Поэзия Серебряного века (Сборник) - Рюрик Рок

Последние модернисты

В предыдущих разделах были достаточно подробно рассмотрены основные поэтические течения Серебряного века, их теоретические установки, программы и характерные особенности. Речь шла о магистральных литературных направлениях, устоявшихся поэтических школах, выдержавших испытание временем, зарекомендовавших себя новаторскими поэтическими приемами, подкрепленными эстетической и философской концепцией.

Но литературный процесс начала ХХ века не исчерпывается только крупными поэтическими течениями. Этот короткий в историческом плане период сконцентрировал в себе столь обширное стилевое и идейное разнообразие, что его с лихвой хватило бы на долгие, долгие годы.

Если в прежние времена над выработкой и утверждением литературного стиля трудилось порой не одно поколение творцов, то поэтические опыты первых модернистов в конце XIX столетия словно прорвали плотину. Наряду с действительно одаренными поэтами появилось множество подражателей, а то и просто графоманов, пытавшихся если не мастерством, то оригинальностью заявить о себе в литературе. И вся эта поэтическая лавина хлынула на страницы печати.

Хотя результат в итоге вышел положительный, т. к. именно в этом тигле выплавились представленные выше поэтические школы, но сам процесс “плавки” предполагает наличие шлака. И, в полном соответствии с технологическим процессом, поэтического шлака было больше чем достаточно. У новых течений появились почитатели и поклонники. Писать стихи стало модным занятием. Это повлекло за собой появление массы эпигонов, которые, следуя веяниям времени, образовывали многочисленные группы и объединения. Экспрессионисты и биокосмисты, люминисты и дадаисты, форм-либристы и неоклассицисты, фуисты, эмоционалисты и прочие – исты – несть им числа! – пихаясь локтями, давя и отталкивая друг друга, бились за место под солнцем современности, пытаясь перетянуть на свою сторону обывателей, которые вскорости уже оставили всякие попытки разобраться в хитросплетениях стилей и концепций и только с интересом наблюдали за окололитературной грызней. “…Он приучается чувствовать себя зрителем в партере… морщится, гримасничает, привередничает…”, – написал в одной из статей Мандельштам о читателе, развращенном быстрой сменой поэтических школ и поколений.

Ему вторит известный футурист Сергей Третьяков: “Тупиковые и искривленные группы и группки, усваивая себе на копеечку футуризма, пытаются лишь освежить его лачком свою труху и заваль – для превращения их в ходовой товар, не чуждый этакого “модерна”. Важно помнить, что подражание полезно только для учебы. Надо усвоить поэта, преодолеть его, и отбросить во имя самостоятельного тренажа, чтобы наконец прийти к самостоятельным приемам работы…”.[367]

Чаще всего поэты объединялись по своим литературным пристрастиям, интересам, которые декларировали в манифестах или заявляли во время выступлений перед аудиторией. Такие сообщества нередко состояли из людей, попросту занимавшихся самоутверждением. А поскольку одиночке все дается гораздо труднее, то они собирались в небольшие группы, которые возникали, если находился подходящий вожак. Но, как замечает в своих мемуарах Надежда Мандельштам, “такие объединения не свидетельствуют об общности, потому что состоят из индивидуалистов, преследующих свои цели. Они говорят про себя “мы”, но это “мы” чисто количественное, множественное число, не скрепленное внутренним содержанием и смыслом. Это “мы” готово распасться в любой момент, если забрезжит другая, более заманчивая цель”.[368]

Реже это были группы единомышленников, проповедующих определенную эстетическую позицию либо стилевые особенности стихосложения. В этой среде вырабатывались новые литературные приемы (в дальнейшем применяемые на практике) и готовились теоретические платформы для их обоснования. Яркий образец такой группы – “Гилея”.

В некоторых случаях объединение происходило на основе личных знакомств и дружеских симпатий, что можно наглядно проследить на примере становления будущих акмеистов, участников “Цеха поэтов”, представлявших собой содружество молодых стихотворцев, регулярно собиравшихся и читавших друг другу свои произведения.

