Святой нашего времени: Отец Иоанн Кронштадтский и русский народ - Надежда Киценко

После 1900 г. консервативные политические организации также начали вступать в контакты с о. Иоанном, спрашивая его, не согласится ли он стать их почетным членом. Так, Виленское общество студенческой взаимопомощи обратилось к нему с просьбой официально поддержать его, чтобы привлечь других филантропов. Вообще организации, выступавшие за идеи православия и народности, мечтали, чтобы о. Иоанн стал их символом. Казанское отделение Русского собрания пригласило его стать почетным членом, «как молитвенника за землю русскую, как истинного служителя Господа нашего Иисуса Христа и как человека, твердо защищающего основные русские устои»{825}. Представители организаций обращались к батюшке в продуманных и обтекаемых выражениях, прося, чтобы благодаря его молитвам организация смогла «достойно послужить на благо отечества».

Просители не были разочарованы. Начиная с 1905 г. многие политические организации правых взглядов, в том числе Русское собрание (как в Санкт-Петербургском, так и в Казанском отделении), Харьковское отделение Союза русского народа, Русский народный союз имени Михаила Архангела и Русское патриотическое общество, внесли его фамилию в список своих почетных членов. О том, насколько ультраправые организации признали о. Иоанна своим, можно судить по публикации его проповедей и трудов радикально правыми и консервативными издателями и изданиями. Его репутация служила им самим отличной рекламой{826}.

Некоторые корреспонденты о. Иоанна, особенно не очень образованные, описывали свое замешательство перед многообразием партий. Один приказчик из Москвы спрашивал пастыря: «Укажите пожалуйста к какой партии следует подписаться и к какой не следует, хотя я только что подписался к торгово-промышленной партии, — или м.б. совсем не следует подписываться…»{827} Некоторые пытались примирить свое православие с радикальными воззрениями, прося его вступиться за «несчастных матросов и солдат, которые потеряли рассудок» во время Кронштадтского бунта, «дабы не погибнуть им еще от рук палачей — своих же братьев»{828}. Самое сильное замешательство испытывали крестьяне. Так, пришло коллективное письмо от саратовских крестьян, которые писали, что местные газеты «наши деревни всех соблазнили народ их слушает. А мы дорогой Батюшка спросим Вас как ответить на ети сказки ихни пропишите пожалуйста как врагов победить дорогой Батюшка пропишите пожалуйста нам ответ об этих газетах они про Тебе очень худо пишут»{829}.

Другие, более грамотные, просили его помолиться: «В настоящее время волнений и смут просим ваших молитв, чтобы Господь просветил умы наши и вложил в сердца наша дела добрыя и не сбиться нам с пути истинныя»{830}. Малообразованные корреспонденты о. Иоанна, доверяя ему быть их наставником, сомневались в собственной способности держаться «пути истинного». Их письма все тверже убеждали пастыря в том, что крестьяне — люди доброй души, преисполненные лучших намерений, однако при отсутствии чуткого руководства склонны к политическим заблуждениям. Наиболее ярко противоречие между религиозным в своей основе сознанием и новой политической альтернативой выразилось в письме крестьянина Александра. Он писал:

«Осмеливаюсь просить Ваших молитв ко Господу благословения и наставления на правильный путь так как я сбился чрез свою гордость высокоумие, самомнение и впал в сильное искушение которое простите описать Вам:

Я всегда боялся и остерегался книг недуховного содержания и читал духовные но вот 1905 30 ноября (нынче) выбрали меня от волости уполномоченным для выборов в гос. Думу. На первых шагах у меня блеснула мысль что я лучше всех а другой уполномоченный понял что Государь 17 окт. Манифестом свобода слова что слово есть вещь духовная и он [Государь] как орудие чрез которое пришло от Бога и к Богу вернется. Между собой мы судили что на частном собрании мы должны просить Государя что бы он всех простил виновных что он не дал им жизни и не имеет права отнять. Вот мы в Вологде ходили к 3м церквам молится»{831}.

Затем Александр описывает, как, охваченный чувством политического и религиозного долга, он стал молиться за всех живых и мертвых «с нечеловеческими воплями», ощущая холод в душе и озноб в теле. Потом он бродил по улицам, призывая всех покаяться в церкви, и, наконец, во время литургии 17 декабря 1905 г. сначала метался кругами перед иконой Спасителя, причитая, что недостоин, а затем, прямо перед моментом чтения Евангелия, ему было видение Спасителя, пришедшего к нему с ангелами. Должно быть, он потерял сознание, поскольку сообщает, что церковный дьякон позднее сказал ему, что его отводили в полицейский участок. С того времени Александр исповедовался и причащался дважды или трижды, однако не мог прийти в себя, сумятица мыслей об истине и тайне так и не давала ему покоя. Он умолял о. Иоанна помолиться за него Господу, чтобы Бог простил его и наставил на путь истинный (он добавлял, что хотел бы навестить батюшку лично, но после того, что случилось, жена не отпускает его от себя). В то же время нет ни одного письма от других депутатов Думы из крестьянского сословия, которые не переживали духовный кризис. Их точка зрения не была представлена в корреспонденции о. Иоанна, и в результате основное впечатление формировали письма от таких людей, как Александр, убеждая батюшку в мысли, что политическая деятельность была выше разумения «простых людей» и только смущала их.

