Пара для дракона, или просто будь пламенем (СИ) - Чернышова Алиса

— Вам вообще известно такое слово, как такт!? — взорвался менталист.

— Это чёт из музыки? — хмыкнул Рыда. — Я в этом не особо хорош. Так мне Чичи и сказала: не быть, мол, тебе писателем, лучше черепа проламывай. Каждому своё, и всё такое прочее… Ладно, шеф, ты скажи: мне попросить Чичи, чтобы она для иномирянки и малого что подходящее приготовила? Ну, как будущей колеге, чисто по-деловому, и так далее?

Фьорд бросил на орка выразительный взгляд, но испепеляться тот не захотел. Пришлось буркнуть:

— Попроси. И… передай от меня спасибо.

— Принято, — ухмыльнулся орк.

Фейри-менталист склонил голову набок, задумчиво рассматривая Фьорда.

— Кажется, вы весьма положительно относитесь к госпоже Маллани.

— Она пережила кучу дерьма, пострадала от рук того же урода, что и я, а потом спасла мне жизнь, — отрезал Фьорд. — Она не… короче, я не позволю вешать на неё всё дерьмо. Только и всего.

— Понятно, — кивнул менталист. — А не хотите ли вы пообщаться с ней? В физическом смысле они оба в порядке, но ментально… Ей не помешает поддержка кого-то, кто не настроен негативно.

— Понял, — кивнул Фьорд. — Куда идти?

— Не прямо сейчас, — мягко сказал Менталист. — Вам всё ещё нужно отдохнуть.

— Вот там и отдохну, — отрезал Фьорд. — И где это, кстати — там?

— В изоляторе для опасных иномирцев, — отозвался фейри. — Мы поместили их с ребёнком туда.

— Чего?! — Фьорд аж подскочил. — Вы что там жрёте такое забористое, что с остальными не делитесь — пыльцу на завтрак вместо яичницы? Ещё бы в кладовку бабу с ребёнком запихнули, что уж там! Ну, или в тюрьму.

Фейри устало вздохнул:

— Вы удивитесь, но поступали и такие предложения. Особенно активные энтузиасты вообще посчитали, что их надо сжечь.

— Шутите? — хмуро уточнил Фьорд.

— Не, — отозвался Рыда. — Там громкая байда закрутилась, наших всех Жрец к административным зданиям согнал. Завтра, чую, веселье будет. Но ты не дёргайся, шеф: Властелин вроде как приказала бабу с малым не убивать.

— Ладно, — кивнул Фьорд и начал вставать.

— Вы должны лежать! — вскинулся фейри.

— Слушай, — Рыда взял остроухого за плечи. — Давай ты позволишь ему пойти к ней и там полежать? И сам пойдёшь поспишь: ночь на дворе, ну, и всякое такое. Ты ж менталист, сам знаешь: общение — эт хорошо.

Фейри сверкнул глазами.

— Резонно, но сначала — зелья и процедуры.

Эта вся мутота подзатянулась, но в итоге эльф, придирчивый, как скотина, всё же оставил Фьорда в покое, снабдив для порядка поддерживающими чарами — чтобы пациент, значитца, не упал. Сначала менталист вообще порывался усадить его на какую-то ерундовину с колёсиками, но тут уж Фьорд взбунтовался, и парню пришлось отстать.

Так или иначе, Фьорд открыл дверь, благо его браслет позволял вход в подобные помещения, и едва сдержал ругательство.

Маллани, стоявшая с подушкой над ребёнком, подняла на вошедшего свои оленьи глаза.

30

Неловко, что называется, вышло.

— Привет, — сказал Фьорд, прикрыв за собой дверь и привалившись к ней спиной. — А меня местные головастики отпустили. Ты тут как?

Вопрос, конечно, был тупой донельзя, но он был далёк от менталистики. По-хорошему, стоило позвать остроухого лекаря, но… Проблемы с головой у обычных ребят и слабых менталистов лечат сильные менталисты, да. Но вот сильным головастикам лечить друг друга в разы сложнее, факт всем известный. Один уровневый менталист другому может разве что подсказать, и то — если достаточно близок или совместим. При другом раскладе, их магии войдут в конфликт, и всё станет не лучше, а только хуже. Таким образом, неудивительно, что остроухий не стал соваться, а послал Фьорда: вряд ли Лани так уж сильно доверяет незнакомым менталистам.

После всего-то.

Вообще, видок у неё был такой, что хоть плачь: бледная, шатающаяся, губы синюшные, руки дрожат, глазищи дикие.

