Гэсэр - Бурятский эпос

ВЕТВЬ ВОСЬМАЯ

О ПОБЕДЕ ГЭСЭРА НАД КОВАРНЫМ ЛОЙР-ЛОБСОГОЛДОЕМ

ЧАСТЬ 1

У священного дерева на девяти ветвяхДевять свечей горит,Девять сказаний о богатырях,О битве каждое говорит.

В бобра,Промелькнувшего вдалеке,Почему не пустить стрелу?Богатырям на родном языкеПочему не пропеть хвалу?

Все походы успешно совершавший,Всех врагов удачливо поражавшийИ поэтому Удалым прозывавшийся,И поэтому людьми восхвалявшийся,На берегу Мухнэ — широкого моря,На краю Моорэн — широкой долины,В просторной своей земле ХатанМирно жил Абай Гэсэр хан.

Говорит он однажды,Что все домашнее мясо ему приелось.Говорит он однажды,Что ему дичатины захотелось,Надоела ему говядина,Надоела ему телятина,Захотелось ему лосятины,Оленины да медвежатины.Отложил он все дела и заботы,И стал готовиться на охоту.Решил Гэсэр Удалой АбайПоехать охотиться на Алтай.Тридцать трех баторов своих,Триста тридцать трех воевод своих,Три тысячи триста тридцать трех оруженосцев своихГэсэр призывает.Велит им Бэльгэна коня седлать,Велит им оружье охотничье брать,День и час отправления называет.

Едут они по таежным склонам,Северной стороны держась.Едут они по каменистым склонам,Южной стороны держась.По тринадцати хребтам они скачут,Дичь выслеживают.По двадцати трем хребтам они скачут,Дичь выстреливают.Добираются ониДо великой черной тайги,Достигают ониКрая великой синей тайги.В непролазные дебри углубляются,В непроходимые дебри забираются.Играя ловкостью и силой своей,Охотятся на таежных зверей.Жирного зверя стрелой поражают,Тощего зверя — пропускают.Черного бобра — убивают,Серебристого соболя — добывают,Но зверя в тайге не убывает.

Звериное мясо и пушнинуНаваливают они коням на спину.Зверя мелкого, зверя крупногоНаваливают на коней,От округлого крупаДо навостренных ушей.Навалив зверей этих стогом,Поворачивают они коней к дому.Настрелявши разных зверей,Едут, едут они домой.Видят, младшенький из чертейЧерный Лойр-Лобсоголдой,Но уже порядочный изверг,Но уже большой негодяй,На тропу перед ними выбежал,Олененочка догоняя.Он бежал за оленем прытко,А попал коню под копыта,А на этом коне Гэсэр,Возвышаясь горой, сидел.

Ухватил он чертенка за шкирку,Приподнял его над землей.А чертенок боится пикнуть,Лишь бормочет, словно немой.Он впопад-невпопад бормочет,Чтоб его отпустили хочет.А Гэсэр сидит, вопрошая:Ты в горах моего АлтаяМного ль добыл изюбрей, коз?Много ль мяса домой отвез?Много добыл ли соболейНа просторах тайги моей?Ты азартно ли поохотился,Иль еще пострелять тебе хочется?

Черного Лойр-ЛобсоголдояВзял Гэсэр своей левою рукою,А в руке его правой плетка,Она хлещется очень хлестко.Абай Гэсэр его бьет и бьет,Как сырое дерево его гнет,Как сухое дерево его ломает,Черт живым остаться не чает.Ты запомни, Лобсоголдой,Весь Алтай этот древний — мой.Вся моя здесь вокруг тайга,И в ней места нет для врага.Ты забудь про эти просторы,Не ходи сюда тайным вором.Ты по горным склонам не рыскай,Ты добычи здесь не выискивай.Еще раз попадешься, черт,Будешь в пыль и прах перетерт.А пока быстрей убирайся,Да ловчить, смотри, не старайся.

Чертенок Черный ЛобсоголдойНе верит, что ушел от Гэсэра живой.Вверх посмотрит —От радости он смеется.Вниз посмотрит —От злости трясется.Трясется он от зависти и стыда,В сердце его месть и вражда.В сердце его, как угли горят,Месть, вражда, ненависть, яд.Помчался он к началу восточной страны.Где горы черны и степи черны,Где все наизнанку вывернуто,Где деревья с корнями выдернуты,Где скользя над тремя преградами,Пробирается река с тремя водопадами.В страну сухую, в страну бестравную,В страну глухую, в страну бесславную.В страну, где ветер всегда летает,В страну, где солнышка не бывает,В страну, где дождичек не помочит,В страну, где никто ничего не хочет.

После зеленых просторов Алтая,Страшна казалась страна пустая.По этой стране черт ЛобсоголдойКатался, метался сам не свой.Ненависть, злость собирал, копил,Яд в себе подогревал, кипятил,Дикий крик испускал —Преисподняя сотрясалась,Страшный вопль исторгал,Вся вселенная содрогалась.

