Лесной фронт. Задача - выжить - Алексей Замковой

— Так а с Яном этим, что будем делать? — задал я давно мучавший вопрос. — Пока он под присмотром. А ночью, когда к мосту пойдем? С собой же его не возьмешь и отпускать, пока мост не взорвем, нельзя.

— А шо та предлагаешь? Пристрелить его, шо ли?

— Да Бог с тобой, Митрофаныч! Что я — зверь? Стрелять его нельзя, но и думать что-то надо.

— Надо-надо… — Митрофаныч задумался и, наконец, решил. — Оставлю с ним одного из наших. Хай присмотрит, а как мост рванем — отпускает на все четыре стороны.

— Нас и так мало… — я подумал и решил, что других вариантов тоже не вижу. — Ладно, значит оставим кого-то.

— А с зениткой той как будем? — спросил Митрофаныч. — Мы ж про нее не решили ничего.

— Посмотрим по ходу дела. — я немного помолчал. — Если она в селе, то шум поднимем. А если от нее еще и мост не просматривается, то на кой она нам сдалась? Уничтожить ее, конечно, хочется, но, в первую очередь, мост.

— Ой, смотри, — Митрофаныч покачал головой, — как бы мы не погорели с той зениткой… Ладно, хватит думать. Иди отоспись и готовься. Как стемнеет — выходим.

С огромным удовольствием я проспал почти до вечера. Несмотря на все 'прелести' сна на голой земле в лесу, проснулся бодрым и даже помнил, что снилось что-то хорошее. Вокруг суетились партизаны, готовясь к ночной вылазке. Бойцы чистили оружие, в последний раз проверяли и подгоняли снаряжение. Я немного полюбовался на этот разворошенный муравейник, в который превратилась наша группа, и собрал своих подрывников.

— Заряды закладывать будете по парам. Я беру первую левую опору. Свиридов и Зачинский закладывают заряд на первую правую. Гац, Заика — вторая левая. Фишман, Броничек — вторая правая. Заряды соединяете детонирующим шнуром. Первый номер закладывает заряд, второй — ставит взрыватель. Шнур тянете ко мне. Времени на все будет не больше пяти минут. Вопросы есть?

— Так, за пять минут… — начал было Фишман, но я его не дослушал.

— Специально для тебя, поставим перед мостом кого-то, что б тормозил немцев. Извините, мол, господа фашисты, обождите немного пока мост заминируют. — бойцы заулыбались, а я, уже более строгим тоном, продолжил. — Если никто не появится возле моста дольше — наше счастье. Но ориентироваться именно на пять минут. Еще вопросы?

Больше вопросов не было.

— Если я свистну — значит кто-то едет и всем прятаться. Остальные бойцы будут изображать немцев. Может повезет и немцы проедут мимо. Если начнется стрельба — продолжать работать и не отвлекаться. Сейчас перегружаете тол и все остальное, что надо для работы, себе в мешки. У нас, вроде бы, 180 килограмм осталось? Значит каждому по 22 килограмма. Укладывайте так, что б быстро вытащили все из мешка когда потребуется. Вперед!

Ребята, тихо переговариваясь, отошли к своим вещам. Я тоже решил последовать своему же указанию — подготовиться к выполнению задания. Вначале я занялся мешком. После недолгих размышлений, для ускорения процесса закладывания взрывчатки, я решил пожертвовать мешком и не тратить время на то, что б достать из него ящик с толом. Попрошу кого-то снять мне с немца ранец — он все рано удобнее. Все лишнее, что не потребуется на задании, я выложил и отдал на сохранение бойцу, оставленному наблюдать за задержанным Яном. Ящик с толом положил в мешок так, что б гнездо для взрывателя оказалось сверху. Останется только положить его на место, поставить взрыватель со шнуром и все. Сверху положил моток детонирующего шнура и кусок огнепроводного шнура. Взрыватели и прочую мелочь распихал по карманам. Вроде все. На всякий случай, хоть я и не собирался принимать непосредственного участия в столкновении с противником, проверил оружие. Автомат заряжен, пистолет — тоже. Подсумки на разгрузке забиты запасными магазинами… Все. Ждем темноты.

Когда окончательно стемнело, та часть группы, которая должна была выйти на мост с противоположного берега Горыни, подошла к реке. Двенадцать человек были отправлены к мосту по этому берегу, еще один боец остался сторожить местного, а остальные девятнадцать, включая меня — переправлялись через Горынь. Первой группе, оставшейся на правом берегу, было приказано напасть на пост немцев когда через мост проедет первый же транспорт после часа ночи. Особенно Митрофаныч настаивал, что б часовых сняли без малейшего шума — ни одна собака не должна гавкнуть, не говоря уже о стрельбе. Мы переправились через реку и тихо пошли к мосту. Идти предстояло около двух километров. Мы быстро вышли к излучине — река поворачивала направо — и залегли. Была, без пары минут, полночь.

— Может по берегу пройдем? — я подполз к Митрофанычу. — Что б не идти через мины. И может сзади к тому окопу получится выйти?

— Посмотрим.

