Тавриз туманный - Мамед Ордубади

- Нет, не приходилось, - ответил хан.

- "Я - сторонник панисламизма. Имя мое Ахмед Рухи. Теперь вы видите, господин хан? Деятельность и самого Шейх-Ахмеда, и его друзей связана с историей движения за единение ислама. Они выдвинули на арену новые лозунги и идеи. Но эти идеи касаются мира ислама и не имеют интернационального значения, почему не могут завоевать симпатий международных рабочих, организаций. Несмотря на все это, я с большим рвением старался изучить деятельность Шейх-Ахмеда Рухи и его товарищей, направленную против династии Каджар. Они погибли от руки палачей, и это возбудило к ним доверие и симпатии народа. Однако, надо сказать и то, что в Иране, являющемся гнездом сектантства, религиозных распрей и нетерпимости, выдвижение даже такого лозунга, как единение ислама, было в свое время явлением прогрессивным, но и это не оригинальная идея, зародившаяся в Иране. Это идея Абдул-Гамида*. Оттоманская империя, в свое время сотрясавшая своей армией и флотом всю Европу, с течением времени потеряла авторитет в Европе и Азии и выдвинула во времена Абдул-Гамида подобные гнилые лозунги, чтобы объединить вокруг себя исламский мир, а господа Шейх-Джемалэддин и Ахмед Рухи, в сущности, были проводниками политики Абдул-Гамида.

______________ * Абдул-Гамид II (1842-1918) - последний самодержец Оттоманской империи, получивший прозвище "кровавого султана". Вступил на престол в 1876 году.

- Нет, - сказал хан, возражая и на эти доводы, - если бы их идеи были идеями Абдул-Гамида, тот не арестовал бы их в Стамбуле и не отдал под топор иранского правительства.

- Это имеет другую причину. Когда в Стамбуле начались восстания армян против Абдул-Гамида, Шейх-Ахмед Рухи, Хабирульмульк Мирза-Гасан-хан и Мирза-Ага-хан Кирмани были обвинены в участии в этом движении. Воспользовавшись создавшимся положением, тогдашний посол Элаульмульк предъявил султанскому правительству документы, подтверждавшие их участие в покушении на жизнь шаха, и сумел доказать Абдул-Гамиду, что это враги вообще монархической власти. Поэтому-то Абдул-Гамид арестовал их и выдал Ирану. Подобные действия со стороны коронованных особ - явление обычное...

Ночь проходила... Пришел фаэтонщик узнать, к какому часу закладывать лошадей, но у мисс Ганны оказалась высокая температура, и мы, воспользовавшись любезным предложением хозяев, решили на время отложить свою поездку.

Мы взяли на себя связанные с задержкой фаэтона издержки, и фаэтонщик остался очень доволен. В свою очередь, и хан был рад нашей вынужденной задержке.

После утреннего чая мы вышли осмотреть город и базар. Мисс Ганна, чувствовавшая себя значительно лучше, отправилась с нами.

Город имел такой вид, как если бы он уже давно был оккупирован и присоединен к царской России.

Площадная брань царских солдат, задевание прохожих, приставание к женщинам со словами: "Баджи, твоя эр есть"*, забирание товаров из лавок без уплаты денег, швырянье помидорами в лицо торговцу под взрывы оглушительного смеха, - все это стало обычными явлениями на улицах Маранда.

______________ * Сестра, у тебя муж есть?

Мы проходили через продуктово-бакалейные ряды; эта часть базара сравнительно изобиловала молочными продуктами. Остановившись перед бакалейной лавочкой старика-торговца, мы стали разглядывать расставленные в лавке чашки с густыми жирными сливками. Какая-то собака, вытянув морду, хотела полакомиться молоком. Схватив палку, хозяин прогнал собаку, взвизгнувшую при виде палки. На ее визг появился офицер в погонах полковника.

Выругав лавочника, он схватил кувшин со сливками и гневно швырнул его в голову старика. Кувшин разбился, а голова лавочника была рассечена. Смешавшись с разлитыми сливками, кровь из раны потекла прямо по его бороде.

Нисколько не смущаясь, офицер продолжал сыпать ругательства не только по адресу лавочника, но и, вообще, всех "некультурных" и "диких" восточных людей. Рука офицера была испачкана сливками.

К нему подошел купец-иранец в европейской одежде и в тонкой суконной шапке. Вынув из кармана чистый платок, он с поклоном протянул его офицеру.

- Простите наших, они невежды, - сказал он подобострастно, стараясь вытереть руку офицеру.

Но разъяренный офицер испачканной рукой влепил ему звонкую пощечину.

- Убирайся вон, - крикнул он, крепко выругавшись при этом.

Купец вытер лицо приготовленным для офицера платком и стал угодливо извиняться перед ним. Затем, подойдя к лавочнику, он накинулся на него.

- Подлец, ты прекрасно знаешь, что они наши дорогие гости. Как же ты осмеливаешься поднимать руку на собаку господина, - говорил купец, глядя в лицо офицеру и стараясь заслужить его благосклонность.