Наконец,Накричавшись к исходу дня.Вскочил он на железно-синего коняИ помчался в ослеплении сам не свойЗа советом к сестре своей Енхобой.Поехал к сестре он жаловаться,Поехал к сестре он печалиться.— Помоги, — говорит, — пожалуйста,Ты над нами, — говорит, — начальница.—Три дня он ей все рассказывал,Синяки и рубцы показывал.— Ведь Гэсэр на коне как гора сидит,А я верчусь вокруг копыт.Из-за того, что я мал,Надо мной смеялись.Из-за того, что я слаб,Надо мной издевались.Меня измяли, меня избили,Хорошо, живого хоть отпустили.А они, довольные, удалились.Так где же, сестра моя, справедливость?Когда же месть свою совершу,Когда же спесь я с него собью,Когда же так его накажу,Чтобы он проклинал судьбу свою?

Месть моя будет — тройная месть.У Гэсэра жена красавица есть,Зовут ее Урмай-Гоохон,Любит ее больше жизни он.Эту красавицу я у него отниму,Как свою жену ее обниму.Сделаю ее своей законной женой,Будет она жить не с ним, а со мной.

Кроме того,Земли его прекрасно-алмазные,Превращу я в земли червивые, грязные,Будут ползать там змеи железные,Всех людей его истреблю я болезнями.Истреблю их мором, холерой, язвамиИ другими напастями разными.Я не буду его щадить, беречь,Пока яд меня перестанет жечь.Пока обида моя не рассеется,Пока ненависть не растеплится.Пока месть моя не насытится,Пока честь моя не очистится.

Говорит сестре: «Моя боль остра.Помоги ты мне отомстить, сестра.Видишь, я у тебя в ногах лежу,Видишь, я у тебя сапоги лижу.Ты сестра наша старшая,Ты сестра наша мудрая,Месть исполнится страшная,Уж тебя не забуду я…»

Отвечает старшая сестра Енхобой:— Все, что задумано и сказано тобой,Все это складно, все это верно,Другое скверно.Ведь сила двух рук ГэсэраЧетырем поднебесным силам равна.Сила двух ног ГэсэраЧетырем преисподним силам равна.Сила груди ГэсэраЧетырем неземным силам равна.Число его превращений — двести,Число его волшебств сто и два,А ты мечтаешь, братец, о мести,Тут нужна не сила, а голова.Ведь он от пятидесяти пяти небесных долинНа землю спустился,С указанием из пяти священнейших книгНа землю спустился.С мудростью для семидесяти мудрецовНа землю спустился.С основой для семидесяти языковНа землю спустился.От черных замыслов злых враговДержавно-булатный меч он имеет,От нападенья злостно-черных врагов,Сделанный из семидесяти козьих рогов,Сокрушающе-желтый лук он имеет.Если выпустит он свою стрелу в цель,Никто от нее не останется цел.Не поддается он ни стреле, ни мечу, ни ножу,Но послушай теперь, что я скажу.

Живет он с тремя прекрасными женами,Всем довольными, всем ублаженными.И они его нежат, холят,У него завидная доля.Питается он три раза на дню,Наслаждается он три раза в году.Но как бы ни был он сыт и пьян,Есть у него в жизни один изъян.Некого ему на коленях качать,Некого ему около подбородка ласкать.Некого ему на ночь баюкать,Некому ему языком люлюкать.Детей у него что-то не получается,Без потомства он остается.Вот почемуВверх он посмотрит — не улыбается.Вот почемуВниз он посмотрит — не смеется.Так что,Если за дело приняться вовремя,Так что,Если за дело приняться с разумом,Отомстим мы Гэсэру Гордому,Есть для этого дороги разные.Как на старшую сестру,На меня ты надейся,Но и к другим сестрам двумТы наведайся.Послушай, что тебе посоветуетСредняя наша сестра.Послушай, что тебе посоветуетМладшая наша сестра.И та и другая — приветливы,И та и другая умом остры,А от меня, чтобы дело начать бы мое,Вот тебе с правой ноги чулок.С правой ноги чулок я снимаюИ отдаю я его тебе.В серебряную чашу чулок превращаюМудрой бабушки Манзан-Гурмэ.

Есть место сухое, печальное,Вода в колодцах — соленая,Гора там стоит песчаная,А склон у нее — зеленый.У подножия этого склона —Дворец, крыльцо со ступенями,Сверкает он весь чистым золотом,Сверкает он весь каменьями.Гэсэр,Из-за того, что некого на коленях качать,Гэсэр,Из-за того, что некого около подбородка ласкать,Гэсэр,Из-за того, что некого на ночь баюкать,Гэсэр,Из-за того, что некому языком люлюкать,Из-за того, что детей у него не получается,Из-за того, что без потомства остаться боится,В этот дворец раз в год отправляется,Чтобы богам всевышним молиться.

