Трое в джунглях, не считая блондинки (СИ) - Нарватова Светлана "Упсссс"

— А чье оно? — спросил Додсон, мимолетным жестом касаясь креста.

— Вы думаете о брате Августине? — догадалась я.

Он кивнул и добил свое пирожное. Видимо, готовясь рассказывать. Я не ошиблась.

— Брат Августин не всегда был «братом», — поведал Додсон.

Я удержала в себе комментарий про «неужели раньше он был «сестрой»?». Это США, а там с вопросами свободы гендерного самоопределения не шутят. Поэтому просто кивнула и съела предпоследний кусочек своего пирожного.

— Это было начало шестнадцатого века… — Эндрю рассказывал, и в моей голове его слова перекликались с собственными знаниями, все-таки мой отец был историком.

Начало шестнадцатого века. Не знающая меры католическая церковь, живущая в роскоши, вызывает недовольство простого народа. Новорожденная Реформация учится поднимать голову. Юный гуманизм выбрался из своей колыбели, Флоренции, чтобы покорить ведущие европейские государства. Во Франции тогда правил король Франциск I. Непостоянный в своих решениях, он то заигрывал с реформаторами, то сжигал их на кострах, но был неизменно жаден до чужих земель. Больше всего его привлекали принадлежавшее Испании герцогство Миланское и кастильская Наварра. Волей Провидения именно на этой арене и было суждено случиться событию, которое изменило мир и меняет его до сей поры [1].

При Кастильском дворе тогда служил офицер из древнего баскского рода Иньиго де Лойола. Красавец Иньиго был блестящим дворянином, в равной степени успешным как во взятии крепостей, так и женских будуаров. Он был храбр и предан королю, и когда французские войска осадили Помпалону, столицу Наварры, бился до конца. В этом сражении Иньиго получил тяжелые ранения ног. Французы с уважением отнеслись к предводителю защитников. Его лечили лучшие врачи. Потом, раненого, Лойолу на носилках принесли в родовой замок. Почти год Иньиго находился на волоске от смерти, перенес несколько тяжелых операций. Страдая в одиночестве, он пытался разнообразить свою жизнь чтением. Из книг в замке были только Жития святых. Так в тридцать лет бабник и дебошир, кастильский придворный Иньиго де Лойола, открыл для себя духовный мир.

Проникнувшись героизмом святых и подвигом Иисуса, Лойола отказался от мирской жизни и богатства. Он пережил духовное прозрение, принял имя Игнасио [2], принес обет целомудрия, совершил паломничество в Иерусалим, жил на подаяние, работал в больницах. Игнасио ощущал потребность нести свое отновое отношение к Богу людям. В тридцать три года он осознал необходимость в знаниях и сел за парту со школярами, чтобы изучить латынь. Потом был университет в Алькале. Потом — Париж, где в тридцать семь лет Лойола снова сел за школьную парту, чтобы начать изучать латынь с нуля. Потом — курсы философии, арифметики, геометрии, астрономии и теологии. Степень магистра и доктора. Харизматичный оратор, он привлекал огромное внимание своими лекциями и публичными диспутами. Именно там, в Париже, центре европейского Ренессанса, в атмосфере творчества Леонардо да Винчи, Бенвенуто Челлини, Рафаэля [3], Франсуа Рабле [4] и ежедневных костров инквизиции [5], появился союз соратников Игнасио [6], которому предстояло стать основой нового католического Ордена.

Среди привлеченных новым духовным лидером был французский придворный Лазар де Фуа. Восемнадцатилетний аристократ, белокурый и голубоглазый, несмотря на развратную жизни при дворе Франциска I, был похож на ангела. Он напоминал Игнасио его беспутную юность. Искренность, обаяние и любознательность молодого человека покорили Лойолу. Вместе с другими последователями, Лазар отправился за ним в Венецию, а оттуда в Рим, где папа Павел III своей буллой утвердил создание Общества Иисуса, более известного в миру как Орден иезуитов. Орден служил непосредственно Папе Римскому, видел свою миссию в борьбе с еретизмом и распространение католической веры.

