«Если», 2008 № 01 - Журнал «Если»

Но даже если и удастся взять этот барьер (лечь в ванну, залитую жидким гелием, заснуть в замороженном состоянии, пока фотонолет не долетит до заданной цели в дальнем космосе), то какой же прок в таком путешествии? Ведь для тебя-то время замедлится, а на Земле пройдет лет двести, и ты возвратишься, по сути, на незнакомую планету, в далекое будущее, и знания, которые ты привезешь, будут уже не нужны: земляне достигнут всего своими силами. Функция жизни Шорина — прямая линия, идущая вперед, только вперед, устремляется к последнему барьеру — световому.

Путешествие в будущее. Эту вообще-то привычную для научной фантастики тему Гуревич разрабатывает по-своему — в соответствии со своим системным мышлением. В романе «Приглашение в зенит» некий земной житель, писатель-фантаст (очень похожий по любознательности и дотошности на самого Гуревича), приглашен в гости в некое Шаровое скопление, весьма далекое, за десятки тысяч световых лет. Там сотни тысяч солнц и планет, сотня обитаемых миров, высоко и не очень развитые цивилизации. Гость-землянин ахает, поражается тамошним чудесам, коих, конечно, много. Ему всё показывают без утайки, а потом говорят: мол, возвращайся, человек, на свою Землю, расскажи, как живется в Шаровом, какие достижения. Если понравилось, присоединяйтесь. А гость: «Я готов. Отправляйте хоть сейчас. Но только дайте мне ваш «Свод знаний», чтобы я не напутал чего в докладах». — «Нет, — жестко отвечают ему. — Не дадим. Разве у вас на Земле не учат решать задачи самостоятельно? Вспомни опыт астро-дипломатов, человек. Им подсказали всё на тысячу лет вперед, они и думать разучились. Расскажешь, что увидел у нас, что можно создать». — «Но мне не поверят». — «Дело ваше. Важно, чтобы задумались».

Решать задачи самостоятельно — это весьма характерно для Гуревича. С обстоятельностью серьезного ученого он исследует проблему, таблицы составляет, сверяется с новейшими научными данными и предлагает свою гипотезу. Идею! Да, фантастика для Гуревича — прежде всего свежая идея, облеченная в литературную форму (в этом отношении был очень близок к нему по взглядам Генрих Альтов).

Упорный и упрямый искатель новизны, Георгий Гуревич словно вышел из придуманной Иваном Ефремовым Академии пределов знания. Более того, он стремится заглянуть за эти пределы. Поиск новых территорий для сильно разросшегося к XXII веку земного населения? Вот вам идея, весьма экзотическая — расколоть бесполезный огромный Уран на двенадцать планет и обустроить их для жизни.

Вечная нехватка времени? Вот вам «Темпоград» — город, где бег времени ускоряется. Снаружи прошел день, а в Темпограде год, тут можно успеть сделать срочную работу. Допустим, на планете возникла страшная пандемия — и Темпоград, Город Скорой Помощи, создает спасительную вакцину всего за три дня (то есть за три года в городе быстрого времени).

Продление жизни человека? Вот роман «Мы из Солнечной системы» — об окончательной победе над старостью. Это роман-утопия, зрелое коммунистическое общество (некоммунистическое будущее ни одно советское издательство не примет: табу!). Ученые разработали методику омоложения, но всеобщее омоложение невозможно: слишком много старых людей. Как быть? Отобрать самых нужных и полезных человечеству? А остальным старикам что же — помирать? И потом: массовое омоложение резко обострит проблему перенаселенности планеты. Надо активно искать новые территории — где? На суше, в океане, в космосе?

Не только в литературе ищет Гуревич приемлемые ответы на трудные вопросы, на вызовы текущего и будущего времени. Он публикует в газетах и журналах статьи с изложением своих гипотез. Его заметки на острую тему — как отодвинуть, а в дальнейшем и отменить старость? — в 1960-е годы вызвали дискуссию в мире науки. Что касается срока жизни, то природа явно не заинтересована в долголетии особи, для нее важнее интересы вида, а для его, вида, улучшения желательна частая смена поколений. Значит, должен быть у всех видов животных и растений некий механизм, выключающий жизнь. У человека все гораздо сложнее: разум, психика, медицина. И в его организме как бы работает реле времени, его действие растянуто на многие годы, но выключение неизбежно. Где же этот механизм старения, в каких генах? Как найти его и заблокировать? В своей книге «Лоция будущих открытий» Гуревич напишет: «Мне выпала почетная обязанность написать самую первую популярную статью о кибернетике, до того не признаваемой у нас науке… Моя гипотеза и есть применение кибернетики к проблеме срока жизни человеческой. Мне удалось познакомить с ней и ученых…»

Сильно, глобально мыслил Георгий Гуревич. Идей у него было столько, что хватило бы на десятки романов. Понимая, что на их сочинение не хватит жизненного срока (пока еще наука не отменила старость, не растянула жизнь человека до 150–200 лет), он и создал свою Главную Книгу, вышеупомянутую «Лоцию будущих открытий», в которой изложил ряд идей — своеобразный, живо написанный итог осмысления проблем устройства Вселенной и земной жизни. Словом, «Книгу обо всем», как стоит в подзаголовке. «Вручаю мой отчет о всей лит. жизни», — надписал он, даря мне эту замечательную книгу.