В этот дворец, в этот самый день,Надо проскользнуть незаметно, как тень.Прикинуться там святым в одеянии белом,Излучающим сиянье,И сидеть, ничего не делая,Неподвижно, как изваяние.

Гэсэр и три его красивых женыСюда придти молиться должны.Будут они искренне, без притворства,Просить у неба потомства.Будут они искренне, без затей,Просить у неба детей.В это время ты чашу им покажи,В это время им так скажи:

— Великая бабушка Манзан-Гурмэ,У которой вся сила в ее уме,Все тайны вселенские знающая,Все швы во вселенной сшивающая,Услышала искренние молитвы вашиИ прислала меня с этой чашейДля того, чтобы дети у вас родились,Для того, чтобы вы с детьми веселились.От этих слов Гэсэр встрепенется,И к тебе лицом обернется.Ты в это время без лишних слов,Чашу метни Гэсэру в лоб.

Я за всем буду издали наблюдать.Я во всем буду тебе помогать.Снимаю с правой ноги чулок,Чтобы ты отомстить Гэсэру мог,Превращаю его в чашу Манзан-Гурмэ,Отдаю эту чашу, мой брат, тебе.Черному Лойр-ЛобсоголдоюОчень это понравилось.Сильно он радуется и веселится.

К средней сестре он тотчас отправился,В дверь ее нетерпеливо стучится.Три дня он ей все рассказывал,Синяки и рубцы показывал.Как поехал он охотиться на просторы Алтая,Где звери несчитанные обитают,Где наполнена жирной дичью тайга,Называют ее Хуха.Как бежал за оленем прытко,Да попал коню под копыта,А на этом коне Гэсэр,Возвышаясь горой, сидел.

— Из-за того, что я мал,Надо мной, — говорит, — смеялись.Из-за того, что я слаб,Надо мной, — говорит, — издевались.С тех пор в сердце моем горятМесть, вражда, ненависть, яд.

Месть моя будет — тройная месть,У Гэсэра жена красавица есть.Зовут ее Урмай-Гоохон,Любит ее больше жизни он.Эту красавицу я у него отниму,Как свою жену ее обниму.Земли его прекрасно-алмазныеПревращу я в земли червивые, грязные,Будут ползать там змеи железные,Всех людей истреблю я болезнями,Истреблю их холерой, язвамиИ другими напастями разными,Пока месть моя не насытится,Пока честь моя не очистится.Старшая сестраДала мне с правой ноги чулок,Чтобы я отомстить Гэсэру мог,Этот чулок сестра почтенная наша,Превратила в серебряную чашу,Чтобы в нужный момент, без лишних слов,Я мог ее метнуть Гэсэру в лоб.

Отвечает средняя сестра Енхобой:— Все что задумано и сказано тобой,Все это складно, все это верно,Другое скверно.Ведь сила двух рук ГэсэраЧетырем поднебесным силам равна.Сила двух ног ГэсэраЧетырем преисподним силам равна.Число его превращений — двести,Число его волшебств сто и два.А ты мечтаешь, братец, о мести,Тут нужна не сила, а голова.Ведь он от пятидесяти пяти небесных долинНа землю спустился,С указанием из пяти священнейших книгНа землю спустился.Не поддается он ни стреле, ни мечу, ни ножу,Но послушай теперь, что я скажу.Когда ты во дворец в молитвенный деньПроскользнешь незаметно, словно тень,Когда ты сядешь там в одеянии белом,Излучающим сиянье,И будешь сидеть, ничего не делая,Неподвижно, как изваяние.Когда Гэсэр и три его женыНа молитву придут,Когда во время молитвы ониНа колени все упадут,Когда они в своих молитвах неложныхБудут небеса о потомстве молить,Надо быть тебе очень осторожным,Надо тебе очень проворным быть.Когда он от слов твоих встрепенется,Когда он лицом к тебе обернется,Когда ты метнешь ему чашу в лоб,Вскакивай сразу без лишних слов,Вместо Гэсэра, молитву творящего,Увидишь осла на полу лежащего.Пока этот осел на ноги не встал,Пока этот осел опять Гэсэром не стал,Ты скорее потник на него накинь,Ты скорее седлом его оседлай,Ты скорее узду из-за пазухи выньИ железной уздой его взнуздай.А его жену Урмай-ГоохонТы скорее в седло ослиное посади,И осла погоняй, хоть шум погониВсе равно услышишь ты позади,Знай же, что за тобой, то с горы, то в горуГонятся Абая Гэсэра баторы.Но я с тобой всегда буду рядом,Воздвигну я на пути баторов преграды,Помогать я тебе буду на каждом шагу,Так мы с тобой отомстим врагу.