При этом совершенно не обязательно было формирование каких-то новых поэтических течений. Зачастую поэтов, даже относящихся к разным группам, объединяли общие творческие взгляды или взаимный интерес. Можно вспомнить образованную в Москве в 1921 году очень сильную литературную группу “Лирический круг”, куда входили К. Липскеров, С. Парнок, В. Ходасевич, Г. Шенгели, С. Соловьев,[369] С. Шервинский,[370] А. Эфрос[371] (а формально еще А. Ахматова, О. Мандельштам). Или возникшее в 1926 г. кооперативное издательство “Узел”, с участием тех же Парнок и Эфроса, а также Б. Пастернака, Б. Лившица, М. Зенкевича, А. Ромма и многих других, которое было создано исключительно для публикации книг его основателей. Для этих целей каждый из учредителей ежегодно должен был делать взносы. Издательство “Узел” имело также разрешение на выпуск одноименного литературного альманаха.

Еще одна тенденция – формирование поэтических объединений в пику уже существующим. Тот же “Цех поэтов” был создан (как утверждала А. Ахматова) как противовес “Академии стиха” Вяч. Иванова. Иногда это происходило из-за разногласий, возникающих в уже сложившихся группах. Как пример подобного противоборства – становление эгофутуризма.

Кроме того, различные группы возникали как дань тому времени, а также потому, что молодым малоизвестным поэтам легче было выступать и печататься как участникам литературной организации, выпускавшей зачастую собственные альманахи и поэтические сборники.

Группы создавались также поэтами-индивидуалистами, имеющими, как они считали, оригинальную поэтическую концепцию. Это были лидеры по своему складу, вербовавшие себе единомышленников и апологетов из числа менее искушенных и мастеровитых собратьев по перу, наличие которых создавало им определенный имидж, вес и значимость в литературном мире. Примеров множество. Михаил Семенко,[372] глашатай украинского кверо-футуризма (1914), был создателем целого ряда групп: “Фламинго” (1919), “Аспанфут” (1922–1924), “Коммункульт” (1924) и “Нова генерация” (1927–1931), которая выпускала одноименный журнал с участием деятелей левого искусства Запада. Или Семен Кирсанов – поздний футурист, организатор “Южной Ассоциации Футуристов” (Одесса, 1921) и группы “ЮгоЛЕФ” (1924); с 1925 г. он жил в Москве, примыкал к ЛЕФу, а с конца 1920-х подвергался резкой критике как формалист. Впрочем, иногда такой подход приводил к блестящему результату: чего стоит одна “Академия эгопоэзии”, которая вознесла своего создателя Игоря Северянина до звания “короля поэтов”!

Некоторые поэты были членами сразу нескольких групп или мигрировали из одного объединения в другое. К. Большаков, к примеру, переходил из группы в группу, побывав и в “Мезонине поэзии”, и в “Центрифуге”, и в рядах кубофутуристов. Хотя и это иногда было оправдано, если подобные метания не являлись поисками “где лучше”, а имели целью найти свой, созвучный внутреннему мироощущению стиль. Удачный пример таких поэтических исканий – Вадим Шершеневич. Начавший с символизма, с подражаний Бальмонту, Кузмину и Блоку, а в 1912 году выступавший как один из вождей эгофутуризма и писавший “поэзы” в духе Северянина, – он лишь в послереволюционные годы создал свою “имажинистскую” поэзию.

Иногда в сообщества объединялись очень яркие личности, которые в какой-то отрезок времени выступали под знаменами определенной группы, претворяя в жизнь общие творческие идеи. Причем не только поэтические, но и художественные, и философские. Для них подобные сообщества были хорошей школой, определенным этапом совершенствования мастерства. Например, еще до революции появилась группа лингвистов и филологов, назвавшая себя “ОПОЯЗ” (Общество изучения поэтического языка). Через несколько лет после возникновения группа как конкретное объединение перестала существовать, хотя ее члены – Ю. Тынянов,[373] В. Шкловский, Р. Якобсон,[374] Б. Эйхенбаум[375] и другие – продолжали свою деятельность. Затем, в начале 20-х годов, ряд писателей объединился под названием “Серапионовы братья”.[376] В состав группы входили не только прозаики, но и поэты (например, Н. Тихонов), была в их рядах даже “сестра” – поэтесса Елизавета Полонская.[377] И это объединение в дальнейшем распалось, но М. Зощенко,[378] М. Слонимский,[379] Вс. Иванов[380] сохраняли и развивали свой индивидуальный творческий стиль.

Первая мировая война охладила юный пыл модернистов, но не надолго. В 1920-е годы, возбужденные новым социальным опытом революции, они опять принялись экспериментировать. Однако новых, революционных идей практически не возникало. Да и откуда им было взяться? Это в далеких 1910-х у Маяковского и его соратников было вожделенное будущее. А в 1920-х никакого будущего у русского авангарда уже не было – оно превратилось в суровую реальность с полным отсутствием каких-либо перспектив.