Побег аферистки - Любовь Овсянникова

— Нет, — перебила его Татьяна. — Я родилась в конце августа, так что моим отцом вы быть не можете. Но вы мне помогли узнать, кто моя мать. И я вам очень признательна за это, очень! А своими сведениями о Лизиной матери только что окончательно развеяли мои сомнения. Я теперь точно знаю, кто меня родил. Моя мать была права — людьми правит жребий. В данном случае это был счастливый жребий, так как организовал нашу с вами встречу. Всего хорошего!

3

Настала поздняя осень. Было довольно прохладно, но дни стояли погожие, солнечные. От таких перепадов температуры ночью выпадали густые росы и туманы и увлажняли землю, делая ее празднично чистой. Тем более что листва не спешила опадать с деревьев и, осветленная возрастом до прозрачно-лимонного цвета, придавала природе светлости и хрупкой беззащитности. И такой непорочной была та беззащитность, что навевала людям благоговение перед ней, желание если не помочь окружающему миру в такой беде, то хотя бы не мешать ему погружаться в зиму.

Татьяна, собираясь ехать в Москву, весь день провела в хлопотах, суматохе, несколько раз бегала к Любови Петровне помочь ей, так как по предварительной согласованности с Эдмондом Германовичем брала с собой и Игоря Свиридовича. И только перед закатом остановилась, чтобы полюбоваться, может, последними погожими днями. Почему-то подумалось о том, что такая всеобъемлющая беззащитность умиляет людей, облагораживает, делает их милосерднее и вообще пристойнее — вот даже не слышно стало ненавистного грохотания проигрывателей, которым кое-кто последовательно и настойчиво доводит себя до тихого помешательства, а затем лишается нормального восприятия жизни.

Так и грудные дети — исключительно беспомощностью приковывают любовь взрослых людей к себе, вызывают желание самозабвенно служить им, терпеливо нянчить их, исполнять нелегкий долг воспитания личности. Какими же немилосердными могли быть те обстоятельства, что принудили молодую девушку Лизу Паперовскую бросить своего ребенка и не забрать его, когда жизнь немного наладилась? Или юной еще была? Но ведь много девочек сызмала так привязываются к своим младшим братикам и сестричкам, даже к подопечным домашним животным, котикам и собачкам, что не хотят разлучаться с ними. Значит, молодостью объяснить такую черствость нельзя. Нет, это ничем объяснить нельзя, а потому не следует искать и анализировать ни мотивы, ни обстоятельства, ни недостатки характера. Это можно просто принять как явление, которое из-за множества неблагоприятных совпадений иногда случается в обществе, и не стараться подходить к нему со своими мерками. Никого не надо осуждать. Конечно, если говорить все-таки о моральном человеке, не зараженном эпидемией аутизма и безответственности, разгуливающей сейчас среди тех, кто «выбирает кока-колу» или прихлебывает слабоалкогольные напитки.

Татьяна вздохнула — зачем ей знать что-то о тех обстоятельствах? Изменить уже ничего нельзя — вечность поглотила многих… Лучше думать о живых. Вот она по-настоящему довольна, что Огневы живут возле нее, что Любовь Петровна немного успокоилась, а Игорь Свиридович вышел из больницы. Ожоги — страшная вещь, они даже на Татьяне оставили свои следы, не говоря уже о нем — слепом человечке, который не смог уклониться от огня.

— Почему вы не выбрались из дома через окно? — спросила у него позже Татьяна.

— Искал Любу. Думал ты мне неправду сказала, что она в безопасном месте, чтобы я не волновался. Ведь так оно и было — ты меня успокаивала, а тем временем она лежала без сознания во дворе. Я чувствовал, что ей нужна помощь.

— А девушка, спутница бандита, она нашла вас?

— Да вот же, — крякнул тогда Игорь Свиридович, — та девушка… Надо было задавить и оставить в огне такую паразитку. Она огрела меня чем-то по голове, что я и сознание потерял. Если бы не ты, каюк бы мне был. А на нее легла бы моя смерть. Не шутки…

Теперь им обоим подправят внешность в клинике косметической хирургии. А еще Татьяна повезет Игоря Свиридовича к офтальмологам на консультацию — может, удастся вернуть ему зрение, как уверяет Любовь Петровна. Ведь это — ее заповедная мечта, она ради этого работала, не покладая рук, и сумела в нужде, нападениях на них и в пожаре уберечь накопленные и сэкономленные деньги. На днях попросила Григория повезти ее на пожарище, а там на огороде выкопала свое сокровище и дома отдала его Татьяне.

— Бери все, думаю, там на что-то хватит, а на что не хватит, то… Пусть Игорек простит мне, — и она, бедная, заплакала.

— На все хватит, — заверила ее Татьяна. — У нас с вами есть запасы, не сомневайтесь.