Черному Лойр-ЛобсоголдоюОчень это понравилось,Сильно он радуется и веселится,К младшей сестре он тотчас отправился,В дверь ее нетерпеливо стучится.

Три дня он ей все рассказывал,Синяки и рубцы показывал.Три дня продолжал он жаловаться,Плакал три дня он ровно,— Помоги, — говорил, — пожалуйста,Я обижен Гэсэром кровно.Меня измяли, меня избили,Хорошо, живого хоть отпустили,А они, довольные, удалились,Так где же, сестра моя, справедливость?

Есть у него жена Урмай-Гоохон,Любит ее больше жизни он.Сделаю я ее своей законной женой,Будет она жить не с ним, а со мной.А земли его прекрасно-алмазныеПревращу я в земли червивые, грязные,А людей его истреблю я болезнями,Будут ползать там змеи железные,Уморю я людей холерой, язвамиИ другими напастями разными.Я не буду Гэсэра щадить, беречь,Пока яд меня перестанет жечь,Пока месть моя не насытится,Пока честь моя не очистится,Старшая сестра мне чашу дала,Превратит эта чаша Гэсэра в осла.А когда повезу я Урмай-Гоохон,В седло ослиное ее посадив,Когда шум и топот погониПослышится у меня позади,Когда погоня начнет меня настигать,Средняя сестра обещается мне помогать.А ты, сестра моя младшая,Что мне на это скажешь,В минуту важную, страшную,Какую помощь окажешь?

Так спрашивает Черный ЛобсоголдойУ своей сестры молодой.Сестра внимательно выслушала,Что молол у братца язык,И свои опасенья высказалаИскренне, напрямик.— Нападать-то ты, нападаешь,Но на кого не знаешь.Хочешь ты, брат, сражаться,Хочешь ты состязаться,Но прежде бы ты подумал,С кем ты решил связаться.Душой я кривить не стану,Отвечая на твой вопрос:Победить Абая Гэсэра ханаТы еще не дорос.Ты встаешь на дорогу ложную,Хочешь сделать ты невозможное.Ведь он от пятидесяти пяти небесных долинНа землю спустился,С указанием из пяти священнейших книгНа землю спустился.Ведь его родная бабушка Манзан-Гурмэ,Всю вселенную держит она в уме.Сидит онаС серебряной чашей в руках,Следит онаЗа всеми звездами в небесах.Опирается онаНа множество горных вершин,Обозревает онаМножество небесных долин.Все звездные книги она читает,Все вселенские швы она сшивает.Ведь баторов у ГэсэраТридцать три,А воевод у негоТриста тридцать три,Оруженосцев у негоТри тысячи триста тридцать три.А теперь на себя посмотри.Волосенки-то твои,Я гляжу — жидковаты,А ручонки-то твои,Я гляжу — слабоваты.Ни суставы твои, ни жилы,Не имеют крепости-силы.И кости-то твои — хрящеваты,И ноги-то твои — тонковаты.И спина-то твоя — мягка,И ступня-то твоя — узка.Когда войско в погоню за тобой, устремится,Чем сумеешь ты оборониться?Ты пока еще не черт, а чертенок,Вырасти, возмужай, накопи силенок.Будешь знать ты сам свою силу,Выходя навстречу врагу.А пока о помощи не проси меня,Я помочь тебе не смогу.Убедила ли сестра братцаИль не убедила,Но за дверь его проводила.

Вышел чертенок, не знает он,Что бы все это значило,Большим удивлением удивлен,Задачей большой озадачен.Старшая сестра обещалась ему помочь,Средняя сестра обещала ему помочь,А третья сестра — не хочет.Третья сестра его напугала.И в помощи отказала.

Но две сестры — это две сестры,Волшебством сильны и умом остры,Не может Лобсоголдой усидеть на месте,Не может он удержаться от мести.Младшая сестра ему не закон,Решает задуманное исполнить он.

Поехал первым делом домойОпечаленный мститель Лобсоголдой.С грустными думами, на исходе дня,Привязал он к коновязи коня.Позвал он верных крылатых слуг,Двух и двух.Двух заставил к походу коня готовить,Двух заставил снаряженье готовить.С четырьмяКрылатыми этими баторами,С четырьмяНадежными, верными опорами,На железно-синем своем коне,На серебряно-белом своем седле,В железно-черной своей броне,По твердо-черной своей земле,Надеясь на благополучный исход,Отправился он в далекий поход.Отправился он в долину Моорэн,Отправился он к морю Мунхэ-Манзан,Где живет во дворце, среди прочных стен,Ненавистный Абай Гэсэр хан.

Два крылатых батораСправа и слева скачут.Два крылатых батораСзади и спереди скачут.В середине скачет Лобсоголдой,Чертенок черненький, молодой.Хоть длинна река,Но до моря все равно добирается,Хоть цель далека,Но все равно приближается.На берегу моря Мунхэ-Манзан,На краю широкой долины Моорэн,Где живет Абай Гэсэр ханВ своем дворце, среди прочных стен,Лобсоголдой остановился.Сделав знак,И распорядилсяОн так.