Митрофаныч, так же шепотом, отправил двух бойцов на разведку — проверить путь у среза воды и посмотреть подходы к немецкому посту. Пока бойцы не вернулись, мы лежали молча — напряженно всматриваясь в редкие огоньки фар, проплывающие над находящимся менее чем в километре от нас мостом. Разведка вернулась через пятнадцать минут.

— Пройти можно. — доложил один из бойцов. — Только осторожно надо. Скользко там.

— Что с окопом? Нашли?

— Нашли. Он метрах в десяти от моста с нашей стороны шоссейки. Курят, сволочи.

— Курят — это хорошо! — прошептал я. — На железнодорожном мосту немцы тоже курили. Значит не особо с дисциплиной заморачиваются.

Митрофаныч посмотрел на часы, рассматривая время в слабом лунном свете.

— Почти половина. — шепнул он. — Пошли.

Гуськом, пригибаясь чуть ли не до самой земли, мы крались по берегу. Действительно было скользко. Слава Богу, хоть не везде — опасные участки попались раза четыре. Но никто не поскользнулся и не упал. Бойцы, включая, как я с удивлением обнаружил, и меня, скользили в ночи как призраки. Мост все ближе и ближе. Вот мы замерли — проезжает очередная машина. Даже не одна, а четыре! Моторы ревут нам, настроенным на гробовую тишину, этот звук кажется просто мучительным. Вот шум начинает стихать, светлячки фар скрылись за каким-то строением на другом берегу. Идем дальше. Блин, нога соскользнула! Чуть не упал, но меня вовремя подхватил кто-то идущий сзади. Порыв ветра со стороны моста донес запах дыма. Таки курят, гады. Ничего — скоро бросят. Навсегда!

Двести метров до моста. По-моему, луна светит чересчур ярко. Мне кажется, что сейчас не ночь, а самый полдень, когда солнце освещает каждую травинку. Хоть бы облачко… А еще лучше — тучи и дождь! Мы уже ползем. Медленно, будто черепахи. Или это мне кажется? Мост все ближе и ближе. Слабая вспышка на мосту, оставившая еле заметный огонек, медленно поплывший к противоположному берегу. Часовой закурил. Мы замерли. Я представил себя на месте ходившего по мосту немца. Вот он поворачивает голову в нашу сторону — на траве луга под луной четко темнеют почти два десятка холмиков. Они еще и двигаются! Быстро сбросить с плеча карабин, или что там у него, передернуть затвор и выстрелить по подозрительным теням. 'Алярм!' Но все тихо. Огонек, уже почти невидимый, продолжает спокойно двигаться дальше. Ползем. Сто метров. Где-то залаяла собака, но лай почти сразу перешел в визг. Кто-то пнул пса, что б не мешался под ногами? Уж не наши ли, которые идут по другому берегу? Пятьдесят метров. Шорох травы подо мной отдается в ушах будто резкий треск сухих веток. Интересно, эти гансы там, в окопе, глухие что ли? Как можно не услышать этот шум? Девятнадцать человек ползут через луг, шелестя травой будто стадо бешеных ежей в брачный период, и пыхтят громче любого паровоза. Еще и сердце явно решило устроить концерт — колотит по ребрам как обкуренный барабанщик. От моста донеслись голоса и смех. Анекдоты травят что ли? Двадцать метров. Я каждую секунду жду окрика и выстрела. Или просто выстрела. Интересно, это правда, что звука от выстрела своей пули, которую поймал, не слышишь? Точнее, слышишь, но уже после того как в организме появился посторонний предмет? Где-то вроде я такое читал. Мост громадной тенью навис над нами. Хоть что-то хорошо. Он закрыл от нас эту гребаную луну и окутал своей тенью. Митрофаныч что-то машет? Я непонимающе смотрю на него. А! Он показывает, что б я с подрывниками скрылся под мостом! Это мы — с удовольствием.

Мы ввосьмером забились в самый узкий закуток между полотном моста и землей. Не знаю как остальные, а я постарался сжаться как можно компактнее, укрыться в самой густой тени. Если б еще мешок, будь он неладен, не мешал! Ясно были слышны разговоры немцев. С пятого на сто двадцатое я разобрал, что один из них рассказывает о какой-то фрау Берте. Судя по смеху, что-то веселое. Это хорошо. Если б можно было — я бы и сам подошел, да затравил десяток другой анекдотов. Посмешил бы гансиков — чем громче у них там, тем тише у нас здесь. Остальные бойцы, которые будут снимать караул, застыли под полотном моста у самого его края. Только б никому из немцев не пришло в голову пройтись отлить! Ясно ведь, что к реке пойдут. А тут им — здрасьте. Девятнадцать злых партизан, которые из-за слабого мочевого пузыря этого караульного нарвутся на роту не менее злых немцев. Так и сидели. Время тянулось медленно, будто застыло вовсе. На часы я даже не смотрел — в такой темноте и руки собственной не видно. Митрофаныч сидел с 'штурмовой' группой и крутил головой, переводя взгляд с полотна моста нашими головами на противоположный берег. Волнуется как там вторая группа? Я тоже волнуюсь. Блин, скоро уже тот час ночи? Будто в ответ на мои мысли, Митрофаныч поднял над головой руку. Я понял этот жест как 'час ночи', а заодно и 'приготовиться'. Теперь осталось только дождаться пока кто-то проедет мимо.