Портреты (сборник) - Джон Берджер

провел детство и юность, часто играет важную роль в формировании его видения мира. Темза сформировала Тёрнера. Скалы вокруг Гавра были важнейшим фактором для становления Моне. Курбе рос в долине реки Лу на западных склонах Юрских гор и в течение всей жизни постоянно возвращался в эти места и писал их. И мне кажется, чтобы понять его творчество, полезно сфокусировать внимание на особом характере сельской местности вокруг Орнана, где родился художник.

В этом регионе исключительно высокое количество осадков: примерно 130 сантиметров в год, в то время как средний уровень для французских долин варьируется от 80 сантиметров на западе до 40 сантиметров в центре. Бо́льшая часть дождевой воды просачивается сквозь известняк и образует подземные каналы.

Река Лу у своего истока извергается из скал как уже вполне полноводный поток. Окружающий горный район – типично карстовый, с обнажениями известняковых пород, глубокими долинами, пещерами и складками. Над горизонтальными пластами известняка часто образуются слои мергеля, что позволяет траве и деревьям расти прямо на скалах. Зеленый пейзаж, прерванный вдалеке горизонтальной полосой серой скальной породы, можно увидеть на многих картинах Курбе, в том числе на «Похоронах в Орнане». И я полагаю, что подобный пейзаж и его геологические особенности воздействовали на художника не только своей живописностью.

Попробуем для начала представить, как человек в таких условиях видит окружающее, чтобы понять, какие особенности визуального восприятия это может стимулировать. Благодаря рельефу земной поверхности пейзаж кажется высоким: небо где-то далеко наверху, почти вне поля зрения. Доминирует зеленый цвет; на его фоне прежде всего выделяются скалы. Фон же всего видимого в долине – темный, как будто темнота пещер и подземных вод просочилась в сферу видимого.

Все, что выхватывает свет из этой темноты, – будь то край скалы, бегущая вода или ветка дерева – кажется выпуклым, живым, удивительно четким, хотя и неполным, поскольку многое остается в тени. Все видимое здесь прерывисто. Иначе говоря, в видимом нельзя быть уверенным, его можно ухватить лишь в определенный момент, когда оно ненадолго являет себя наблюдателю. Не только дичь, которая водится здесь в изобилии, но и вообще все видимое, складывающееся из густых лесов, крутых уступов, водопадов, извилистых рек, подталкивает местного жителя к тому, чтобы он воспитывал в себе привычку смотреть на окружающий мир взглядом охотника.

Многие из перечисленных особенностей перешли в живопись Курбе даже в тех случаях, когда он писал совсем другие ландшафты. Среди его картин, на которых люди изображены вне дома, необыкновенно много таких, где небо полностью отсутствует или сведено к узкой полоске. Таковы «Дробильщики камня», «Прудон и его дети», «Девушки на берегу Сены», «Гамак» и большинство картин с купальщицами. Свет у него рассеянный, искажающий перспективу, в чем-то похожий на подводный. На огромной картине «Мастерская художника» есть нечто сбивающее с толку – по-видимому, то, что свет от нарисованного лесного пейзажа, стоящего на мольберте, просачивается в заполненную людьми парижскую комнату. Исключением из общего правила служит полотно «Здравствуйте, мсье Курбе!», где он запечатлел своего покровителя и самого себя на фоне неба. Впрочем, здесь он сознательно поместил фигуры на узнаваемо открытой долине близ Монпелье.

Думаю, не ошибусь, если скажу, что на большинстве картин Курбе (примерно две третьих от общего числа) присутствует вода – часто на заднем плане. (Сельский буржуазный дом, где он родился, нависает над рекой. Бегущая вода, несомненно, была одним из первых его визуальных и звуковых впечатлений.) А в тех случаях, когда воды на картине нет, формы, помещенные на первый план, сами зачастую напоминают о потоках и водоворотах («Женщина с попугаем», «Спящая вышивальщица»). Глянцевый блеск изображаемых объектов, которые ловят свет на его полотнах, часто напоминает подводный блеск гальки или рыбы. Общий колорит его картины с форелью под водой – тот же, что и в других его работах. У Курбе есть пейзажи, которые можно целиком принять за отражения в пруду: разноцветная поверхность поблескивает вопреки всем законам световоздушной перспективы («Скалы Мутье»).

Обычно он писал по темному грунту еще более темными тонами. Глубина его полотен всегда обусловлена темнотой – даже если над ней, где-то высоко, находится ярко-голубое небо; в этом отношении его картины похожи на колодцы. Если какие-то формы выступают из тьмы, он их высветляет, обычно пользуясь при этом мастихином. Если оставить на время вопрос о его художественной технике, то само это действие (высветление ножом-мастихином), как ничто другое, символизирует поток света, проходящий через прерывистую поверхность листвы, камня, травы, – поток света, несущий жизнь, но не обязательно выявляющий структуру.

Подобные соответствия говорят о тесной связи Курбе-художника с тем краем, где он вырос, однако не отвечают на вопрос о значении, которое он придавал явлениям внешнего мира. Для этого нужно еще глубже исследовать пейзаж в долине Лу. Главный формообразующий его элемент – скалы. Именно они придают идентичность, задают точку зрения. Обнажения скальных пород определяют характер пейзажа. И если не бояться высоких слов, то можно говорить о ликах скал. Скалы выражают дух этих мест. Прудон, который тоже был отсюда родом, писал: «Я в чистом виде юрский мрамор». Курбе, всегда любивший прихвастнуть, говорил, что в своих картинах «заставляет камни думать».

Лик скалы присутствует неизменно (вспомним луврский пейзаж под названием «Дорога в десять часов»). Он доминирует над пейзажем, словно требуя, чтобы его увидели, хотя его внешний вид, его форма и цвет, меняется в зависимости от освещения и погоды. Он как бы постоянно поворачивается к зрителю разными гранями. По сравнению с деревом, животным, человеком облик скалы очень неустойчив. Скала может выглядеть, в сущности, как угодно. Она, несомненно, остается собой, но в то же время само ее вещество не предполагает какой-то определенной формы. Она существует, и очень внушительно, однако ее вид (если не считать каких-то широких геологических ограничений) может быть каким угодно. Она такая, какая есть в каждый данный момент времени. Собственно, ее вид и есть предел ее значения.

Расти в окружении таких скал означает расти в таком месте, где видимое не знает законов и в то же время неумолимо реально: визуальный факт при минимальном визуальном порядке. Курбе, как свидетельствует его друг Франсис Вей, мог очень убедительно написать какой-нибудь предмет (допустим, торчащую в отдалении поленницу), не зная, что это такое. Весьма необычное и, на мой взгляд, примечательное свойство для живописца.

В своем раннем романтическом «Автопортрете с собакой» Курбе написал себя в темном ореоле плаща и шляпы, на фоне огромного валуна. Лицо и рука художника написаны в той же самой манере, что и камень. Они – сопоставимые визуальные