Однако в наибольшей степени на мировоззренческую позицию о. Иоанна повлияли письма, авторы которых бросали ему прямое обвинение в аполитичности и призывали его к действию. Иногда призывы исходили от ультраправых:

«Жители севернозападнаго края не могут понять спокойного молчания, или сказать безгласия столь уважаемого всеми о. Иоанна. Безмолвие его столь загадачно в это время, когда голос его нужен отечеству, нуждающемуся в нравственной и материальной помощи. Это не еврейский погром ничтожный и заслуженный, нет, это погром на всю св. Русь. Было время когда о. Иоанн на всякие частные нужды откликался, теперь на нужду Отечества не слышно голоса о. Иоанна — странно, даже более чем странно! В такие тяжелые времена были незабвенные Авраам Палицын и другие пастыри — уж ли оскудела Русь в таких сынах отечества? Нет, не может это быть… откликнитесь на скорбь русскую, ободрите ее!»{832}

Но не все письма, побуждавшие батюшку активно заняться политикой, были написаны людьми, рассматривавшими революцию 1905 г. как направленный против России и русских погром. Он получал письма и от сторонников изменений в стране. Вместе с тем и правые, и левые возлагали на него моральную ответственность и требовали высказать свою позицию:

«Ничего не остается делать как только искать помощи в духовенстве. Нынешнее положение почти безвыходно для низших классов не принадлежавших к “бюрократии”… О. Иоанн обратите внимание на нужды народа находящего в России которому нужны не казацкие нагайки которые практикуются проклятой “бюрократией”, а те права которые обещаны Гос. Имп. и за которые стоят студенты и некоторые съезды и все понимающие… вот вы о. Иоанн м.б. прочитавши мое письмо и скажете что это не мое дело, нет о. Иоанн никому нет более дела как вам потому что вам доверяет более всего Россия и народ и к Государю вы имеете близкий доступ и кому более говорить на защиту как не вам духовным пастырям ведь вы за это дадите Богу ответ ведь за стадо отвечает пастырь»{833}.

О. Иоанн отозвался незамедлительно. Письма, которые он получал, не только были созвучны его отвращению к революционному террору, но и прямо призывали его к действиям. Проповеди, которые он читал начиная с 1900 г., необходимо трактовать именно с учетом этих обстоятельств. Его корреспонденты могли навязать ему роль «совести России» даже вопреки его собственному желанию. И действительно, его последователи дали ему понять, что высказать свою позицию — его моральный долг и обязанность. Однако и сам о. Иоанн давно был убежден, что священник обязан «обличать», и письма просто послужили катализатором и придали ему решимости. Уж если он высказывался, то отнюдь не стремился сгладить острые углы. Его последние проповеди полны тревоги из-за революционной смуты и страха, что на смену несовершенному православному строю придет нечто намного более ужасное. В них практически ставился знак равенства между благочестием и патриотизмом, что превращает о. Иоанна из фигуры религиозной в выразителя характерной формулы, отождествляющей православие с могуществом и самобытностью России. И лихолетье 1905 г. действительно вынуждало батюшку высказываться все более решительно и определенно:

«Смотрите, что творится в нем [царстве] в настоящее время: повсюду забастовка учащихся и рабочего люда, шум партий, имеющих целию ниспровергнуть настоящий, установленный Богом монархический строй, повсюдное распространение дерзких безумных прокламаций, неуважение к авторитету власти, Богом постановленной, ибо “несть власть, аще не от Бога, сущия же власти от Бога учинены суть”, по апостолу (Римл. 13, 1): дети и юноши вообразили сами себя начальниками и вершителями своей судьбы; браки потеряли для многих всякое значение, и разводы по прихоти умножились до бесконечности; многие дети покинуты на произвол судьбы неверными супругами; царствуют какие-то бессмыслица и произвол… Наконец, допущен безнаказанный переход из православия в какую угодно веру; между тем как Тот же Господь, Которого мы исповедуем, в Ветхом Завете определил смертную казнь отвершимся закона Моисеева (Евр. 10, 28){834}.