В 1541 году Франциск Ксаверий, друг Лойолы, отправился с миссией в Индию [7]. Лазара, принявшего в монашестве имя брата Августина, влекли неизведанные земли. Ему легко давались языки, и он видел свою миссию в обращении к истинной вере аборигенов новооткрытой Америки. Августин обратился за благословением к генералу Ордена. Игнасий, словно предчувствуя дурное, не хотел его отпускать, но, скрепя сердце, благословил. Он подарил любимому ученику свой крест с гербом ордена и буквами IHS, монограммой имени Иисуса Христа. Первое время брат Августин писал подробные отчеты о природе Южной Америки, диких нравах и обычаях местных жителей, но потом неожиданно пропал. Никто не знал о его судьбе. Вместе с ним была утрачена и святыня новоявленного ордена — личный крест его основателя, Игнаcио де Лойолы [8].

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Эндрю закончил свой рассказ и держал крест на открытой ладони.

— Теперь вы понимаете, Келли, почему нам было так важно его найти? — обратился он ко мне.

— Да, — кивнула я.

Рассказ американца подействовал на меня странным образом. Я словно проживала чужие жизни.

— Ведь вам он не нужен? — спросил Додсон, не в силах отвести взгляд от предмета.

— Не нужен, — согласилась я.

— Это замечательно! Я знал, что вы добровольно согласитесь его нам отдать, — расцвел американец.

— Вы иезуит? — наконец для меня сошелся образ собеседника.

— Да, Келли. И, предваряя следующий вопрос, да, я неслучайно оказался рядом. Когда в научной среде прошел слух о необычной находке Натана Роя, мы стали пристально за ним наблюдать. Но, к сожалению, безрезультатно.

— Это вы устроили крушение?

— Нет, крушение стало для меня неприятной неожиданностью. Иначе я бы хоть как-то подготовился. Вся эта ситуация поставила мою миссию под угрозу, — признался с мягкой улыбкой Додсон.

— Миссия состояла в том, чтобы очаровать меня? — уточнила я. — Но ведь вы давали обеты, в том числе целомудрия.

— Для того чтобы добиться чего-то от женщины, совсем не обязательно ее соблазнять, — усмехнулся американец, мне показалось, самодовольно. — Поверьте мне. Я ведь тоже не всю свою жизнь был «братом». Привлекательная внешность сыграла мне дурную службу. Я увлекся легкими деньгами, ввязался в бандитскую группировку, и лишь случай удержал меня от смертного греха.

Он перекрестился.

— С тех пор вы умеете заводить машину без ключей? — уточнила я.

Он кивнул.

— Но что мы обо мне, да обо мне, — в моем спутнике внезапно проснулась скромность. — Давайте вернемся к вам. Что ваш отец рассказывал вам о брате Августине?

— Ничего, — снова повторила я. — Он никогда о нем не рассказывал, я никогда раньше не видела этого креста и этого человека. Кроме как во сне.

— Но это невозможно, — по лицу Эндрю было понятно, что он не верит ни единому моему слову. — Вы очень точно воспроизвели крест на рисунке. И даже брат Августин получился у вас очень похожим на свой портрет. Как вы можете лгать в таком состоянии?

— Я не лгу, — возразила я. — В каком состоянии? — До меня стали доходить странности моего самочувствия. — Вы мне что-то подсыпали? Бурундангу?

Эндрю кивнул. Стало понятно, почему он столь откровенен. Через несколько часов я просто ничего не вспомню из его рассказа.

— Это вы подмешали ее Отавиу?

— Нет, Келли. Но та ситуация навела на мысль об ее использовании. Итак, вы настаиваете на том, что никогда не слышали о брате Августине. Тогда откуда вы его знаете?

— Я его не знаю. У меня всегда бывали… сны. С детства, — призналась я. — Иногда я видела селения, которые позже отец находил на раскопках. Но я никогда не задумывалась над тем, что люди, которые мне снились, могли существовать в реальности.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Иногда Бог дает нам знаки. Но мы не видим их, — кивнул Эндрю. — Как вы думаете, могло ли то место, которое обозначено на карте, быть местом упокоения брата Августина?

— Не могу сказать. В моих снах он был жив. Но, судя по географическому положению места на карте, оно с высокой вероятностью может быть связано с событиями из моего сна.

— Хорошо, — кивнул Додсон. — Я вам верю.

Он собрал посуду, в том числе мою, и расстегнул молнию на палатке.