Почти три десятилетия мы дружили с Георгием Иосифовичем (с Гишей, как называли его друзья) и его женой Нинелью Станиславовной, или просто Нелли, преподавательницей немецкого языка. Много зим подряд вместе проводили месяц-полтора в Доме творчества в Переделкино. Они были завзятыми лыжниками — статный седовласый Георгий и маленькая изящная Нелли. Так и вижу, как они уходят на лыжах за ворота Дома творчества на улицу Серафимовича, и дальше, дальше в лес — Георгий идет широким шагом, а Нелли поспевает за ним, быстро скользя по лыжне.

Летом 1983-го вместе отдыхали на турбазе близ Гродно, на берегу Немана (путевки «пробила» Нелли в Доме ученых). Течение в Немане быстрое, сильное, но все же мы с Георгием несколько раз переплывали его.

На выездных заседаниях совета по НФ — в Ереване и Тбилиси, в Новосибирске и Душанбе — и на многолюдных встречах с любителями фантастики Гуревич выступал интересно, значительно. Не без юмора рассказывал, как основал новые виды науки: темпорологию — управление временем, ратомику - искусственную расстановку атомов и передачу любого предмета (даже и людей!) на любое расстояние, метафористику — общую науку о превращениях. Непригодны для практики? Да, эти науки пока непригодны: не созрели условия, не хватает энергии, да и, знаете ли, определенная косность, присущая мышлению… Но ведь и генетику у нас высмеивали («продажная девка империализма»!), пока не поняли, что это такое…

На квартире Гуревича собирались, бывало, Аркадий Стругацкий, Дмитрий Биленкин и я. Жаль, что никому из нас и в голову не приходило записать наши разговоры — а ведь они могли бы существенно пополнить теорию фантастики, которая складывалась в те годы стихийно, независимо от официального литературоведения. Аркадий твердо стоял на том, что фантастика — это прием заострения, остранения действительности. Мы с Димой Биленкиным тоже так считали, но — желательна и неординарная идея. Гуревич отделял фантастику-прием от фантастики-темы. У Свифта фантастика — обрамление сатиры, острый литературный прием. У Жюля Верна фантастика составляет основное содержание, тему произведений. Это два разных вида фантастики.

Конечно, это всего лишь поверхностный слой наших разговоров. Какой бы вид фантастики мы ни предпочитали, для нас прежде всего была важна добротная литературная основа.

В конце 1980-х на Георгия Иосифовича обрушилась болезнь. Какое-то время он лежал в той же больнице, что и моя Лида, заболевшая тогда же. Я навестил Георгия, но сидел у него недолго: ему предстояло облучение. Помню, как он решительно сказал, что намерен выкарабкаться.

Он обладал сильной волей. Придумал неких волетворцев — людей, научившихся менять свой возраст, более того, свой облик, тело, вопреки прочной схеме генов. Но роман о волетворцах не сочинил, уж очень нелегко осмыслить такой странный мир. Только в «Лоцию будущих открытий» поместил эту идею, замысел — изобразил Институт волетворчества, целый городок, на воротах которого можно было бы написать: «Мы не рабы своих генов».

Десять лет сопротивлялся Гуревич болезни, да и не одной. Понемногу сдавало сердце. Его сильные ноги бывшего кавалериста, отличного лыжника отказались ходить. Появилась инвалидная коляска…

Он был выдумщик, фантазер, генератор новых идей. Но, увы, не волетворец.

В декабре 1998 года Георгий Иосифович Гуревич умер.

«Прямая идет вперед. Сворачивать она не умеет», — этими словами кончается один из его романов «Ордер на молодость». Такой прямой несворачиваемой линией представляется и жизнь Георгия Гуревича — человека чести и высокой порядочности. Он написал много книг. Я думаю, он был в нашей литературе последним представителем — рыцарем, если угодно, — чистой научной фантастики, той, которая не пугает читателя монстрами и ужасами, а побуждает к размышлению, к поиску новых путей бытия, призывает верить в разум человека.