Лабиринт чародея. Вымыслы, грезы и химеры - Кларк Эштон Смит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поэту показалось, что сивилла приветствовала его волнующими сладкозвучными речами на языке, который он отлично знал, хотя слышал впервые. Ее голос наполнил его болезненным экстазом. Торса сидел рядом с ней на зачарованном берегу, и она вещала ему о многом: о божественном, великом и грозном; о жутком, как тайна жизни; о сладостном, как искусство забвения; о странном и ускользающем из памяти, как утраченное знание из сна. Однако сивилла не открыла ему ни имени своего, ни своей природы; Торса по-прежнему не знал, призрак перед ним или земная женщина, богиня или бестелесный дух.
Сивилла что-то говорила ему о времени и его загадке; о том, что лежит за гранью времени; что-то о серой тени рока, что нависла над миром и Солнцем; о любви, коя преследует неуловимый гаснущий огонь; о смерти – почве, из которой растут все цветы; о жизни, которая есть мираж в ледяной пустоте.
Некоторое время Торсе довольно было только слушать. Его переполнял восторг высшего порядка, благоговейный трепет смертного в присутствии божества. Но когда он немного обвыкся, женские чары сивиллы воззвали к нему не менее красноречиво, чем ее речи. Нерешительно, постепенно, подобно приливу, что поднимается навстречу некоей инопланетной луне, в сердце поэта вскипала земная любовь, составлявшая половину его обожания. Исступление смертного желания смешалось в нем с головокружением, какое одолевает того, кто взобрался на немыслимую высоту. Он видел только подобную белому пламени красоту своей богини и перестал внимать высшей мудрости ее слов.
Когда сивилла прервала свои невыразимые речи, поэт, запинаясь, осмелился поведать ей о своей любви.
Сивилла ни словом, ни жестом не выразила одобрения или осуждения. Но, когда поэт договорил, посмотрела на него странно; любовь или жалость, печаль или радость была в ее взоре, Торса не понимал. Она быстрым движением наклонилась и бледными губами запечатлела на его лбу поцелуй, обжегший Торсу, точно лед или пламя. Но, ослепленный желанием, он поспешил заключить сивиллу в объятия.
Однако не успел Торса прижать ее к груди, как сивилла несказанно изменилась – в руках поэта застыл мерзлый труп, пролежавший вечность в ледяной гробнице. Перед ним была белая, как проказа, мумия, в чьих остановившихся глазах он прочел ужас абсолютной пустоты. Затем она обратилась в нечто бесформенное и безымянное – черная гниль стекала с его рук – полет сверкающих атомов, бесцветный прах поднимался, ускользая из его растопыренных пальцев. Наконец сивилла обратилась в ничто, а волшебные цветы вокруг Торсы мгновенно осыпались, и их заносило снегом. Ледяные лиловые небеса, высокие и тонкие древесные стволы, волшебный поток, в котором ничего не отражалось, сама земля под ногами Торсы – все в единый миг заволокло снежными хлопьями.
Торсе казалось, что он с головокружительной скоростью погружается в глубокую пропасть вместе с безграничным хаосом гонимых снегов. Он падал, и воздух вокруг становился прозрачнее, словно Торса завис над отступающей, утихающей снежной бурей. Он был один в тихом, погребальном, беззвездном небе, точно в катафалке умирающего мира; с устрашающей, головокружительной высоты видел он тусклый блеск земных просторов, от края до края покрытых ледником. Снежинки таяли в мертвом воздухе; обжигающий холод, подобный дыханию вечного эфира, окутал Торсу.
Все это он увидел и почувствовал за одно бесконечное мгновение. Затем с быстротой метеора возобновил падение к скованному льдом континенту. И подобно яростному пламени метеора, его сознание тускнело и гасло, пока он снижался.
Полудикие горцы видели, как Торса исчез в таинственной снежной буре, налетевшей из Полариона. Когда буря утихла, он лежал на леднике. Горцы выхаживали его, грубо, как умели, дивясь белой отметине, что огненным клеймом отпечаталась на его смуглом загорелом лбу. Плоть была сильно обожжена, а по форме отметина напоминала губы. Горцам было невдомек, что это след от поцелуя Белой сивиллы.
Медленно, отчасти к Торсе возвратилась былая сила. Но с тех пор его сознание словно окутывал размытый полумрак, подобный слепому пятну в глазах, узревших невыносимый свет. Поэту больше не суждено было увидеть сивиллу; не суждено вспомнить все, что случилось с ним или привиделось ему, когда он лежал без сознания у печального порога Полариона. И все же это воспоминание – смутное, рассеянное, обрывочное – было сильнее, чем память о тысяче солнц посреди великой тьмы, в которой ему суждено было закончить свои дни.
«Белая сивилла»: альтернативный финал
Медленно, отчасти к Торсе возвратилась былая сила. Но с тех пор его сознание словно окутывал размытый полумрак, подобный слепому пятну в глазах, узревших невыносимый свет.
Среди тех, кто ухаживал за ним, была бледная дева, недурная собой, и во тьме, что заволокла его, Торса принимал эту деву за сивиллу. Звали ее Илларой, и в заблуждении своем Торса отдал деве сердце; забыв о родне и друзьях в Кернготе, поэт поселился среди горцев, взял в жены Иллару и сочинял песни для маленького племени. Торса был почти счастлив, веря, что сивилла вернулась к нему; Иллара тоже не жаловалась – она была не единственной смертной женщиной, чей возлюбленный хранил верность божественной иллюзии.
Ледяной демон
Куанга-охотник вместе с Хумом Фитосом и Эйбуром Цантом, самыми предприимчивыми ювелирами из Икквы, пересек границы земель, куда путники забредали редко, а возвращались оттуда еще реже. Путешествуя на север от Икквы, они вступили на пустынный полуостров Мху Тулан, где поверх некогда процветавших городов, словно замерзшее море, раскинулся великий ледник Полариона, укрыв широкий перешеек морскими саженями вечного льда.
Легенды гласили, что подо льдом еще можно разглядеть купола Кернгота в виде раковин; туда же впечатаны высокие острые шпили Оггон-Зхаи, саговники, мамонты и квадратные черные храмы бога Цатоггуа. Оледенение случилось много столетий назад; однако могучий, сверкающий ледяной вал продолжал продвигаться на юг по обезлюдевшим землям.
Куанга храбро вел своих компаньонов в глубину атакующего ледника. Их целью были рубины царя Хаалора – ни больше ни меньше. Пятьдесят лет назад царь с колдуном Оммум-Вогом и немалым числом воинов в полном вооружении отправился воевать с полярными льдами. Ни Хаалор, ни Оммум-Вог не вернулись из этой отчаянной экспедиции, а жалкие остатки ратников, объявившиеся спустя два месяца в Иккве, рассказали ужасную историю их гибели.
Армия, поведали солдаты, расположилась на холме, тщательно выбранном Оммум-Вогом; оттуда открывался обширный вид на наступающий ледник. Затем могущественный колдун, стоя рядом с царем Хаалором в кругу жаровен, непрерывно испускавших золотистый дым, и произнося заклинания, что
