Дом Дверей: Второй визит - Брайан Ламли

– Вот так вот. Больше не о чем рассказывать…

– Фью! – присвистнул спецагент. – Ну, думаю, мы все можем как-нибудь обойтись без этого. Мир-концлагерь с врачами, проводящими экспериментальные операции без анестезии! Миранда, пока я рядом, ты ни в какие двери стучаться не будешь!

– А как насчет тебя, здоровенный громила? – Она замедлила шаги, поравнявшись с ним. – Или ты только вызываешь кошмары своим видом?

– У меня есть своя законная доля, – ответил он. – Пара неприятных случаев в Афганистане. И еще об одном моем коллеге, которого раздавил грузовик.

– Раздавил грузовик? – Ее ладонь взметнулась ко рту:

– Джек, какой страшный несчастный случай!

– Нет, – покачал головой Тарнболл и посмотрел ей прямо в глаза. – Это был не несчастный случай, – грубовато разъяснил он. – Вот потому-то он и является мне в кошмарах.

И у Миранды расширились глаза, когда она, наконец, в какой-то мере стала понимать, что за человек скрывался за частоколом острот, и узнавать некоторые из острых граней, скрывающиеся в этом, порой не таком уж и веселым человеком… Однако спецагент не собирался открывать других слабостей и поэтому переложил бремя на плечи Стэннерсли.

– А как насчет тебя, Фред?

– У меня он пространственный, – ответил пилот, обгоняя Кину Суна, но вперив взгляд в пол, не глядя на стены. – Вы видели пример, когда мы впервые сюда прибыли, я имею в виду, в сам Дом Дверей. Я не желал подниматься с пола, пытался вонзить в него пальцы, не мог открыть глаз. Как я вам и говорил тогда, думаю, это из-за того, что я – летчик. Вроде как все мои чувства настроены на это: то есть, настроены на три измерения.

Мне требуется быть – каким? Свободным как птица? – вольным как ветер? Это не клаустрофобия, но, возможно, что-то родственное ей. Поэтому я лично думаю, что вам не нужно беспокоиться из-за того, что я постучу в какие-нибудь двери. Это место и есть мой самый страшный кошмар! По-моему, ничего хуже этого быть не может, и я имею в виду, прямо сейчас! Я испытываю такую тошноту, такую дезориентацию, что меня могло бы просто вывернуть наизнанку. И вывернуло бы, будь хоть что-то у меня в желудке.

Это заинтересовало Джилла.

– Ты хочешь сказать, что если бы бросать кости, стучать в дверь довелось тебе, то мы бы в итоге снова оказались бы здесь? Ну, сама по себе эта мысль интересная и такая, какую стоит запомнить.

Но, слушая Стэннерсли, Джилл снова обдумывал все это дело. Возможно, мысль обнародовать все эти фобии, была, в конце концов, не такой уж и светлой. Наверняка, это послужит лишь тому, что снова сделает их всех четкими, более живыми, легче запоминаемыми. И легче вызываемыми?

И, кроме того, он определенно не хотел, чтобы Анжела говорила о своем кошмаре, с которым она жила, о постоянном ужасе перед ее брутальным, бешеным, ненасытным бывшим мужем. Родом Денхольмом. Да, теперь он уже мертв, но воспоминания о нем были сами по себе кошмарными. Так что, возможно, пора сменить тему. И поэтому Джилл внезапно произнес:

– И еще кое-что, – сказал он, пытаясь остановить движение их мыслей, свернуть их в сторону от таких болезненных тем. – Там, в Китае Кину Суна, мы разделились. Возможно, сейчас самое время заполнить некоторые пробелы. Я помню, что очнулся в той бамбуковой хижине и тявкал что-то насчет Барни. Делал я это, потому что мне снилось, будто он снова потерялся. И все же он оказался с Джеком и Мирандой. Вы с ней знаете, что там произошло?

– Случайно знаю, – ответил Тарнболл. – Или, может быть, нет. Барни был с нами в лесу под дождем, прежде чем мы нашли дом Суна; равно как и на следующее утро, когда мы пошли в рыбацкую деревню. А после этого… в последний раз я его видел, когда он обнюхивался с парой деревенских собак. Я считаю, что он некоторое время занимался там своими делами, а когда покончил с ними, снова взял наш след.

А Миранда добавила:

– Когда мы все убежали в лес, мы с Джеком отделились от остальных. Полагаю, что мне повезло. Находясь с Джеком, я была в куда большей безопасности. Он – мастер по этой части – скрываться, не попадаться и так далее. Мы увидели, что вас взяли в плен, а также, в каком направлении улетели те вертолеты. Поэтому мы вернулись по собственным следам туда, где нас застигли врасплох, подобрали, что смогли, из оброненного вами добра и как раз снова двинулись в путь – к тому армейскому лагерю, ракетной шахте, когда нас нашел Барни.

Рассказ подхватил Тарнболл.

