Неизвестный Солженицын - Владимир Бушин

А уж говорить, что Солженицын не преследовал никаких выгод, не имел никаких расчетов хоть в чем-нибудь, может только человек, как В. Кожинов, верящий в его «наивность» и «простодушие», т. е. абсолютно не понимающий, с кем имеет дело: вся жизнь Солженицына, по его собственному признанию, «сеть замыслов, расчетов, ходов» («Теленок», с. 113). В «Новом мире» он создал настоящее «сыскное бюро» со своими агентами в лице Аси Берзер и кое-кого еще. Можно не сомневаться, что и похороны свои он спланировал и скалькулировал до последнего цента и последней секунды.

А сейчас критик уверяет: «Некая Божья воля заставила его поднять в своем творчестве все (!) главнейшие и острейшие проблемы русского народа». И почему ты, Бондаренко, ведь уже старый человек, до сих пор пишешь в расчете на идиотов? Ведь даже «Божью волю» вы замызгали. Вот и Алексей Шорохов заявляет: «Есть что-то промыслительное в явлении Кожинова для России…» И о Юрии Кузнецове — так же… А что касается «главнейшей проблемы» России, то все же знают, что она состояла в том, как устоять нам против Запада, а он, твой разлюбезный, был на его стороне и молился: «Господи, просвети меня, как помочь Западу укрепиться… Дай мне средства для этого!»

И опять с новой силой бросается критик в бой за своего идола: «Столетиями клевещут на русский народ… И войны-то выигрывал русский народ не умом, не талантом — так, трупами закидали немцев; и трудиться-то он не привык, все лишь баклуши бил; да и друг на дружку всегда русские доносят, всем завидуют… Весь (этот) перечень претензий к русскому народу ныне — в 85-летию Александра Исаевича — взвалили на него».

Ну, в отношении народа это не претензии, а клевета. А что значит «взвалили на него — обвиняют его в приведенной клевете на народ? Если именно это, тогда совершенно справедливо. Что мы победили немцев не умом, не талантом, а забросали трупами, громче всех голосили два таких же, как ты, Бондаренко, пламенных обожателя Солженицына — Владимир Солоухин и Виктор Астафьев. Первый всю войну прослужил в охране Кремля, второй, года полтора пребывая на фронте в должности ротного телефониста, доблестно бил врага телефонной трубкой. А взяли они эти победоносные трупы у своего же кумира. Ведь именно он писал, что маршалы наши — «колхозные бригадиры» (нашел чем укорить крестьянских детей, аристократ педи-кулезный!), что отступали мы по 120 верст в день, что вое-вали-то с «маленькой Германией» и т. п. О повальных доносах среди русских опять же долдонит в «Архипелаге» не кто иной, как он, русак № 1. Наконец, что трудиться русский человек не привык, писал в патриотической газете «Завтра» еще один, уже упоминавшийся пламенный почитатель и защитник нутряного русака — Вадим Кожинов: «Россия такая страна, которая всегда надеялась на кого-то: на батюшку-царя, на «отца народов», на кого угодно. Именно поэтому у нас чрезвычайно редок тип человека, который может быть настоящим предпринимателем. Либо это человек, который ждет, что его накормят, оденут, дадут жилье и работу, либо это тип, стремящийся вот здесь и сейчас что-то урвать для себя — чтобы не работать». Словом, захребетник, бездельник и паразит. И это не о какой-то группе или поколении народа, а именно о России в целом, о русском человеке во все века. Так что Солженицын породил целую школу своих защитников и последователей, в которой Бондаренко занимает первое место.

Сейчас он благородно негодует по поводу клеветы на народ, к которой Большой Русак будто бы не имел никакого отношения: «Невдомек мне, кто же такую огромную империю освоил (?), кто же Берлины и Парижи не по одному разу брал, кто же первым в космос полетел…» Верно, справедливо, только поздновато. Почти так думал еще и Лев Толстой, читая «Историю России» Соловьева, и Сталин — читая статью Энгельса «Внешняя политика русского царизма». Но как же ты мог напечатать в газете, где работаешь заместителем главного, приведенные рассуждения В. Кожинова о русском человеке, о России? Почему промолчал? Разве тебе неведомо, как это называется?..

Дав Солженицыну общую оценку как неуемного русака № 1, критик затем предпринимает легкую пробежку по всей биографии юбиляра, рассказывая, как жизнь прожил нутряной писатель среди нутряных людей. Вот была война. Так что? «И в армии опять же… он служил не в высоких штабах и не корреспондентом в центральных газетах, а всего лишь командиром батареи звуковой разведки среди таких же нутряных русских людей». Очень прекрасно. Однако есть замечания.

