Боже, Сталина храни! Царь СССР Иосиф Великий - Александр Усовский

Сказано – сделано.

«Проба пера» произойдет на восточной границе Монгольской Народной Республики, у реки Халхин-Гол. Почему в Монголии? Потому что в этом случае внешнеполитическая ситуация для японцев оптимальна – необходимости во вторжении в пределы СССР, чтобы попробовать русских на излом, нет, потому что искомые русские войска, кои требуется проверить, в Монголии в наличии. Очень удачное (с точки зрения японских генералов) обстоятельство.

Кстати, как мы оказались в монгольской степи?

У Константина Симонова есть прелестные стихи, посвященные этому конфликту, – там указано, что мы пришли на помощь братскому монгольскому народу чуть ли не из-под Читы.

Это авторский изыск.

На самом деле наши войска сидели в Монголии уже два года – дожидаясь именно того, что японцы решатся немножко пошалить в нашем «мягком подбрюшье». Причем сидели на совершенно законном основании – 12 марта 1936 года в Улан-Баторе между СССР и МНР был подписан Протокол о взаимопомощи, в котором Советский Союз обязался в случае нападения на дружественное государство оказать ему любую, в том числе и военную, помощь.

В сентябре 1937 года на основании этого протокола на территорию МНР был переведен 57-й Особый корпус, всего 30 000 штыков и сабель, 280 бронеавтомобилей и 328 танков, 5000 грузовиков. Именно этот корпус (плюс две стрелковые дивизии, две танковые бригады и десяток отдельных полков и батальонов) и станет той силой, что проучит японских генералов.

Не станем описывать ход боев на реке Халхин-Гол – это и так хорошо известно (а если кто-то не в курсе – есть масса литературы об этом конфликте).

Посчитаем лишь нужным проанализировать политическую подоплеку этой гверильи.

Мы бросили на разгром двух японских пехотных дивизий и нескольких танковых, артиллерийских и кавалерийских полков втрое (а по танкам и бронеавтомобилям – вдесятеро!) превосходящие силы. Мы потратили на то, чтобы отбить у японцев кусок безжизненной полупустыни размером 70 на 20 километров сил больше, чем на всю испанскую войну. Мы пошли на любые потери для того, чтобы преподать чувствительный урок самураям, чтобы не просто отбить нападение – а чтобы разгромить и уничтожить вторгшиеся войска!

Было ли разумным напрягать все силы, чтобы одержать победу в таком локальном конфликте? Ведь мы на то, чтобы убить, ранить, контузить или взять в плен одного японского солдата (всего они потеряли 61 000 человек, из них 17 045 убитыми) – потратили более четырех тысяч рублей. И это при том, что квалифицированный рабочий в Советском Союзе получал тогда 350 рублей в месяц; то есть на одного выведенного из строя японца мы угробили годовой оклад токаря 5-го разряда! Всего наши расходы на эту войну составили порядка 240 миллионов рублей, не считая того, что нами было потеряно 6831 человек убитыми и около 11 700 солдат и офицеров ранеными; мы потеряли 207 самолетов (японцы – 157), более 450 танков и бронеавтомобилей (из них безвозвратно – 126 машин). То есть наши финансовые, людские и материальные потери были необычайно, даже чрезвычайно высоки, если принимать во внимание их видимый результат – а именно возврат под юрисдикцию МНР восточного берега реки Халхин-Гол общей площадью 1400 квадратных километров.

Значит, была какая-то другая, не военная цель этого конфликта? Не мог же товарищ Сталин просто так выбросить на ветер двести сорок миллионов рублей народных денег и смириться с потерей почти семи тысяч солдат и офицеров (я уж не говорю о сгоревших танках и самолетах)!

Была.

И она была с блеском достигнута!

Какова же была эта цель?

К вечеру 31 августа 1939 года стихли последние выстрелы на монгольской земле – и с этими последними выстрелами японская армия безоговорочно передала пальму первенства в решении вопросов войны и мира флоту. Отныне в японском руководстве победила линия апологетов войны в Южных морях, за захват стратегических ресурсов голландских, английских и французских колоний, за оккупацию американских Филиппин и редких островов в безбрежной дали Тихого океана. Планы оккупации Дальнего Востока были отложены в самый дальний ящик самого дальнего шкафа – японцы осознали, как сильны, а главное – как решительны бывают русские, если затеять с ними свару «по-взрослому». На фоне кровавых событий у Номонхана (как называется эта война в японских источниках) грядущие сражения с голландцами и англичанами (и, разумеется, с заклятыми американцами) представлялись сыновьям Ямато делом необременительным и в принципе несложным.

К тому же ресурсы Дальнего Востока были крайне сложны в добыче – русские не озаботились созданием инфраструктуры, и для вывоза чего-либо мало-мальски ценного японцам пришлось бы (при гипотетической и, как выяснилось к концу августа 1939-го, малореальной победе над Советами) строить дороги, причалы и мосты самим – что на вражеской территории весьма проблематично.

