается на ней».
Дневник от 9 января 1943 года
«…Был у меня Петр Евгеньевич. Он собирается с женой улететь в Казань. Я рада за него, что он уедет отдохнуть… И очень желаю ему счастливой поездки, но мне как-то страшно оставаться без него. Он все время был моей опорой, всегда готовый мне помочь, чем только мог.
Он, между прочим, сообщил мне, что 30 декабря умер Николай Эрнестович Радлов. Его смерть меня глубоко огорчила своей преждевременностью. Ему было только 53 года. Николай Эрнестович был образован, культурен, обладал блестящим критическим умом и был хорошим художником.
Он и внешне был заметен: очень высокий, изящно худой, с крючковатым носом. Держался всегда прямо, строго, даже надменно. Весь точно чеканный из металла. Его женою была худенькая, изящная женщина — художница Надежда Константиновна Шведе.
Его смерть — большая потеря для современной нашей культуры.
Получила поздравления с Новым годом от коллектива сотрудников Графического отделения Государственного Русского музея, от работников полиграфической мастерской ЛОССХа и от секции графиков Союза советских художников. Благодарила эти организации, бесконечно тронутая их вниманием, памятью обо мне и добрыми пожеланиями…»
Дневник от 14 января 1943 года
«…Каждую ночь мы переживали кошмар. Завывает сирена, и начинают бить зенитки. Сегодня всю ночь над Выборгской стороной жужжат вражеские самолеты.
Бомбят. Обстреливают. Слышен грохот падающих стен и разрывы снарядов. Тяжело! А главное — за что?..»
Все эти дни заходил Петр Евгеньевич. Часами беседовали о многом, особенно в области для обоих близкой — искусстве.
Помещаю отрывки из моего письма к нему, как одно из последствий наших разговоров. (От 24 января 1943 года.)
«…Мне хотелось вернуться к нашему вчерашнему разговору относительно Вашего определения меня как гравера.
Я была бы удовлетворена, если бы Вы так думали и писали обо мне: „А.П. Остроумова-Лебедева возродила художественную творческую черную гравюру и создала новую отрасль гравюры — цветную гравюру“.
Если Вы не упоминаете о моем революционном отношении к черной репродукционной гравюре 18 и 19-го веков, именно к черной гравюре, то Вы наполовину говорите обо мне… Граверов: Галактионова, Алексеева и других русских граверов такого характера я в молодости, да и теперь считаю „сладкой водой“. Я ни одной точкой не соприкасаюсь с ними. Клода, Брандамура, Матэ и многих других превосходных ксилографов я считала и считаю только хорошими художественными ремесленниками, так как они не являлись в них (т. е. в гравюрах. — Н. П.) творцами-художниками. Я их уважала, но отвергала. Никакой связи у меня с ними не было. Я являюсь в черной гравюре — революционером-возродителем, а в цветной — создателем новой отрасли гравюры. Вот это определение будет исторически верно.
Если Вы не упоминаете о том, что я начала и утвердила художественную черную гравюру, тем самым, как мой историк. Вы даете ошибочное право другим искусствоведам говорить и писать такие вещи, как „Фаворский был основателем художественной черной гравюры“{4} и тому подобное. Он появился после меня через несколько лет, так же как и другие граверы, начавшие работать художественную творческую гравюру…»
Дневник от 24 января 1943 года
«…Враг бомбит и обстреливает жестоко наш бедный город вот уже который день. Много человеческих жертв. Но часто бомбы падают и в землю или на лед рек и каналов. На днях две бомбы упали в Фонтанку, вблизи Чернышева моста, и стекла окон на большом протяжении вылетели вон по обеим сторонам Фонтанки.
Управление по делам искусств и типография Володарского остались без стекол. Это было поздно вечером, и люди бежали, кто куда мог. Мороз был — 20°. Половина улицы Росси стоит без стекол.
Выбитое стекло сейчас, в мороз, большое несчастье для каждого…»
Дневник от 27 января 1943 года
«…Вражеский самолет низко летел вдоль улиц и стрелял по идущему народу, как раз в то время, когда все кончают службу. А утром стрелял шрапнелью по рынкам,
