Светлая в академии Растона: любовь или долг (СИ) - Романова Екатерина Ивановна

— Взаимно, Суарес! — рыкнул он, прижав руки девушки к земле. — Не-на-ви-жу!

— Убила бы! Только дайте нож и освободите руку!

Она тяжело дышала, понимая, что разомкнуть стальную хватку ладоней не получится. Но этого не понадобилось. Блэквел отстранился, вложил в руку Леа нож и приставил его к своей шее, наклонившись так низко, чтобы она кожей ощущала, как пульсирует кровь в его шейной артерии.

— Одно нажатие. Сюда, — дыхание темного мага щекотало шею девушки. — И твоя мечта сбудется. Ну же.

Она сжала нож с энтузиазмом и уже хотела выполнить то, что требовалось. То, что должно. То, что принесет освобождение. Из-под кончика клинка зазмеилась красная жидкость. Удары сердца темного мага слились с ударами ее сердца, одно тяжелое дыхание на двоих, одна ненависть на двоих. Он смотрел ей в глаза, спокойно, решительно и понимал — Суарес не сможет. Нож выпал из вмиг ослабевшей руки, на ресницах задрожал хрусталь слез:

— Я вас ненавижу, — прошептала она, бессильно ударив куратора в грудь.

— Я знаю, — выдохнул он прямо в губы.

— Ты мне руку сломал, — обиженно и удивленно.

— А ты сломала меня… Мы в расчете.

В следующий миг сознание отказало обоим. Они вновь перешли к сражению, но на ином уровне. Поцелуи ранили больнее ударов. Они сминали друг друга в объятиях, царапали, не щадя тел, не скупясь на ненависть, кусали губы до крови. Повторяли «ненавижу», а бедрами сжимали друг друга, не желая отпускать, руками — притягивали ближе, пытались соединиться воедино. Удары перемежались с непривычной и неуместной нежностью. Язык куратора бесцеремонно вторгался в рот светлой, встречая яростное сопротивление. Она хотела сама владеть ситуацией. Не поцелуй, а попытка выпить друг друга без остатка, осушить, подчинить, сделать больно, избавляясь от собственной боли. Пальцы помимо воли переплетались, тела выгибались, из груди вырывались предательские хрипы наслаждения.

— Суарес, — прохрипел темный маг. — Остановись. У тебя эмоциональный откат.

— Плевать, — тяжело дыша, она вновь приникла к губам мужчины, словно это живительный бальзам, ничего не понимая, не отдавая себе отчета в том, что происходит. Ей казалось, что она снова спит и этот сон не причинит вреда.

— Да, — прошептал мужчина, возвращая страстный, обжигающий поцелуй, пробираясь руками под рубашку девушки. — Нет, я под проклятьем, — он снова отстранился, прижавшись лбом ко лбу светлой. Дыхания не хватало даже тренированному бойцу. Они привык сражаться иначе… — Я не могу, не должен…

Леа пощекотала язычком набухшую артерию на шее куратора, а затем укусила его зубками, от чего желание прострелило и без того ослабшее тело мага, заставляя разум предавать, заставляя проклятье, темное, злое, опасное, завладевать сознанием. Против магии вампиров — жестокой и беспощадной, у Этана не было противоядия. Как и против магии светлой…

— К черту, — выплюнул он и впился губами в припухшие губы Леа, прижимаясь к ней бедрами, позволяя чувствовать силу своего желания. Но это не отпугнуло девушку. Не сегодня, не здесь и не сейчас. Это его подарок, его благословение. Суарес, такая податливая в этот миг, ничего не соображает. Она полностью доступна и отдаст ему все что угодно: свою невинность и свой дар. Ей нужно эмоциональное замещение, и он будет сволочью, если не даст его. Да. Это правильно…

Но, несмотря на желание, от которого ломило в паху, силу проклятья, шептавшего, липким холодным голоском, что следует взять Леа, здесь, на влажном мхе среди прошлогодней рябиновой листвы, ведь она так прекрасна в едва пробивающихся сквозь крону лучах солнца, что-то мешало. Что-то зудело. А затем перед ним появилось лицо Рейны и темный маг отстранился, стараясь уцепиться за хвост какой-то мысли, чего-то действительно важного.

— Этан, ну что ты делаешь, — шептала Леа, покрывая шею и лицо мага беспорядочными, сводящими с ума поцелуями.

— То, что должен. Единственное, что должен, — прошептал он, закрыв глаза и закусив губку светлой.

