Когда герои восстают (ЛП) - Дарлинг Джиана

Она была моей ледяной королевой и моей огненной донной.

Моя собственная загадка, на разгадку которой я потрачу всю оставшуюся жизнь.

— Капо, — сказала она, будто мое имя было именем Бога.

— Елена. — я подошёл к краю камеры и просунул руку. — Докажи, что ты не золотая мечта.

Она тут же придвинулась ко мне, переплела наши пальцы и поцеловала каждую костяшку.

— Я так по тебе скучала. Даже не могу объяснить, как сильно.

— Я знаю, — успокаивал я, просовывая вторую руку сквозь прутья решетки, чтобы прижать ее к себе, обнимая так, как только мог. — Cazzo, я каждый день думал о том, чтобы снова обнять тебя. (пер. с итал. «блядь»)

— Я тоже.

Мы молчали, прижимаясь друг к другу, будто утонем, если отпустим. Я вдыхал аромат ее волос и проводил большим пальцем по нашим соединенным костяшкам, отмечая каждое ощущение моего тела против ее.

— Больше никогда, — пообещал я, хотя делать это было глупо.

Каждый капо принимал возможность тюремного заключения или смерти как почти неизбежность. Притворяться иначе глупо.

Но я был дураком.

Дураком, влюблённого в женщину, которую я больше не отпущу.

— Я не позволю этому случиться снова, — согласилась она, и мне нравилась ее убежденность, мужество, потому что я знал, что она будет противостоять всему, что попытается прийти за нами.

— У нас ограниченное время на подготовку, — сказала Яра из дверей. — Поэтому, пока я ценю красоту этого момента, пожалуйста, разойдитесь и приступайте к работе.

Мы проигнорировали ее.

— Ты еще не поцеловал меня, — заметила она, наклонив голову так, что красные губы распахнулись для меня.

— Нет, я не остановлюсь, если сделаю это, — хрипло признал я. — Это был долгий месяц.

Ее глаза сморщились в уголках, серый цвет ярко вспыхнул, как солнечный свет сквозь грозовые тучи. Я наблюдал за ее смехом, прижимал к себе, пока он проходил через нее, и чувствовал себя лучше, чем когда-либо за последние недели.

— Давай тогда займемся работой, и ты сможешь поцеловать меня, когда все закончится и ты будешь свободен, — предложила она.

— Просто не обращайте на меня внимания, все в порядке, — весело обратилась к нам Яра.

Мы вместе посмеялись, и хотя мы приступили к работе, мы делали это, держась за руки через решетку.

Яра и Елена построили хорошую позицию.

На самом деле, она была настолько железной, что при обычных обстоятельствах я был бы уверен, что исход дела будет в мою пользу.

Но я знал, что Деннис О'Мэлли не из тех людей, которые принимают поражение смиренно. Он был маленьким человеком с комплексом Наполеона, который никогда не был счастлив, если не был звездой шоу.

Когда меня проводили в зал суда, он сидел за столом обвинения и улыбался, как кот, съевший канарейку, а затем всех ее братьев и сестер.

Это явно нехороший знак.

Стало сразу понятно, почему он был таким самодовольным, когда он немедленно обратился к судье с ходатайством об отстранении Елены от работы в моей юридической команде из-за личного конфликта интересов.

— Что ж, это серьезное обвинение, — сказал судья Хартфорд с притворным шоком. — Что вы можете сказать в свое оправдание, мисс Ломбарди?

Елена стояла, совершенно непоколебимая и уравновешенная.

— Теперь меня зовут миссис Сальваторе, ваша честь.

Наступила мертвая тишина, в которой, казалось, никто даже не дышал.

А затем в зале суда воцарился хаос.

Щелчки затворов фотоаппаратов, щелканье вспышек, нарастающий ропот людей, рассуждающих о том, что, черт возьми, произошло, когда я бежал из страны, и как я вернулся, женившись на своем адвокате.

— Порядок, — прорычал судья Хартфорд, с силой ударив молотком. — Приказываю. Любой, кто будет уличен в разговоре, будет наказан за неуважение к суду.

Медленно шум утих, но после него наступила тишина, такая густая, что казалось, она гудит от предвкушения.