– Спасли мы только одну сумку-баул, – погоревал он. – Судя по всем разрозненным вещам, какие в ней оказались, это, должно быть, сумка Анжелы. Самое лучшее мы рассовали по карманам, а остальное оставили.

Эй, нам же требовалось шагать быстро, и мы не могли обременять себя. Но там также оказался один мертвый кролик. Не знаю, может, это выглядело чуточку подозрительно, но Барни так не считал. Поэтому мы предоставили ему самому расправиться с кроликом, и позже он догнал нас, когда мы прибыли к базе красных. Помимо этого, там нашлось несколько высокооктановых орехов и пара шоколадных плиток. И это все, что мы взяли. Вот и закончились пайки. – Он порылся в карманах и раздал шоколадки.

И снова Миранда:

– Когда я увидела ту базу, тех солдат, маскировочные сети, весь этот термитник – то все мои инстинкты говорили: «Надо драться!» А остальное вы знаете.

– Я думал, что все кончено, – вступил в разговор Уэйт, – и тут из леса вышли вы. Знаете, это ведь было самое похожее на зону боевых действий, в какой мне когда-либо довелось побывать! Вплоть до этой минуты я лишь составлял возможные планы для солдат, но никогда не пробовал побывать в шкуре солдата.

– И не просто солдата, – напомнил ему спецагент. – А еще и шпиона, диверсанта – рака во внутренностях врага, – действующего за его линией фронта. Вот потому-то я и стал спецагентом. Охрана свидетелей достаточно опасное дело, но, черт возьми… я уже слишком стар для такой действительно крутой деятельности! Я был слишком стар и десять лет назад. Надо смотреть правде в глаза, в двадцать пять лет – ты уже слишком стар! И на самом-то деле, мне порядком нравится мысль о том, чтобы стать старым. Во всяком случае, теперь нравится. – И, пройдя вперед, поддержал Миранду, обняв ее одной рукой за талию, и спросил:

– Ты в порядке?

– Жить буду… ну, во всяком случае, пока, – отозвалась та.

– Дом Дверей работает против нас, и он же работает на нас, – задумчиво проговорила Анжела. Она обдумывала увиденное, ломала голову над явными парадоксами. – Кину Сун вычислил это, подойдя к проблеме под новым углом. Если это был его кошмар, то почему бы не заставить этот кошмар работать на него? Что-то здесь, похоже, поддерживает своего рода сумасшедшее равновесие. Потому что он и верно заставил кошмар поработать на него.

– Да, и чуть не угробил всех нас при этом, – указал Стэннерсли.

– : Не ваша, – возразил Сун оттуда, где трусил в середине группы. – Я не хотеть причинять ваша вред. Моя дурной сон – страдать я, не ваша.

– Да, но так не получается, – разъяснил ему Тарнболл. – То, что убивает тебя, вероятно, убивает также и нас. Так что больше никакой героики. Кину Сун!

– Глупый! – покачал головой коротышка.

– Я или ты? – осведомился спецагент.

– Моя глупый, – ответил Сун. – Думай, это кончаться. Поэтому заставлять все кончаться. Глупый.

– Кину Сун, – обратился к нему Джилл, – некоторым из нас довелось уже проделывать это – и мы победили, вернулись в свой родной мир. Постоянно повторяй себе это. Ты можешь вернуться в свой родной мир, к Лотос. Я хочу сказать, к настоящей Лотос.

И коротышка кивнул, прожевал шоколадку и продолжал идти.

– Ну, нам больше не приходится нести рюкзаки, – вздохнул Уэйт. – И еды тоже больше нет. Черт, мы заслуживаем «лесенку». Я сыт по горло всеми этими «змейками».

– Анжела, милая, – обратился к подруге Джилл, – то, что ты там говорила насчет того, будто синтезатор поддерживает своего рода сумасшедшее равновесие, натолкнуло меня на мысль. И «сумасшедшее» – это самое подходящее слово. Поэтому если я сильно отойду от того, что нам известно, пусть меня кто-нибудь поправит. В любом случае, мне все представляется вот в таком свете: что бы там еще ни выглядело неисправным, перекошенным в нашем текущем существовании, по крайней мере, мы-то настоящие. Я хочу сказать, мы находимся в наших настоящих телах, в каком бы мире ни оказались.

Уж это-то ясно из того, что у нас сохранились наши обычные телесные отправления, которые не проявлялись, когда мы в прошлый раз угодили в Дом Дверей; и, вдобавок, мы ощущаем голод, слабеем, обрастаем бородами и так далее. Так что это – есть мы… Паршивый английский язык! Это суть мы! Мы не синтезированные манекены, какими были в первый раз. В тот раз настоящими были только Род Денхольм и Алек Хагги. Один из них, Хагги, попал в игру случайно, а Род Денхольм был придуманной Ситом дополнительной маленькой угрозой. По какой-то причине он использовал настоящего Рода; вероятно, для своего личного удовольствия.