— Я хочу его убить, — сказала она хрипло. — Я должна.

— Думаешь?

Эх, сюда бы Чичи. Или любую другую бабу, хоть примерно понимающую, что творится в их бошках на фоне родов и сильных потрясений.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Я ненавижу его, — она затряслась. — Ненавижу. Его отец — чудовище!

Фьорд скосил глаза на маленького менталиста, опутанного поддерживающими жизнь чарами. Тот был крохотен, розоват и на чудовище, если честно, вот вообще не походил. Пожалуй, случись оказия, он бы поместился у Фьорда на ладони.

— Слушай, — сказал великан устало. — Решишь — я мешать не буду. Я тебя понимаю, ладно? Но давай по-честному: всегда ли дети так уж похожи на своих отцов?

О да, сам Фьорд задавал себе этот вопрос много раз. И ни разу не нашёл правильного ответа.

— Ты можешь просто отдать его на воспитание, — мягко сказал он.

— Он тянется ко мне, — её голос сел, а по щекам заструились слёзы. — Он тянется ко мне. Понимаешь? К моему ментальному полю. Он хочет быть его частью.

Дерьмо.

— Он пытается украсть твои силы?

— Н-нет, — её затрясло ещё сильнее. — Это инстинкт. Как будто я — его мать. Настоящая. Будто я хотела его. Он пытается связать нас.

Вдвойне дерьмо.

Об этом Фьорд не подумал, хотя стоило бы: он читал о подобном. Дети-менталисты частенько устанавливали связь с носителями аналогичного дара, притом на уровне чисто инстинктивном.

— Что, если развести вас в разные комнаты?

— Разве что в разные города, — её мысленный голос всё больше срывался, искажался, будто от помех, отдаваясь у Фьорда в висках низким гулом. Он впервые подумал, что уединяться с ней после ментального срыва — не лучшая идея. Маллани, кажется, уловила эту мысль, поскольку сжалась и стала говорить намного тише.

— Прости, — это был едва слышный шёпот. — Моя сила ранила тебя. Странно, что ты не ненавидишь меня.

— За что бы? — хмыкнул Фьорд.

— Все остальные ненавидят, — она криво улыбнулась. — Я чувствую это — страх, ненависть, опасения. Они витают там, за пределами комнаты, они ложатся мне на плечи, как груз. И я… знаешь, я знала, что он может меня найти, боялась этого. Но никому не сказала. Мне так хотелось жить… Это эгоистично, да?

— Не особенно, — отрезал он. — Это всего лишь нормально.

Она опустила подушку чуть ниже. Её пальцы были сжаты так, что побелели костяшки.

— Долго так стоишь?

— Да, — отозвалась она. — Он кажется совсем… беззащитным.

И, наконец-то, разрыдалась, отбросив подушку и сползая на пол.

У Фьорда и самого перед глазами снова всё вертелось, как на карусели — видимо, переоценил свои силы. Пошатываясь, он добрался до неё и сполз на пол рядом.

Что удобного в ментальной речи — можно одновременно и говорить, и плакать.

— Они убеждали меня, что я привыкну, — рассказывала она. — Женщины, что наряжали меня на свадьбу, говорили, что это всё — ерунда, девичьи страхи. Что я смирюсь, что полюблю мужа. Он красивый, богатый да могущественный — и как же его не любить-то? А потом, потом я рожу сына, и его обязана любить тоже. Какая же мать не любит своего ребёнка? Я должна любить. Так они говорили.

— Да никому ты ничего не должна, — вздохнул Фьорд. — Никто никого в целом любить не должен. Это личный выбор, знаешь такое? Заводить детей или нет, любить их или не особо. Не вини себя за то, что кого-то не любишь. Тупее ничего не может быть.

Фьорд прикрыл глаза и затолкал поглубже мысли о том, что ей, Лани, он говорит всё то, что мечтал сказать бросившей его на верную смерть матери.

— Но и ненавидеть назло не надо, — продолжил он. — Назло этим женщинам, назло Контролю… в смысле, мужу, или кто он там тебе был. Ты ведь понимаешь сама: вины малого во всём этом нет никакой. Это просто маленький ментальный маг с совершенно нормальной аурой, каких тысячи. Он тебе ничего не сделал. Да и этим придуркам в городе тоже, если подумать: им просто удобно спихнуть всё на беззащитных чужаков. Старая народная забава — охота на стрелочника. Только и всего.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Маллани прикрыла глаза и прижалась к Фьорду боком. Ему вдруг подумалось, что валяться на полу куда уютнее, чем на лекарской койке.