— Ваша честь, адвокатам разрешено представлять своих супругов в качестве клиентов, если есть согласие, — спокойно заметила Елена.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Она не ерзала и не жестикулировала, выступая в суде. Ее осанка была безупречной, язык лишен всех следов итальянского, а голос тщательно сдержан. Должно было смущать то, что моя ледяная королева снова в игре, но меня возбуждало наблюдать за ее холодной силой и красотой, зная, что только я могу заставить ее растаять.

— Да, — согласился судья. — Если у вас были заранее установленные отношения до того, как вы вступили в отношения адвоката и клиента.

Мы знали, что это возможно, когда шли в суд. Деннис бросал на нас все силы, чтобы добиться чего-то, и теперь он знал, что она что-то значила для меня. Я унизил его, сбежав из страны у него под носом, и это была лишь часть его возмездия.

Я также знал, что Елене было все равно, будет ли она на самом деле на скамье подсудимых или нет, когда она уже сделала все, что могла, но у меня кровь стыла в жилах от мысли, что Деннис подстроил это, ставя ее в неловкое положение.

— Вообще-то, мы так и сделали, — сказала она.

Еще один шквал ропота и вспышек фотокамер с галереи.

— Не заставляйте меня закрывать зал суда, — предупредил судья Хартфорд, прежде чем обратиться к Елене. — Вы хотите сказать, что у вас были сексуальные отношения с обвиняемым до того, как вы начали представлять его интересы?

— Да.

Я взглянул на Денниса и увидел, что его лицо прищурено, а глаза потемнели от гнева.

Они не подумали об этом.

— Разрешите подойти к скамье подсудимых? — спросила Елена, взяв папку.

Когда судья кивнул, она обогнула стол и подошла к скамье, показывая ему содержащиеся в ней доказательства.

Я знал, что там была фотография Козимы, Александра, Елены и меня в Таверна Ломбарди, сделанная два года назад, до того, как Ноэль установил бомбу в туалете. Была еще одна наша фотография на одной из художественных выставок Жизель, которую можно было истолковать как интимную, потому что мы стояли бок о бок, пристально глядя на картину, изображающую голую задницу женщины, сидящей на пятках, пока она отдавалась кому-то под офисным столом. Там же было подписанное заявление Александра о том, что мы впервые встретились, когда Козима была в коме, и что вскоре после этого у нас начались отношения.

Вот он, брат, который ненавидел меня годами, снова лгал ради меня.

— Этого достаточно? — Елена спросила, ее голос был сахаристым, хотя я мог видеть, как вспыхнули ее глаза с того места, где я сидел.

Merda, но она удивительна в своей стихии (пер. с итал. «дерьмо»).

Судья недовольно уставился на доказательства, бросив быстрый взгляд на Денниса, который изо всех сил старался казаться невозмутимым. Только его кожа покраснела, и он сломал карандаш надвое, собираясь что-то записать.

Он поймал мой взгляд, и я позволил одной из своих звериных ухмылок овладеть моим лицом. Он моргнул, его подбородок слегка наклонился в знак уступки его потребности отстраниться от меня.

Я чуть не рассмеялся, но Елена, вернувшаяся к нашему столу, отвлекла меня.

— Хорошо, — разрешил судья Хартфорд. — Миссис Сальваторе останется. Если только мистер Сальваторе знает о последствиях?

— О, я знаю, ваша честь, — заверил я его, в моем тоне зрел намек.

Позади нас засмеялась толпа.

Елена села рядом и незаметно сжала мое бедро под столом.

— Можем ли мы теперь перейти к текущему вопросу, ваша честь? — несмело спросила Яра.

Судья нахмурился, но согласился.

— Да, первый свидетель может дать свои показания.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Очко в нашу пользу, — тихо пробормотала Елена.

— Все еще предстоит долгий путь, боец.

— Ох, я знаю, — согласилась она, почти с ликованием, так что в своей стихии она, казалось, светилась. — Веселье только начинается.

Как оказалось, она была права.

Первым свидетелем был Оттавио Петретти, человек, владевший гастрономом Оттавио, где был убит Джузеппе ди Карло. Человек, ради которого Елена отправилась на Стейтен-Айленд, чтобы убедить дать показания, а затем ее чуть не сбила с дороги ди Карло и ирландская мафия.