Двух крылатых баторовЗа небом заставил следить.Двух крылатых баторовЗа землей заставил следить.А сам у них на виду,Превратился в сверкающую звезду.На небесной груди закрепился,На всю вселенную засветился.

В это время,О котором идет у нас речь,Абай Гэсэр со своими женами,В это время,О котором рассказу нашему течь,С молодыми и ублаженнымиЖил себе поживал,Ничего не зная,Вкусное сладким он запивал,О кознях черта не подозревая.В то же время,Живущий в долине Сагаанты,Имеющий мудрую белую голову,По бело-облачному пути,На слоново-соловом коне,Сидящий красиво и молодо,Плетку держащий на руке, на ремне,С законами в книге белыми,С мыслями чистыми, белыми,С желаньями добрыми, белыми,В белой душе в глубине,Добро рассыпающий горстью,Серебристыми сединами убелен,Приехал к Гэсэру в гостиДядя Саргал-Ноен.

Когда они поздоровались,И за столом разместились,Когда яства они перепробовалиИ степенно разговорились,Доброжелателен, мудр и прост,Спрашивает у хозяина гость:— А что-то там,На пределе видимостиКак будто новое видно?А что-то там,На пределе слышимостиКак будто новое слышно?Абай Гэсэр УдалойГлаза до крайности напрягает,Абай Гэсэр Удалой,Слух до тонкости навостряет.

— Ничего, — говорит он,—На пределе видимости я не вижу.Ничего, — говорит он,—На пределе слышимости я не слышу.А если ты что слышишь — скажи,И если видишь что — покажи.Ты ведь старше меня и мудрее,Зренье твое острее.Расскажи, не томи ты душу мою,А я уж тебя послушаю.

— Вижу я на груди прекрасной у неба,Звезду, которой там раньше не было.На самом вымени поднебесьяКто-то эту звезду повесил.Ярко звезда сверкает,Вчера она только зажглась,Но пока что никто не знает,Откуда она взялась.Давай подумаем двое,Чье это волшебство?Не черта ли ЛобсоголдояЧерное колдовство?

Черт, навостривший ухо,Понял, что уличен.Сразу звезда потухла,Чистым стал небосклон.Но зато на вершине Номин,Светлой и голубой,Черт превращеньем новымСвежей пророс травой.

Ищет Гэсэр, поищет —Куда же делась звезда?На небосклоне чистомНет от нее и следа.Глазами зоркими глядя,Обшарил все небеса,Спрашивает у дяди,Что тут за чудеса?Отвечает Гэсэру дядя,Не на небо, а на горы глядя:— Вон, — говорит, — на вершине,На границе земли и неба,Выросла трава в два аршина,Которой там раньше не было.Трава высокая, свежая,Трава зеленая, нежная.Растет она, расцветает,Где раньше была лишь грязь.И пока что никто не знает,Откуда она взялась.Давай подумаем двое,Что это за волшебство?Не черта ли ЛобсоголдояЧерное колдовство?

Черт, навостривший ухо,Понял, что уличен,Сразу трава пожухла,Голым стал горный склон.Ищет Гэсэр, поищет,Куда же делась трава?На горном склоне все чисто,Камни да синева.Глазами зоркими глядя,Шарит Гэсэр по горам,И говорит он дяде: —Это все почудилось нам.Ничего тут чудесного не было.Как с тобой мы оба решили:Ну и что, что звезда на небе?Ну и что, что трава на вершине?Всякой всячины много на свете,Не во всем же повинен черт.И звезда та, наверное, светит,И трава та, наверно, растет.Пусть бы вечно звезда блистала,Пусть всегда бы трава вырастала,Нам тревожиться не пристало.Как услышал черт речь такую,И хихикает и ликует,Значит ум у Гэсэра — не золото,И не серебро хотя б.Значит ум у Гэсэра — короток,Значит ум у Гэсэра — слаб.И хоть он огромного роста,Обмануть его будет просто.

После этого Лобсоголдой,Чертенок Черный, чертенок злой,На жену Гэсэра Урмай-ГоохонНаслал пророческий сон.Приснилось ей место печальное,Вода в колодцах — соленая,Гора там стоит песчаная,А склон у горы — зеленый.У подножия этого склонаДворец, крыльцо со ступенями,Сверкает он весь чистым золотом,Сверкает он весь каменьями.Спускается с неба во дворец золотойПрорицатель и исполнитель желаний святой.Весь он в одеждах белых,Излучает сияние,Сидит, ничего не делая,Неподвижно, как изваяние.Но если ГэсэрБез потомства остаться боится,Надо ехать туда молиться.В это время рассвет заалел,Очнулась от сна царица.Наступает день настоящий,Исчезает ночи покров.Урмай-Гоохон идет на пастбищеТучных доить коров.То ли глаза обманывают,То ли продолжается сон,Видит она в тумане:Гора и зеленый склон.У подножия этого склонаДворец, крыльцо со ступенями,Сверкает он весь чистым золотом,Сверкает он весь каменьями.На нитке ли он с неба спускается,На подпорке ли с земли поднимается.Смотрит на этот дворец она,Не понимает, что бы все это значило.Большим удивлением удивлена,Задачей большой озадачена.