- И сами они наши гости, и их собаки - зеницы наших очей, - заговорил другой марандец, подходя к злополучному лавочнику. - Простите, сударь, мы не поняли, мы приняли собаку господина офицера за простую марандскую дворняжку и позволили себе неподобающую выходку. А то и прапрадеды наши не осмелились бы совершить такую оплошность. Да неужели же мы уж такие неучи, чтобы пожалеть крынку молока для собачки господина офицера, - рассыпался купец, стараясь успокоить разошедшегося офицера, который все еще продолжал ругаться.

- Дикий восток, дикие люди, азиаты, жалкие создания! Офицеры его величества по настоящему проучат вас. Вы не имеете права бить собаку, которая в тысячу раз выше и благороднее вас. Это не более, как бунт против нас...

- Сударь, прости ты меня глупого, несчастного, - молил, в свою очередь, лавочник. - Я не знал. Виноват я, виноват со всем моим распроклятым родом. Я бедный человек, где мне было догадаться, что это ваша собака?

После сцены, - где все, начиная от простого лавочника и кончая крупным коммерсантом и интеллигентом, привычные к лести, пресмыкались и низкопоклонничали перед царским офицером, мне стыдно было взглянуть в лицо мисс Ганны, знавшей меня, как иранца.

Пока офицер ругался, я успел разглядеть в его руке газету "Новое время" с наклеенным адресом: "Маранд, Эриванской губернии". Это красноречиво говорило о желании этого хулиганского органа присоединить Маранд и Тавриз к Эриванской губернии царской империи.

Наконец, офицер удалился. Мисс Ганна сделала фотоснимок с несчастного лавочника.

Мы потеряли всякую охоту продолжать прогулку.

- Все эти места нуждаются в одном, - взволнованно говорила мисс Ганна, - во всеобщем вооруженном восстании. Это рабская жизнь. Подобные сцены можно наблюдать лишь в Африке. Поведение царской армии совершенно не похоже на поведение войск, временно оккупировавших мирную страну. Такие действия применяются к странам, завоеванным силой штыка. Как дики и некультурны царские офицеры!

Мисс Ганна не могла преодолеть своего возмущения. И Мугеймуддовле дрожал от гнева. Я же думал о словах девушки: "необходимо вооруженное восстание".

На обратном пути разговор вертелся вокруг той же темы.

- Я никогда не жила в колониальных странах, возбужденно говорила мисс Ганна. - Читая о применяемых к жителям колониальных стран мерах наказаний, порой я считала колонизаторов правыми. Возможно, что великие и культурные нации не находят иных путей для воспитания дикарей, думалось мне, но теперь я должна заметить, что какое бы государство ни применяло подобные законы, подобную наглость - я к нему враждебна. Если даже моя родина, Америка, будет действовать такими методами, я стану ее врагом. Верьте мне. Верьте так, как я верю вам. Если бы я не верила вам, то не позволила бы себе в течение вот уже трех недель довериться вашей совести и чести. И хоть я и не желала вмешиваться в политические вопросы, но виденное здесь опрокидывает вверх дном все мои понятия и предположения. Верьте, что я воздаю должное революционерам. Я не враг им.

Я внимательно слушал мисс Ганну.

"Рано, - думал я про себя, - еще рано считать тебя революционеркой!"

- Милая Ганна, - заговорил я. - Первую часть того, что вы сказали, я считаю вполне правильной. Этот край нуждается в одном - во всеобщем вооруженном восстании. В этом я верю вам, и вы поверили мне. Но этого недостаточно, мы должны на деле доказать искренность и правоту своих идей. Мы едем в отчизну уже родившейся, но вынужденной на временное безмолвие революции. Если наши прямые обязанности и цели будут даже далеки от политики, один взгляд на действия оккупантов заставит нас проникнуться уважением и симпатией к революционерам. Но от голых чувств далеко до подлинной революционности. Здесь вы столкнулись лицом к лицу с царской колонизаторской политикой, но на дело надо посмотреть шире. Все капиталистические державы ведут политику захватов, у каждой из них есть свои методы колонизации. Возьмем, к примеру, Англию. Многие страны Востока являются английскими колониями, однако, во всех находящихся в руках Англии странах имеются свои султаны, падишахи, эмиры, раджи и магараджи. Англичане называют эти страны "дружескими". На самом же деле - это самая тонкая, самая деспотическая, самая тяжелая форма колонизации. Англичане эксплуатируют народы колониальных стран руками их же собственных властелинов. Народы этих стран изнывают под двойным бременем. Их кровь сосут, с одной стороны, свои отечественные господа, а с другой - английские империалисты. Таким путем англичане достигают больших результатов, чем русские колонизаторы, и вырваться из их лап еще труднее. В колонизаторской политике Франции и Италии - иные приемы. Так обстоит дело и в вашей Америке. Политика Америки в отношении местных негров еще более жестокая, еще нетерпимей, чем политика России. Гнет и тирания империализма требуют восстания не только в Иране, но и во всем мире. И если есть причина, задерживающая его, то это несознательность, неорганизованность эксплуатируемых народов. Вы можете взять, для примера, сегодняшнего лавочника с разбитой головой или городскую аристократию. Такие не только не способны на восстание, но предадут восставших. Что касается нас с вами, то мы питаем сочувствие к революции, которая добивается свободы для бедных и угнетенных. Но такие, как я, купцы и либеральные интеллигенты, хотя и могут, отчасти, присоединиться к революции, но стоит революции чуть затронуть их интересы, как они тотчас же охладеют к ней.