Прежде всего откуда такое презрительное отношение к высоким штабам у человека, который сам-то служит в Генштабе газеты «Завтра»? А штаб — это ее мозг. Во время войны в Генеральном и в других штабах служили Г.К. Жуков, Б.М. Шапошников, А.М. Василевский, генерал армии A.И.Антонов и многие другие замечательные специалисты военного анализа и планирования, далеко превзошедшие в этом немецких коллег. Или Бондаренко знает, что они там в пинг-понг играли, как он в «Завтра»? Во-вторых, Солженицын и не мог оказаться в «высоких штабах» в числе руководителей, ибо он лишь в 43-м году окончил училище в звании лейтенанта. Кроме того, откуда это высокомерие по отношению к корреспондентам центральных газет? Ведь ими были и Шолохов, и Гайдар, и Твардовский, и Платонов, и Симонов, и сотни других достойных и талантливых писателей, из коих многие и головы сложили на фронте, как Аркадий Гайдар. Или Бондаренко знает, что они писали свои корреспонденции, не выходя из редакционного кабинета в Москве, как сам он пишет статьи и за себя, и за других, например, за Г. Зюганова?

Советую прочитать военные дневники Симонова. А заодно — хотя бы еще и его поэмы об Александре Невском, о Суворове, дабы впредь не бубнить на потеху публике: «Симонов — далекий от патриотизма писатель». Ведь так сказать мог только человек, который просто не читал Симонова и не знает, что это за фигура в советской литературе.

B. Бондаренко должен был выразиться иначе: «Симонов — писатель, далекий от моего сугубо лампадно-эмигрантского патриотизма». Это было бы верно.

Не обнаружив патриотизма у Симонова, Бондаренко, однако же, разыскал патриотизм в одном юношеском стихотворении Иосифа Бродского, и за это простил поэту все даже по собственному деликатному перечню — «ернические стихи о России, выпады против христианства, попытку уйти из русской культуры в американскую». Мало того, критик посвятил этому стихотворению целую статью под заглавием «Припадаю к народу», напечатал в своем «Дне» в виде передовой и там объявил Бродского «великим русским поэтом». Спасибо, а мы не догадывались. Статья кончается так: «Не менее великий русский поэт Юрий Кузнецов, сверстник Бродского, писал: «И священные камни Парижа, кроме нас не оплачет никто». Можно сказать, побратал через Париж, в котором Кузнецов, кажется, никогда не был… В чем тут дело? Похоже на то, что Бондаренко хочет вступить в Евросоюз, а его без таких статей не принимают.

А что касается командования батареей звуковой разведки, то долгое время этот командир говорил и писал об этом, например, в известном письме IV съезду писателей, несколько усеченно, называя себя «всю войну провоевавшим командиром батареи» («Слово пробивает себе дорогу», с. 215). Просто батареи — и все, естественно, думали, что это огневая батарея, а не звуковая, в которой нет ни одной пушки, а только приборы да циркули. Пробыл же Александр Исаевич на фронте не «всю войну», не «четыре года воевал, не уходя с передовой», как писал в другом документе, а с мая 43-го года до 9 февраля 45-го, т. е. меньше двух лет, и самую страшную пору войны он благополучно прокантовался в глубоком тылу то в обозной роте, то в училище.

Тут на выручку Бондаренко кинулась Анна Соколова в юбилейной «Литгазете»: «Сколько бы дней Солженицын на фронте ни пробыл, ему этого оказалось достаточно, чтобы навсегда осознать бесчеловечную сущность любых военных действий». Понятно? Любых! Заставь Анюту Богу молиться… Какое счастье, что, когда фашисты в 41-м напали на нас, вот такие юбилейные Анюты молчали или им затыкали рты, а то ведь они бы подняли вопеж: «Прекратите сопротивле-ние! Его сущность бесчеловечна!» А Солженицын говорил не о бесчеловечности войны, а выражал свое полное безразличие к ее исходу: «Ну и что, если победили бы немцы? Висел портрет с усами, повесили бы с усиками. Справляли елку на Новый год, стали бы на Рождество». Только и делов. Больше того, он «навсегда осознал» благодетельность не побед, а поражений. Посмотрите, говорит, на Швецию: как она расцвела после разгрома под Полтавой! Из истории Швеции он только и знает ее поражение под Полтавой да нынешнее благоденствие. Но не соображает, что Полтава-то была триста лет тому назад, после которой Швеция изведала великое множество бедствий, страданий, горя, в том числе — и новых военных поражений, а расцвела-то она не так давно, особенно — после того, как много позаимствовала из опыта нашего русского социализма.