Быстро побежала она домой,Рассказать про сон чудесный свой.Рассказать про свое виденье,Когда шла она на доенье.— Ты послушай,—Говорит Гэсэру Урмай-Гоохон,—Какой мне приснился чудесный сон.Будто место сухое, печальное,Вода в колодцах — соленая,Гора там стоит песчаная,А склон у горы зеленый.У подножия этого склонаДворец, крыльцо со ступенями,Сверкает он весь чистым золотом,Сверкает он весь каменьями.На нитке ли он с неба спускается,На подпорке ли с земли поднимается.Приходит с неба во дворец золотойПрорицательИ исполнитель желаний святой.Весь он в одеждах белых,Излучает сиянье,Сидит, ничего не делая,Неподвижно, как изваяние.ПосколькуНекого нам на коленях качать,ПосколькуНекого нам около подбородка ласкать,ПосколькуНекого нам на ночь баюкать,ПосколькуНекому нам языком люлюкать,ПосколькуБез потомства мы остаться боимся,Не поехать ли нам во дворец помолиться.Высокому небу мы помолимся,Святому белому мы поклонимся.Не от пятидесяти ли пяти небесных долинС заданием он спустился.Не от пяти ли священнейших книгС указанием он спустился.Попросим мы у белого старикаСынка.Чтобы было нам когоНа коленях качать.Чтобы было нам когоОколо подбородка ласкать.Чтобы было нам когоНа ночь баюкать.Чтобы было нам комуЯзыком люлюкать.Гэсэр глубоко задумался:Нет ли тут злого умысла.Если старца святого, белогоНебожители на землю спустили,Почему тайком они это сделали,И Гэсэра не известили?Говорит, задумавшись, онЖене Урмай-Гоохон: —Давай-ка подумаем двое,Что это за волшебство?Не черта ли ЛобсоголдояЧерное колдовство?И тебе, Урмай-Гоохон,Не он ли навеял сон?

Расскажу тебе дело тайное,Как охотились на Алтае мы.Ехали мы таежным склоном,Северной стороны держась.Ехали мы по каменистым склонам,Южной стороны держась.По тринадцати хребтам мы скакали,Дичь выслеживали,По двадцати трем хребтам мы скакали,Дичь выстреливали.Там стояла вокруг тайга,Называют ее Хуха.

Повстречался нам там чертенок,Черный, маленький постреленок.За оленем бежал он прытко,А попал коню под копыта.Черного Лойр-ЛобсоголдояВзял тогда я левой рукою,Приподнял я его за шкирку,Так, что он боялся и пикнуть,А в руке моей правой плетка,Она хлешется очень хлестко.

Я сгибал его,Как сырое дерево.Я ломал его,Как сухое дерево.Чтобы впредь по горам он не рыскал,И добычи здесь не выискивал.Не пришел ли теперь он мстить,За обиду мне отплатить?Уж не он ли тут вокруг прыгает?Но жена в ответ только хныкает,Призадумался Гэсэр,Сидит, молчит,А жена между темВорчит, бурчит:— На коленях-де, качать нам некого,У подбородка-де, ласкать нам некого,Баю-баю-де, распевать нам некому,Языком-де, люлюкать нам некому.Зачем напрасноПодвоха искать?Когда все ясно,Зачем туман напускать?Спустился святойВо дворец золотой.А обиженный чертТут не причем.

Так Урмай-ГоохонЦелый день ворчит,Вспоминая свой сон,Без конца бурчит.Ей детей наконецИметь хочется,На молитву во дворецОна просится.

Абай Гэсэр в эту пору,Решивши быть осторожным,Буйдан-Улаана батора,Спутником взяв дорожным,Навесив на руку плеть,Сев на коня Бэльгэна,Поехал сам посмотреть —Что там за старец белый.Видит — место сухое, печальное,Трава вся зноем спаленная.Гора там стоит песчаная,А склон у горы — зеленый.У подножия этого склонаДворец, крыльцо со ступенями,Сверкает он чистым золотом,Сверкает он весь каменьями.На подвеске ли с неба спускается,На опоре ли с земли поднимается.То ли поднятый, то ли спущенный,Но сверкает дворец, горит.