Девушка не сразу сообразила, что произошло. Точнее, она долгое время не понимала, что происходит: перед глазами — темная пелена и небо в звездах, голова кружилась от накрывшего безумия, сердце колотилось в ушах и жар собственной крови, хлынувшей к лицу, создавали ощущение нереальности происходящего.

— Воу, воу! Полегче, друг! — закричал Ирем и отвернулся. — Не в моем же лазарете!

— Уведи ее! — прорычал Блэквел, едва найдя в себе силы, чтобы перекатиться на спину. Он переместился в единственное место, где могли помочь — лазарет академии, к своему другу ведь Рейна на важном задании и в королевском дворце Этану сейчас не были бы рады. Тем более — в таком виде.

Светлый мгновенно подхватил девушку и отвел в одну из палат, усадил на кушетку и провел быстрое сканирование на наличие повреждений. Суарес смотрела в одну точку, нахмурив брови, ее лихорадочно потряхивало — поднималась температура, а на глазах блестели слезы.

— Я приду через минутку. Выпей воды, — Ирем плеснул в стакан ледяной воды и протянул девушке. Графин прихватил с собой и вышел, плотно заперев дверь.

Светлая долго смотрела на белоснежную запертую дверь, сжимая в руках стакан и даже не чувствуя исходящего от него ледяного холода. Сейчас она не чувствовала ничего, кроме ужаса и стыда. Если в лесу у нее был эмоциональный откат, то сейчас тогда что? Она с силой швырнула стакан в дверь и закричала от бессилия, что было мочи. Затем упала на кушетку и, свернувшись калачиком, зарыдала.

Блэквел, закрыв лицо ладонями, сидел прямо на полу, пытаясь совладать со сжигающим душу проклятием. Оно все сильнее вгрызалось отравленными зубами в его сознание, тянуло к светлой магнитом. Маг был готов вскочить, выбить дверь и накинуться на девушку, наплевав на присутствие Ирема. Что бесило его больше в этот момент: собственное бессилие перед проклятием или то, что содеянного в лесу не вернуть назад? Ответа не было…

Ирем вздрогнул, услышав треск стекла и крик.

— Начался откат, — констатировал он.

— Ирем, помо…

Светлый затем и прихватил кувшин с ледяной водой, чтобы помочь другу прийти в чувство. Шок, неожиданность — лучшее лекарство в подобных ситуациях.

Хлопая огромными глазами, Этан ошарашено глядел на лекаря.

— Ну как, помогло? — спокойно осведомился тот, наблюдая, как чернильные пряди куратора шпионского факультета намокли и облепили лицо.

— Хотя бы так, — мужчина потряс головой, разбрызгивая капли по кафелю и поднялся. — Скажи, что у тебя готово противоядие. Я перестаю себя контролировать! Это издевательство какое-то!

Он не сводил взгляда с двери, за которой плакала светлая. Темный маг понимал — Леа все осознала и сейчас в ужасе. Хотел бы он стереть из ее памяти эти воспоминания, но не мог. Мужчина горько усмехнулся. Огромная магическая сила, сотни боевых заклинаний в запасе, десятки отобранных даров, а тех, что так нужны, в его запасе не имеется. Он бы хотел прочесть мысли светлой и стереть из ее памяти ненужные воспоминания, но не мог.

В руке лекаря сверкнул пузырек. Блэквел понял без слов и, схватив склянку, сорвал пробку и залпом проглотил мутноватую черную жидкость, не почувствовав вкуса.

— Э-э, — все, что успел выдавить от удивления Ирем.

— Что?

— Вообще-то, следовало выпить столовую ложку… трижды в день…

— К темному. Лишь бы сработало! Сработает? — переспросил мужчина, не чувствуя изменений. Его все также неодолимо влекло к двери, за которой — она. Беззащитная, потерянная и испуганная девочка с глазами олененка. Его олененок. Его!

— Разве у меня может быть иначе?

Нет. Если Ирем за что-то брался, то результат — неизменно превосходил любые ожидания. Он знал свое дело от и до, был лучшим. Именно поэтому ему, светлому, предоставили убежище в академии Растона. К тому же, недостатка в «практическом пособии» для написания очередной диссертации у него не было. Шпионский факультет и факультет следователей неизменно поставляли ему различного рода рабочий материал, как правило — телесный. А благодаря стараниям переводчиц частенько приходилось разрабатывать противоядия от разных изощренных проклятий. Вот и сейчас, когда Рейна принесла ему рецепт приготовления противоядия, необходимые ингредиенты уже находились в его особом шкафчике.