Берлинский дневник (1940-1945) - Мария Васильчикова

Дело в том, что между всеми ними и мной существует фундаментальная разница во взглядах: не будучи немкой, я заинтересована только в уничтожении Сатаны. Я никогда не придавала большого значения тому, что будет потом. Будучи немецкими патриотами, они хотят спасти свою страну от полного краха путем создания своего рода временного правительства. Я никогда не верила, что даже такое временное правительство окажется приемлемым для союзников, которые отказываются проводить различие между «хорошими» и «плохими» немцами. Это, конечно, их роковая ошибка, и все мы, вероятно, дорого за нее поплатимся.

Мы договорились не встречаться до пятницы. Когда он ушел, Мария Герсдорф заметила: «Он так бледен и истощен; иногда мне кажется, что ему осталось недолго жить».

По мере того как война затягивалась, вовлекая все новые и новые европейские государства и по мере того как росло число погибших, масштабы людских страданий и материальных разрушений и поступали все новые сведения о зверствах немцев, союзникам становилось все труднее проводить различие между Гитлером с его пособниками и так называемыми «хорошими немцами» и вести политику, которая позволила бы Германии, очищенной от нацизма, снова войти в сообщество цивилизованных наций. Тем более что за исключением заверений и обещаний со стороны немногих отдельных лиц, никогда не было никаких весомых доказательств того, что Гитлер не представляет Германию в целом. Как уже в мае 1940 г. это сформулировал Антони Иден: «Гитлер есть не феномен, а симптом, выражение воли огромной части немецкого народа». А 20 января 1941 г. Уинстон Черчилль дал британскому Форин-Оффису распоряжение игнорировать любые попытки мирного зондажа изнутри Германии: «Нашей реакцией на все такого рода запросы или предложения должно быть полное молчание…» Именно эту стену недоверия и враждебности и пытались столь отчаянно преодолеть Адам Тротт и его друзья в антинацистском сопротивлении. Но ответ был дан раз и навсегда президентом Рузвельтом в январе 1943 г. в Касабланке: «Безоговорочная капитуляция». А это оставляло даже многим убежденным антинацистам только один путь: держаться до конца.

На ужин к нам пришла Ara Фюрстенберг. Она теперь живет в Грюневальде, в доме актера Вилли Фрича. Это очаровательный коттеджик, который он поспешно оставил после нервного срыва во время одного из недавних налетов. Говорят, что он целый день лежал на кровати и рыдал, пока его жена не вернулась в Берлин и не вывезла его за город. Ага делит дом с Джорджи Паппенхаймом, обаятельным человеком, который много лет был дипломатом и которого только что отозвали из Мадрида, вероятно, из-за фамилии (Паппенхаймы — один из старейших аристократических родов Германии). Он прекрасно играет на фортепиано.

Мне дали отпуск по болезни на четыре недели, но с правом воспользоваться за один раз только двумя неделями и с условием, что я подготовлю себе помощницу, которая будет за все отвечать в мое отсутствие.

Четверг, 20 июля.

Сегодня днем Лоремари Шенбург и я сидели на лестнице в конторе и разговаривали, как вдруг ворвался Готфрид Бисмарк с пылающими щеками. Я еще никогда не видела его в таком лихорадочном волнении. Сначала он увел в сторону Лоремари, потом спросил меня, какие у меня планы. Я сказала ему, что планы неопределенные, но что мне очень хотелось бы уйти из АА как можно скорее. Он сказал мне, чтобы я не беспокоилась, что через несколько дней все будет решено и все мы узнаем, что с нами будет. Потом, попросив меня приехать к нему в Потсдам с Лоремари как можно скорее, он вскочил в машину и уехал.

Я вернулась за свой стол и позвонила в швейцарскую миссию Перси Фрею, чтобы отменить нашу договоренность вместе пообедать, так как я спешила в Потсдам. Ожидая, пока ответит номер, я повернулась к Лоремари, стоявшей у окна, и спросила, почему Готфрид был в таком состоянии. Может быть, это Konspiration?(И все это с трубкой в руке!) Она прошептала: «Да! Именно! Все свершилось. Сегодня утром!» В это время Перси подошел к телефону. Все еще с трубкой в руке, я спросила: «Мертв?» Она ответила: «Да, мертв!» Я бросила трубку, обхватила ее за плечи, и мы закружились по комнате в вальсе. Затем я схватила кое-какие документы и сунула их в первый попавшийся ящик стола, после чего мы, крикнув швейцару, что мы dienstlich unterwegs,[182] ринулись на станцию Цоо. По дороге в Потсдам она шепотом сообщила мне подробности, и хотя в купе было полно народу, мы даже не пытались скрыть свое волнение и радость.

Граф Клаус Шенк фон Штауфенберг, полковник Генерального штаба, подложил бомбу у ног Гитлера во время совещания в ставке верховного главнокомандования в Растенбурге, в Восточной Пруссии. Бомба взорвалась, и Адольф погиб. Штауфенберг ждал снаружи до момента взрыва, а потом, увидев, как Гитлера выносят на окровавленных носилках, побежал к своему автомобилю, спрятанному где-то поблизости, и вместе со своим адъютантом, Вернером фон Хафтеном, поехал на местный аэродром и прилетел обратно в Берлин. Во всеобщей неразберихе никто не заметил его исчезновения.

Прибыв в Берлин, Штауфенберг немедленно явился в ОКХ (Главное Командование Сухопутных Сил) на Бендлерштрассе, который к этому времени был занят заговорщиками и где собрались Готфрид Бисмарк, Хельдорф и другие. (ОКХ находится по другую сторону канала от нашей Войршштрассе). Сегодня вечером в шесть предполагалось сделать сообщение по радио, что Адольф мертв и сформировано новое правительство. Новым рейхсканцлером должен быть Герделер, бывший мэр Лейпцига. Он связан с социалистами и считается блестящим экономистом. Наш граф Шуленбург или посол фон Хассел будет министром иностранных дел. Первое, что я подумала — может быть, не следует ставить лучшие мозги во главе того, чему суждено быть всего лишь временным правительством.

Тридцатисемилетний Штауфенберг присоединился к антинацистскому сопротивлению сравнительно поздно — только в июле 1943 г. В юности он, как и многие патриотически настроенные немцы, верил, что Гитлер призван спасти Германию от катастрофических последствий и позора Версальского договора. Состоя при легендарном Роммеле в Северной Африке, он был тяжело ранен, лишился глаза, правой руки и двух пальцев на левой руке — увечье, оказавшееся роковым в момент покушения. В июне 1944 г. он был назначен начальником штаба Армии Резерва, так называемой Ersatzheer, заместитель командующего которой, генерал-полковник Фридрих Олъбрихт был давним антинацистским заговорщиком. По должности Штауфенберг должен был регулярно являться с докладом лично к Гитлеру. Поскольку в окружении Гитлера никто больше не мог или не решался взять на себя его ликвидацию, Штауфенберг решил сделать это во время одной из таких встреч. Две первые попытки — 11 и 15 июля — были отменены в последнюю минуту. К тому времени аресты множились уже и среди военных. Было ясно, что Гестапо подбирается к заговорщикам. Когда 20 июля Штауфенберг был снова вызван к Гитлеру, он решил: будь что будет, на сей раз он подложит бомбу.