Своему помощнику-спутникуАбай Гэсэр говорит:— Надо нам хорошенько проверить,Что там в храме за чудеса,Проползи потихоньку в двериИ смотри ты во все глаза.Старец там, настоящий святой,Иль чертенок Лобсоголдой.

А я соберу в свой голосТысячу голосов лосиных,Оглушительно закричу,Потом соберу в свой голосДесять тысяч голосов лосиных,Сотрясающе закричу.Горы-скалы начнут качаться,Море Сун начнет волноваться,Вся вселенная задрожит,А гора Сумбэр — задребезжит.

Если старец в одеждах белых.Излучающих свет-сияние,Никакого движенья не сделает,Неподвижный, как изваяние,Значит, он настоящий святой,А не хитрый Лобсоголдой.Если ж он от испуга свалится,С возвышения на пол скатится.Значит это черт притворившийся,В старца белого превратившийся.

Вот пробрался помощник в храм,Старца белого видит там.Он уселся на возвышенииИ сидит себе без движенья.

Тут Абай Гэсэр, собрав в свой голосТысячу лосиных голосов,Оглушительно закричал,А потом он, собрав в свой голосДесять тысяч лосиных голосов,Сотрясающе закричал.Горы-скалы стали качаться,Море Сун пошло волноваться.Вся вселенная задрожала,А гора Сумбэр задребезжала.

Старец белый сперва подпрыгнул,Он с испугу ногами дрыгнул,С возвышения он свалился,На пол кубарем покатился.Тут батор Буйдан-Улаан,Поскорее из храма выйдя,Побежал к Абаю Гэсэру, чтоб тамРассказать обо всем, что видел.

Но и Черный черт не дурак-простак,Моментально успел батору онВесь язык во рту неизвестно какПовернуть в обратную сторону.

Собирался сказать батор,Что в храме — Лобсоголдой,А на деле сказал батор,Что в храме старец святой.

Абай Гэсэр в эту пору,Решивши быть осторожным,Буйдан-Улаана батора,Спутника своего дорожного,Посылает вторично проверить,Что там в храме за чудеса,Проползти потихоньку в двери.Наблюдая во все глаза.Настоящий ли там святойИли хитрый Лобсоголдой.Если он от испуга свалится,С возвышения на пол скатится,Значит, это черт притворившийся,В старца белого превратившийся.Вот пробрался помощник в храм,Старца белого видит там,Тот уселся на возвышении,И сидит себе без движенья.

Тут Абай ГэсэрВ тысячу лосиных голосовОглушительно закричал,А потом ГэсэрВ десять тысяч лосиных голосовСотрясающе закричал.Горы-скалы стали качаться,Море Сун пошло волноваться.А вселенная задрожала,А гора Сумбэр задребезжала.Старец белый опять подпрыгнулИ с испугу ногами дрыгнул.С возвышения он свалился,На пол кубарем покатился.Буйдан-Улаан, ни мгновенья не ждя,Побежал искать своего вождя,Чтоб скорее из храма выйдя,Рассказать обо всем, что видел.

Но и Черный черт не дурак-простак,Моментально успел батору онЯзык его неизвестно какПовернуть в обратную сторону.

Собирался сказать батор,Что в храме — Лобсоголдой,А на деле сказал батор,Что в храме — старец святой.Очень Абай Гэсэр удивился,Призадумался Абай Гэсэр очень.В дивный храм он войти решился,Чтобы все увидеть воочию.Вот заходит он в дивный храм,Старца белого видит там.Он сидит, испуская сиянье,Неподвижный, как изваяние.На подставке, на возвышенииОн сидит себе без движения.

Спрашивает у него Гэсэр,Для чего он тут, в храме сел?Откуда ты спустился в этот храм золотой,Не прорицатель ли ты,Не исполнитель ли всех желаний святой?Но если тебя, святого, белого,Небожители на землю спустили,Почему тайком от меня они сделали,И меня об этом не известили?

Отвечает ему старец святой,Он же хитрый Лобсоголдой:— Да, от пятидесяти пяти небесных долинС поручением я спустился,Да, из пяти священнейших книгС указанием я спустился.Великая бабушка Манзан-Гурмэ,У которой вся сила в ее уме,Все тайны вселенские знающая,Все швы во вселенной сшивающая,Шлет свое благословение в виде чаши,Чтобы исполнились все желания ваши.

Прознала она,Что живешь ты с тремя прекрасными женами,Всем довольными, всем ублаженными.Что они тебя нежат, холят,Что у тебя завидная доля.Что питаешься ты три раза на дню,Наслаждаешься ты три раза в году,Но что некого тебе на коленях качать,Некого тебе около подбородка ласкать,Некого тебе на ночь баюкать,Некому языком люлюкать.Детей у тебя что-то не получается,Без потомства ты останешься.Вверх посмотришь ты — не улыбаешься,Вниз посмотришь ты — не смеешься.