— Спасибо, — только и сказала Любовь Петровна. — Я тебе отработаю, детей ваших буду нянчить. Как ты думаешь, тот бандит уже не достанет нас? Может, мне можно снова людей лечить?

— Бандит погиб на пожаре. Получил по заслуге — попал в ловушку, которую вам готовил, — тихо сказала ей Татьяна. — Говорю это для того, чтобы вы никого не боялись. Лечите, кого хотите. А за деньгами не гонитесь. Поверьте на слово, у меня хватит средств, чтобы вы не ощущали нужды. Ваша правда, готовьтесь нянчить внуков.

Ой, эти разговоры еще будут и будут между ними. Пусть. Сейчас главное — закончить с лечением, и тогда, кажется, черная полоса останется позади. Тогда они все поедут на теплое море — пусть не летом, а зимой, пусть не в Крым, а куда-то за границу — и отдохнут на славу. Смоют с себя последние остатки неудач.

Вот всем будет чудо, когда она скажет: «Нашла через собес хорошего благотворителя, который купил нам, безвинно пострадавшим на пожаре, дешевые путевки для оздоровления. Мужчина поставил только одно условие — он хочет остаться анонимом, и я его понимаю». Если бы только поверили и не расспрашивали ни о чем.

Татьяна зашла в дом, еще раз проверила по списку, все ли взяла с собой. Потом позвонила Эдмонду Германовичу, чтобы удостовериться, что в клинике хирургии глаза их примут — он обещал договориться.

Разговор получился хороший.

— При вашему нетворкинге иначе и быть не может, — пошутил Эдмонд Германович напоследок. — Разве такого одаренного человека можно подводить? Конечно, обо всем договорено. Сам господин Коростелин Михаил Светозарович его осмотрит, и поверьте, если у вашего родственника глаза живые, то он вернется домой зрячим.

Коростелин Михаил Светозарович в советских времена возглавлял самую большую в стране офтальмологическую клинику в стране, а сейчас отошел от государственной службы, открыл частный бизнес и создал школу своих последователей, воспитывая их на собственном опыте. Теперь у него для этого было больше времени и возможностей. Он еще оперировал, хотя и был преклонного возраста. Короче, Татьяне это подходило.

— Ваш коачинг[33] в делах борьбы за здоровье людей непременно обеспечит всем страждущим канбан[34] со стороны врачей, — тем самым ответила Татьяна пластическому хирургу и удовлетворенно рассмеялась. — А что, не ждали, что мы здесь тоже не лыком шиты?

— Ну да, ну да, — хохотнул и себе господин Ситник. — Недаром же до недавнего времени ваш город был неофициальной столицей нашего государства.

Он имел в виду, конечно, областной центр, но Татьяне все равно стало приятно. И они распрощались, довольные друг другом.

4

Игорь Свиридович часто задумывался о том, какой мир его окружает в тот или другой момент — сегодняшний или минувший. Ведь он, потеряв зрение, воспринимал все лишь по накопленной в здоровом состоянии памяти. Вот и сейчас не видел, в каких замечательных условиях едет в Москву, и представлял это только по опыту своих прошлых путешествий. А это не то, так как ныне с каждым днем все изменяется. Вот, например, он не представляет, что такое компьютер или телевизор в купе. Как и что он показывает? И много есть такого, что не может нарисовать ему внутренний помощник. Вот и получается, что он живет в своем старом мире, куда лишь поступают сведения об изменениях, теперь уже абстрагированных от него. Он тяжело их рисует в мыслях, какое-то время держит в памяти, а потом забывает. То же самое касалось и людей — его поколение, можно сказать, сошло с арены, а молодые — это чужие люди, будто завоеватели с другой планеты, что до поры придерживаются нейтралитета, но вмиг по-волчьи оскаливают зубы, если что-то идет не так.

Как удивительно и хорошо все устроилось, думал он, мягко покачиваясь в поезде, — что его напарником по купе оказался этот солидный, если судить по голосу, и чуткий мужчина. Он во всем помогает ему, слепцу, и делает это так деликатно, что помощь воспринимается вполне естественным образом и не вызывает неловкости.

А сначала он волновался, узнав, что им с Татьяной достались билеты в разные вагоны. Но вот Татьяна привела его на место, познакомилась с попутчиком, посидела с ними немного и пошла к себе — дорога длинная, пусть отдохнет. Ей еще хватит беготни по Москве, как только они туда приедут. Ведь надо будет где-то остановиться, день-два освоиться, а потом ехать туда и сюда, в частности, к Коростелину Михаила Светозаровичу на консультацию по поводу его глаз. И если им скажут, что есть смысл бороться за восстановление зрения, то он должен решаться на операцию, а Татьяна должна позаботиться, чтобы хватило денег. Потом Татьяну прооперируют в клинике Эдмонда Германовича, а ему, может, к тому времени уже зрячему, там устранят следы ожогов, оставшихся на лице. Короче, программа была насыщенной.