Приключения 1975 - Владимир Рыбин

Но чем это знание поможет наладить систему проверки?

Ага, Белоцкий вернулся: я опять слышу его голос за стенкой. Его голос… А что, если?.. Сперва мысль кажется мне неприемлемой.

Но мой список уменьшился всего на пятерых, и мысль как-то форсировать проверку не только этих двадцати трех, но и всех остальных местных владельцев мотоциклов полностью завладела моим воображением.

Первым моим намерением было посоветоваться с Кунгаровым. Однако еще до проходной я основательно поостыл. «Во-первых, — думал я, — нет уверенности, что Егор Тимофеевич помнит голос человека, с которым месяц назад обменялся несколькими фразами. Во-вторых, и так далее, сваливается куча вопросов, которые нужно заранее обдумать. Если я сам найду на них утвердительные ответы, мне удастся убедить Кунгарова. Если нет… тогда и убеждать незачем».

Но прежде всего я решил поехать к Егору Тимофеевичу. До встречи с ним нет смысла не только с кем-то обсуждать, но даже обдумывать эту идею с голосом дальше.

Егора Тимофеевича я застал во дворе. Он сидел на скамейке, недалеко от своего подъезда, в шинели с поднятым воротником и шапке-ушанке, скрывавшей добрую половину лица. Я и не узнал его, я догадался, что это он.

Когда я заговорил, старик вздрогнул от неожиданности.

— Здравствуйте, Егор Тимофеевич.

Я умышленно не сказал ничего больше. Мы виделись, то есть разговаривали, неделю назад. Я замер, ожидая реакции.

— Здравствуйте, здравствуйте… Вы ко мне или так, случайно?

— К вам, Егор Тимофеевич.

— Что-нибудь случилось? Какой-то вы сегодня озабоченный?

«Радоваться рано, — подумал я. — Со мной была беседа, с н и м — брошенные вскользь фразы».

— Случилось. Тот мотоциклист ограбил женщину, тяжело ранил дружинника.

Оба мотоциклиста давно слились для меня в единый, цельный образ, но сейчас ловлю себя на том, что впервые сказал об этом вслух, да еще постороннему человеку.

— Вот оно как… Раз ему судьба спустила, так он ее во все тяжкие испытывать. Закусил удила. Такой сам не остановится.

Казалось, старик строго смотрит на меня. Я стоял перед ним, как провинившийся новобранец. Наступила неловкая пауза. Верно, он угадал мое состояние, сказал:

— Садитесь.

Я послушно сел рядом.

— Плохо вы воюете. Плохо.

Не знаю, как я отнесся бы к такому замечанию, сделай его кто-нибудь другой. Не уверен, что оно показалось бы мне справедливым.

— Я к вам за помощью, Егор Тимофеевич. Не откажете? Один неделикатный вопрос. Поверьте, не из любопытства. Вы меня сейчас сразу узнали или были какие-то сомнения?

— Теперь понятно, какая вам нужна помощь. Узна́ю ли я его по голосу. Вас ведь это интересует? Попробую.

Удивительный старик.

«Но как объяснить свою уверенность в горотделе. Тем, кто его не знает», — думал я уже на улице.

Прежде всего, какие сомнения могут возникнуть у третьего лица, не знающего старика и не имеющего моей уверенности, скажем, у того же Кунгарова? Я старался быть предельно объективным, мысленно выдвигал самые каверзные возражения.

«Узнавание по голосу убедительно, когда речь идет о близко знающих друг друга людях, — скажет Рат. — Как же можно доверять твоему свидетелю, вдобавок ко всему инвалиду?»

«Я всю жизнь прожил среди медиков, ты знаешь, — отвечу я. — Природа справедлива, она компенсирует порок высокой приспособляемостью организма. Глухие угадывают реплику по губам, их зрение намного острее нашего. Слепой живет в мире звуков, нам, зрячим, даже трудно представить себе, насколько высока чуткость его слуха».

«Расскажи о них Зонину, прокурору, судьям, может, и убедишь. Только согласятся они с тобой как частные лица. Я ведь тоже с тобой не спорю. Но заметь: я, а не начальник уголовного розыска».

«Верно. Я и сам понимаю: с юридической точки зрения наше опознание не будет доказательством. Но нам важно найти виновника. Зонин может со мной не согласиться, а ты именно как начальник уголовного розыска, обязан попробовать».

«Допустим, ты меня уговорил. Как ты все это представляешь осуществить практически?»

«Очень просто. Сеид начнет проверять техническую исправность мотоциклов у всех отобранных поисковыми группами».

«Откуда уверенность, что он обязательно окажется среди них? А если нет, сколько времени потратим даром?»

«Не даром. Мы гораздо быстрее, чем всеми другими видами проверок, исключим большой контингент. Останутся случайные лица, эпизодически приезжавшие сюда из селений и Баку».

«А если твой старик ошибется и мы исключим преступника?»

«Это замечательный старик, Рат. Я уверен в нем».

И все вернулось на круги своя. Значит, по существу, основному возражению я могу противопоставить лишь свою субъективную уверенность в Егоре Тимофеевиче.

— Ты что-то быстро закруглился с химзаводом, — удивился Рат, когда я вошел к нему в кабинет.

— Еще быстрее, чем ты думаешь. Я от Егора Тимофеевича.

— Это еще кто?

— Свидетель по краже у Саблиных. Тот, что первый открыл мотоциклиста.

— Понимаю. Решил за ту нитку потянуть. Может быть, ты и прав, для таких совпадений наш город слишком мал. А что Егор Тимофеевич?

— Замечательный старик. Сказал, что сумеет опознать вора по голосу.

Рат задумался, но убеждать его не пришлось.

— Это легко осуществить в процессе технической проверки мотоциклов. В конце концов с мотоциклистами нам так и так знакомиться поближе, — сказал он.

Идею с новым опознавателем Шахинов встретил без энтузиазма, но возражать не стал.

НЕ ВЕРЬ ГЛАЗАМ СВОИМ

— Как вы думаете, останется ли профессия сыщика на все то время, пока будут совершаться преступления, или научно-техническая революция скажет свое веское слово и в вашей области?

— Обязательно скажет. Совершенная ЭВМ, наверное, сумеет даже «вычислить» преступника, но принципиальное различие между ней и сыщиком останется.

— Какое же?

— Для машины полученный результат вычисления непреложен, а человек может им пренебречь.

К концу следующего дня ожидалась первая группа из числа отобранных мотоциклистов.

За Егором Тимофеевичем я заехал заблаговременно. Встретил он меня по-деловому, сухо. Сборы его были недолгими. Он не спросил меня, куда мы едем, вообще ни о чем не спрашивал. В машине я пытался заговорить на отвлеченную тему, но понял: меня не слушают. За всю дорогу он только раз обратился к шоферу: «Клапана подтянуть надо бы». Мне открылось в Егоре Тимофеевиче новое качество, вернее, главное его качество, которое до сих пор проявлялось как бы завуалированно, подспудно. По моим наблюдениям, у каждого человека есть что-то главное, определяющее самую суть не характера даже, а личности в целом. Для Егора Тимофеевича это глубинная, идущая не от форм проявления, а от органической потребности с е р ь е з н о с т ь к себе, к делу рук своих, в отношениях с людьми, во всем — от модели электромобиля до предстоящего свидетельства. Поэтому он сейчас так официален. Он выполняет не мою просьбу, он выполняет свой гражданский долг, таким, как понимал его всю свою жизнь. Такой не сболтнет наобум, не перешагнет через собственные сомнения.