Амелия - Генри Филдинг

Миссис Беннет пробыла у Бутов еще более часа, однако сохраняла полное молчание, и вид у нее был самый несчастный. Амелия испытывала крайнюю неловкость, придя к заключению, что угадала истинную причину неудовольствия гостьи. Она еще более утвердилась в этом своем мнении, наблюдая за миссис Беннет: та время от времени бросала на миссис Эллисон явно недружелюбные взгляды, и всякий раз, когда речь заходила о маскараде, на ее лице выражалось особенное беспокойство. Маскарад же, как на грех, служил главным предметом их беседы, потому что миссис Эллисон принялась самым подробнейшим образом описывать красоты зала и изысканность развлечения.

Как только миссис Беннет откланялась, Амелия вновь не смогла удержаться и стала просить миссис Эллисон достать еще один билет, выразив уверенность, что миссис Беннет весьма непрочь туда пойти, однако миссис Эллисон и на этот раз наотрез отказалась попросить об этом милорда.

– Знаете, сударыня, – заявила она, – если бы даже я и согласилась появиться там в обществе миссис Беннет, чего, должна вам признаться, отнюдь не намерена делать, поскольку она человек, совершенно никому неизвестный, то я очень сильно сомневаюсь, захотела ли бы она сама туда пойти, – ведь она довольно странная особа. Единственное ее удовольствие – это книги, а что касается всяких публичных развлечений, так мне нередко доводилось слышать, как она всячески их порицала.

– Отчего же в таком случае она сделалась так печальна, стоило нам заговорить о маскараде?

– Ну, тут уж не угадаешь, – ответила миссис Эллисон. – Ведь вы и прежде всегда видели ее такой же печальной. После смерти мужа на нее находят по временам приступы уныния.

– Несчастная, – воскликнула Амелия, – мне от души ее жаль! Подумать только, как она должна страдать! Признаюсь, у меня к ней какое-то странное влечение.

– Возможно, она нравилась бы вам намного меньше, если бы вы ее получше знали, – ответила миссис Эллисон. – Она, вообще-то говоря, довольно-таки капризная особа, и если вы прислушаетесь к моему мнению, то не станете поддерживать с ней слишком близкие отношения. Я знаю, вы никогда не передадите ей моих слов, так вот, она напоминает те картины, которые больше нравятся на расстоянии.

Амелия, похоже, не согласилась с собеседницей и продолжала добиваться, чтобы миссис Эллисон высказалась на сей счет с большей определенностью, но все было тщетно: та только отделывалась разного рода туманными намеками – к невыгоде миссис Беннет, а если у нее время от времени срывалась с языка излишняя резкость, то она тут же, сама себе противореча, бросала на другую чашу весов какую-нибудь незначительную похвалу. Поведение миссис Эллисон представлялось Амелии в высшей степени странным, и в итоге она никак не могла взять в толк, как же все-таки миссис Эллисон относится к миссис Беннет – дружески или враждебно.

Бут не присутствовал при этом разговоре: его как раз в это время позвали вниз, где его дожидался сержант Аткинсон, явившийся сообщить кое-какие новости. Он только что встретился с Мерфи, и тот заверил сержанта, что если Аткинсон намерен вернуть деньги, якобы одолженные им Буту, то у него очень скоро появится такая возможность, поскольку накануне предстоящей сессии в суд будет подан иск о взыскании долгов. Деньги, по словам стряпчего будут возвращены сполна, ибо ему доподлинно известно, что у капитана Бута есть кое-какие очень ценные вещи и даже дети его носят золотые часы.

Чрезвычайно обеспокоенный этим сообщением, Бут встревожился еще больше, когда сержант пересказал ему слова Мерфи, уверявшего, что наличие у Бута столь ценных вещей было подтверждено не далее как вчера. Теперь Бут больше не сомневался, что ворвавшийся к ним в дом мнимый сумасшедший был либо сам Мерфи, либо кто-то из его подручных; только теперь он вполне уяснил себе смысл происшествия: вне сомнения, целью этого визита было желание осмотреть его пожитки, дабы удостовериться, стоит ли кредиторам прибегать к помощи закона, чтобы обобрать его.