Район же Южных морей манил наличием развитой сети добычи нефти и олова, каучука и меди, радовал глаз обильными урожаями кофе и риса, избытком экзотических фруктов – и вообще, был по мнению командования флота идеальным полем деятельности японской колониальной администрации.

Теперь, после номонханского поражения, эта точка зрения стала в Японии главенствующей. Как было сказано в передовице газеты «Асахи» уже 4 сентября 1939 года: «Наши военные власти из этих событий вынесли поучительный урок о том, что в будущем военные приготовления нужно довести до совершенства. Военные власти достаточно глубоко продумали этот урок. Нужно до предела насытить армию моторизованными частями. В этом кроется глубочайший смысл событий последнего времени. До сих пор народ не знал, до какой степени оснащены моторизованные части Советского Союза. Теперь найдется немало людей, пораженных такой неожиданностью.

Нам нужно твердо усвоить урок, полученный в районе Номонхана. Нужно подготовиться, подтянуться и всеми силами стремиться к завершению обороны страны не только морально, но и материально. Мы почувствовали эту откровенную потребность».

Вот для чего Советским Союзом были потрачены двести сорок миллионов рублей и потерян Красной Армией 6831 человек. И, видит бог, эти потери были более чем минимальными – в свете достигнутых благодаря им результатов!

Завершим эту главу.

Советские историки (и, по инерции, современные исследователи левого направления) продолжают считать наши действия в Испании образцом «пролетарского интернационализма», примером бескорыстной помощи братьям по классу, достойным подражания, а также пламенного стремления утвердить идеи коммунизма на Пиренейском полуострове.

Это бред.

В Испании мы одержали колоссальный успех – но не в деле защиты завоеваний испанской революции (тем более никакой революции там и не было, была обычная грызня за власть между разными политическими силами), а в деле утверждения Советского Союза в роли серьезного игрока на мировой арене, поставщика оружия и техники, государства, имеющего рычаги влияния на ситуацию в любой точке земли. Конечно, жаль, что республиканцы проиграли, – но, если уж быть откровенным, нам ни от их поражения, ни от их победы не было ни холодно ни жарко. То есть морально мы, конечно, им сопереживали – но не более того. Из этой войны Советский Союз, единственный из неиспанских фигурантов событий, вышел с дивидендами – остальные государства, ринувшиеся на помощь своим единомышленникам, зазря выбросили свои деньги и угробили кучу своей техники, потеряли десятки тысяч своих солдат и офицеров.

В Испании мы опробовали все виды своего оружия, находящегося на вооружении у Красной Армии; бомбардировщики СБ были направлены в Испанию, кстати, даже раньше, чем были приняты на вооружение большинством полков наших ВВС! Когда товарищ Сталин 26 сентября 1936 года позвонил из Сочи Клименту Ворошилову и «предложил обсудить вопросы: 1) Продажу 80 – 100 танков «Виккерс» с посылкой необходимого количества обслуживающего персонала. На танках не должно быть никаких признаков сов.(етских] заводов. 2) Продать через Мексику 50 – 60 [бомбардировщиков] СБ, вооружив их иностранными пулеметами. Вопросы обсудить срочно» – бомбардировщиков СБ в строю советских военно-воздушных сил было едва сто штук! То есть это было новейшее вооружение – и его отправили в Испанию вовсе не для того, чтобы Республика с его помощью одержала верх над Фалангой. Бомбардировщики СБ отправили именно для обкатки в боевых условиях, чтобы уже точно знать, насколько этот самолет хорош в реальном бою. Не зря ВСЕХ пилотов СБ, вернувшихся на Родину, заставляли писать тщательный отчет о проделанной «работе».

Еще больших успехов советская внешняя политика добилась в Китае. Там мы, правда, вынуждены были поставлять свое оружие в кредит (в отличие от Испании, не обеспеченный золотыми слитками) – но зато в Поднебесной мы добились других, не менее важных, результатов. Там нашим оружием (и частично нашими военными специалистами) был устранен крайне опасный очаг напряженности у наших границ – мы создали боеспособный Китайский фронт, который принял на себя неистовый порыв японских самураев, поглотил почти все силы Императорской армии, заставил японцев вместо трехмесячной военной прогулки (как они обещали премьер-министру принцу Коноэ) затеять изматывающую войну по всем правилам военного искусства. Японская армия, до июля 1937 года не оставлявшая идеи японизировать советский Дальний Восток, к октябрю 1939-го поставила на этой затее большой жирный крест. Правда, немаловажную роль сыграл при этом и конфликт на Халхин-Голе, показавший японцам истинную картину их военной второсортности и ущербности; но, тем не менее, именно Китайский фронт по-настоящему обескровил японскую армию.