Взяла она серебряную чашу в руку. —Осчастливлю, — говорит, — своего внука,Ты исполни, — говорит, — поручение наше,Передай Гэсэру мою чашу.Чашу бабушки своей Гурмэ-МанзанГэсэр, конечно, сразу узнал.Значит, старец есть старец честный,Осторожность его исчезла.

На Бэльгэна коня он садится,Поскорее домой стремится.Чтоб Урмай-Гоохон с собой взятьИ сюда прискакать опять.В это времяУрмай-Гоохон глядит в окошко,Похожая на красное солнышко.— Ты, послушай,—Говорит Гэсэр Урмай-Гоохон,—Оказывается, был правдив твой сон,С этим старцем, который тебе приснился,В храме будучи, я объяснился.

На подставке, на возвышенииВосседает он без движенья,От одежд испуская сиянье,Восседает он, как изваянье.А в руках своих держит чашу,Что прислала бабушка наша,Наша мудрая бабушка Гурмэ-Манзан.Эту чашу серебряную я сразу узнал.Хочет бабушка нас с тобой благословить,Хочет бабушка нас детьми одарить.Без потомства мы остаться боимся,Поедем же с тобой во дворец помолиться.Мы высокому небу помолимся,И святому белому мы поклонимся.Попросим мы у белого старикаСынка.

Поехал Гэсэр ко дворцу с женою,Кости его разогрелись, ноют,Кровь его разгорячилась сильно,Хочется ему сына.

Въезжают они в страну печальную,В землю зноем всю спаленную.Видят — гора стоит песчаная,А склон у горы зеленый.У этого зеленого склонаДворец, крыльцо со ступенями,Весь сияет он чистым золотом,Весь сверкает дорогими каменьями.На подвеске ли с неба храм спускается,На подпорке ли с земли поднимается.

Входят они в золоченый храм,Старца белого видят там.Молятся они перед ним, каются,Головами пола касаются.Молится Урмай-Гоохон без лени,На округло-прекрасные встав колени,Молится и Абай Гэсэр усердноСтарцу белому, милосердному.

В это время черт притворившийся,В старца белого превратившийся,Хитрый Черный ЛобсоголдойПоднял чашу правой рукой.— Тебя, — говорит, — как сына я люблю,— Тебя, — говорит, — я чашей благословлю.

Гэсэр от этих слов встрепенулсяИ к старцу белому лицом обернулся.После этого,Не тратя уж лишних слов,Тот метнул свою чашу Гэсэру в лоб.Заколдованной чаша та была,Упал Гэсэр и превратился в осла.

СтарецВместо Гэсэра, молитву творящего,Увидел осла на полу лежащего.От великой радости задрожал,К ослу лежащему подбежал.

Пока этот осел на ноги не встал,Пока этот осел опять Гэсэром не стал,Он скорее потник на него накинул,Он скорее седлом его оседлал,Он скорее узду из-за пазухи вынулИ железной уздой его взнуздал.

Смотрит испуганно Гэсэра жена,Не поймет, что бы все это значило,Удивленьем великим удивлена,Задачей большой озадачена.Догадалась она, оставшись сама с собой,Что тут было за волшебство,Что это черта ЛобсоголдояЧерное колдовство.

После этого черт пронзительно свистнул,И своих баторов крылатых вызвал.В одно мгновение появилисьБаторы, что хозяина стерегли,Два крылатых батора с неба свалились,Два крылатых батора выскочили из подземелья.Красавицу Урмай-Гоохон они схватилиИ на осла ее посадили.

И повез ее куда нужноТот осел — безропотный труженик.Он красавицу Урмай-Гоохон в седле везет,А черт его за узду ведет.Едут они местами, где зверь не ночует,Едут они дорогой, где лиса не учует.Едут они, где их не увидит никто,В далекую страну Хонин-Хото!

Хонин-Хото там была страна,Безводна, безмолвна лежала она.Была та страна холодной,Была та страна голодной,Была та страна пустынной,Была та страна постылой.Все там в ней наизнанку вывернуто,Все деревья с корнями выдернуты,Лишь, проскальзывая под тремя преградами,Текла там река с тремя водопадами.Вот куда на безмолвном осле,Вот куда в деревянном седле,То стегая осла, то тыча,Черт увозит свою добычу.

Непобедимого врага победив,Быстрейшего из жеребят обогнав,Переднее назад заворотив,Неоседланного жеребца оседлав,Заднее наперед загнув,Неломаемое сломав,Непугаемое спугнув,Красавице, женщине молодойРадуется Черный Лобсоголдой.

Непереваливаемый перевал он перевалил,Необмениваемые шелка обменял,Месть его тут насытилась,Честь его тут очистилась.

Черным кнутом трехременнымБьет он осла по ребрам,До самых костей пробивает,К себе домой прибывает.

Ведь как ни длинна река,А до моря она добира