Вернувшись затем наверх, он поделился услышанным с Амелией и миссис Эллисон и не утаил возникших у него опасений относительно тайных умыслов его врагов; миссис Эллисон попыталась, однако, насмешками рассеять его страхи, назвала малодушным и заверила, что он может вполне положиться на ее адвоката:

– Коль скоро он ни о чем вас не предупредил, – сказала она, – можете совершенно успокоиться; даю вам слово, что при любой угрозе он бы непременно дал знать вам заранее. А что касается наглеца, посмевшего ворваться в вашу комнату, то, если его в самом деле послали с таким поручением, как вы предполагаете, мне остается лишь от души сожалеть о том, что меня в это время не было дома; уж я бы его, голубчика, не упустила и в целости и сохранности препроводила под охраной констебля прямехонько к судье Трэшеру. Судья, насколько мне известно, терпеть не может стряпчих: у него с ними свои счеты.

После этой ободряющей речи Бут несколько воспрянул духом, да и Амелия немного утешилась, однако на душе у них было в этот вечер слишком тревожно, чтобы искать общества. Заметив это, миссис Эллисон вскоре удалилась, предоставив несчастной паре искать облегчения во сне, этом могущественном друге обездоленных, хотя подобно другим могущественным друзьям он не всегда приходит на помощь именно тем, кто более всего в нем нуждается.

Глава 9, рассказывающая о чрезвычайно странном происшествии

Оставшись наедине, супруги вновь принялись обсуждать принесенные сержантом новости; Амелия всячески старалась скрыть охватившую ее тревогу и по возможности успокоить своего мужа. В конце концов ей все же удалось перевести разговор на другую тему, вновь обратясь к бедной миссис Беннет.

– Мне было бы горько узнать, – призналась Амелия, – что я привязалась душой к недостойной женщине, и все же я начинаю опасаться, что миссис Эллисон знает о ней больше, нежели говорит; иначе по какой причине она так избегала бы появляться с миссис Беннет на людях? Кроме того, миссис Эллисон очень не хотела знакомить меня с ней и никогда не приводила ее к нам, хотя я не раз ее об этом просила. Более того, она частенько давала мне понять, что мне не следует поддерживать это знакомство. Что вы думаете по этому поводу, дорогой? Я буду очень раскаиваться, если окажется, что я свела знакомство с дурной женщиной.

– Но, дорогая моя, – воскликнул Бут, – ведь я знаю о ней ничуть не больше вашего, а вернее сказать, гораздо меньше. Однако, как бы там ни было, я полагаю, что если миссис Эллисон известны какие-то причины, по которым ей не следовало бы знакомить миссис Беннет с вами, то она поступила весьма дурно, познакомив вас.

За такого рода беседой супруги и скоротали оставшуюся часть вечера. На следующее утро Бут проснулся рано, спустился вниз, – и там малышка Бетти вручила ему запечатанную записку, в которой содержались следующие строки:

Берегись, берегись, берегись,В ловушку гнусную, смотри, не попадись,Для добродетели расставленную ловко,Под видом дружбы негодяем со сноровкой.

Бут тотчас же стал допытываться у девочки, кто принес эту записку, и услышал в ответ, что ее передал носильщик портшеза, который сразу удалился, не сказав ни слова.

Содержание записки привело Бута в крайнее замешательство, и в первую минуту он соотнес заключавшийся в ней совет с предостережением Аткинсона, однако по более серьезном размышлении не мог сколько-нибудь убедительно согласовать последние две строки этого, если его можно так назвать, поэтического послания с какой-либо угрозой со стороны закона, которой он имел основание опасаться. Никак нельзя было сказать, будто Мерфи и его шайка покушаются на его невинность или добродетель, и точно так же они не собирались причинить ему вред под какой бы то ни было видимостью расположения или дружбы.

После долгих раздумий ему в голову закралось довольно-таки странное подозрение: он решил, что его предала миссис Эллисон. С некоторых пор у Бута сложилось не слишком высокое мнение об этой почтенной особе, и теперь он начал подозревать, что ее подкупили. Ничем иным, ему казалось, нельзя объяснить столь странное вторжение в их комнаты мнимого сумасшедшего. И стоило только этой догадке возникнуть, как она тотчас стала подкрепляться все новыми доводами. Так, например, ему вспомнилось вчерашнее игривое поведение миссис Эллисон и то как она подтрунивала над его тревогой, вызванной новостями, которые принес сержант.

Все подозрения Бута были, конечно, нелепыми и не только не подтверждались поведением миссис Эллисон, но даже не согласовывались с ее нравом; однако же это было единственное объяснение, пришедшее ему тогда на ум. Мысль эта, безусловно, заслуживала порицания, однако в том, что он с такой готовностью ухватился за нее, не было, конечно же, ничего противоестественного: ведь постоянная тревога настолько мучительна, что разум всегда ищет способа избавиться от бремени путем предположений, путь даже самого сомнительного свойства, и в таких случаях неприязнь или ненависть чаще всего направляют наши подозрения.