Предварительные решения - Евгений Викторович Сурмин

с капитаном справиться, если тот на голову выше и килограмм на тридцать, самое малое, больше – вот в чем вопрос. И вообще, за Степаненко тут и так все болеют, значит, я буду за Виктора».

Определился с выбором Иван вовремя, бойцы уже сходились. Василь решил действовать наверняка и, обозначив кулаком прямой удар в голову, скакнул к Самойлову вплотную, вероятно, намереваясь схватить его. Только вот майор на месте стоять не пожелал, а плавным, даже можно сказать, каким-то звериным движением оказался сбоку от капитана и, развивая тактический успех, незамедлительно без замаха врезал Василю по печени.

«Этого лося таким ударом разве прошибешь…» – хотел подумать Долгих, но не успел, капитан заорал так, как будто ему прищемили все двадцать пальцев разом. А потом Василь допустил еще большую ошибку, попытавшись широким махом достать майора. Виктор чуть пригнулся и собранными в странное подобие наконечника копья пальцами ткнул капитана в подмышечную ямку. Как оказалось, первый раз Василь и не кричал-то толком.

Дальше смотреть было просто больно. Майор играл с Василем, как кошка с мышкой, и постоянно наносил, судя по всему, очень болезненные удары. Разумеется, симпатия старшего лейтенанта незаметно перешла на сторону капитана Степаненко. Василь, как былинный герой с окровавленным лицом, постоянно вскрикивая под градом ударов и тычков, не сдавался и всеми силами пытался хотя бы раз достать супостата.

Капитан в очередной раз получил болезненный удар ногой в бедро, и зрители дружно охнули. А потом летчики 2-й эскадрильи не выдержали и начали наперебой поддерживать своего командира.

– Василь, соберись!

– Врежь ему! Врежь!

– Бей авиапром! Чего ты с ним нянчишься?!

Майор, разрывая дистанцию, отскочил от Степаненко и, зло скалясь, резко тряхнул ладонями, послав в сторону капитана капли крови с разбитых костяшек. Василь тоже остался на месте, радуясь возможности перевести дух. Он уже был не рад, что ввязался в драку, и лихорадочно пытался сообразить, как ее прекратить без ущерба для своей репутации.

Но у Самойлова были совсем другие планы.

– Слышишь, истребитель, что тебе твои бойцы говорят? Позоришь эскадрилью. Мало того что драться не умеешь, так ты еще и двигаешься, как беременная вошь с перебитыми лапками.

Капитан молча сорвался с места с единственным желанием во что бы то ни стало заткнуть рот этому жуткому «представителю». Хотя бы разок достать, приложить кулаком, а там уж этот верткий заморыш не встанет.

Степаненко почти успел. Майор резко присел, перенося вес тела на согнутую левую ногу и упертые в пол ладони, одновременно откидывая правую ногу назад. Затем последовало маховое движение правой ноги против часовой стрелки.

Для Ивана все произошло практически моментально: вот майор резко приседает, смазанное круговое движение ногой – и Степаненко как подкошенный (впрочем, почему как) грохается всем своим немаленьким весом об пол.

«Лишь бы легкие не отбил», – подумал Долгих, наблюдая за лежащим на крашенных темной охрой досках капитаном.

Василь тяжело дышал ртом и не очень-то спешил подниматься. Народ качнулся вперед, предполагая, что представление закончено. И ошибся.

– Швайне! Славянская свинья. Ленивая, трусливая скотина. Может только жрать, пить и размножаться, но совершенно не способна трудиться или защитить свою семью. – Рубленые жестокие фразы и нескрываемое презрение в голосе майора ушатом ледяной воды обрушились на собравшихся.

Долгих просто офонарел, а ладони сами собой сжались в кулаки. Степаненко же самым форменным образом зарычал и, перевернувшись на живот, начал медленно вставать.

– Давай, давай. Ползи ко мне, навозный червь. Я удостою тебя великой чести – оближешь подошвы моих сапог. Мы, германская нация господ, потомки великих…

Чьи именно германцы потомки, Иван так и не узнал. Василь с каким-то прямо-таки потусторонним воем вскочил и, широко раскинув руки в стороны, бросился на врага. Зрители зашумели и дружно, как по команде, сделали шаг вперед, сжимая круг.

Только майору было на все это попросту наплевать. Высоко подпрыгнув, так, что чуть не коснулся головой потолка, Самойлов без затей зарядил сапогом в голову капитана.

Людское кольцо колыхнулось и, не издав ни единого звука, сжалось еще на один шаг.

– Что, истребители, итить вас коромыслом! Смелые? – выплюнул майор. – Хотите достать меня? Ну попробуйте. Только учтите: если я начну работать на поражение, через несколько минут от вас останется только фарш, размазанный тонким слоем по стенам.

Кольцо тел дернулось, но так и не сделало очередного шага. То ли товарищи летчики не захотели проверять, что это за работа такая – «на поражение», то ли засовестились всем скопом на одного нападать, или пришло запоздалое осознание, что это всего лишь демонстрация, какой бы жесткой она ни казалась.

А скорее всего, роль сыграла совокупность факторов, да еще стоны Василя, с каждой секундой все более явственные.

– Ой, уби-и-и-ли! – совершенно не к месту запричитала одна из поварих, но на нее сразу цыкнул кто-то из стоящих рядом мужиков.

Самойлов сам шагнул вплотную к окружившим его летчикам.

– Ну что? Еще кто-то считает, что злость, гнев, ярость или любые другие эмоции заменят вам выучку?

Иван старательно стал смотреть в пол, сейчас он больше всего на свете боялся встретиться с майором взглядом.

– Молчите? Правильно молчите, летчики, – последнее слово майор умудрился произнести как неприличное ругательство.

Помолчал, наблюдая, как пришедшего в себя, но все еще немного очумевшего и оглушенного Василя под руки уводят поварихи, и совершенно неожиданно рявкнул:

– А теперь быстро сели! Молчим, млядь, и слушаем. Говорю один раз и для особо тупых повторять не буду. Летчики-залетчики, всё они знают, всё с училища помнят, всё умеют. А на деле умеют только водку жрать да кружки мять. Да только по одному тому, что вы мне тут наговорили, бахвалясь, да по состоянию взлетно-посадочной полосы все командование дивизии уже под трибунал можно отдавать. Нет, это ж надо такое ляпнуть! С училища он всё помнит! Сучилищ недоделанный. Два винта в маслопровод и оба поперек!

Уши Ивана пылали, но он не смог удержаться от смеха, да и остальные грохнули хохотом.

– Я последние пять лет ежедневно учусь убивать, – совсем негромко начал говорить майор, и смех как обрезало, – и учу этому подчиненных. Доводилось мне пересекаться и с японцами, и с поляками, и с финнами. И вот что я, простой пехотинец, серая, так сказать, кость, вам, летчикам, элите Красной армии скажу. Мне и моим подчиненным абсолютно насрать, какие там эмоции будут у противника, он гарантированно будет уничтожен. Как вы все наглядно убедились, габариты противника также никакой роли играть не будут. Мне, кстати, было бы несравненно легче убить капитана сразу, чем все эти танцевальные па