Собрание сочинений в 3 томах. Том 3 - Валентин Овечкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я за лето поездил порядочно и по Средней Азии. Побывал в Голодной степи (а раньше в Фергане и Самарканде), в Сурхандарьинской и Бухарской областях, пожил полмесяца в Киргизии, на Тянь-Шане в горном лагере геологов у старшего сына, был на Иссык-Куле, думаю на днях съездить и в Таджикистан, к младшему сыну, который тоже сейчас на полевых работах. Назревает у меня уже и среднеазиатская тема (тоже — для публицистики пока что). Интересна здесь проблема 2–3 урожая в год. Без дополнительных огромных капиталовложений, без строительства новых водохранилищ и поворачивания рек вспять, без распашки целинных земель — просто по-настоящему использовать то, что уже есть, то, что уже построено колхозами и совхозами и что от аллаха дано (в смысле климата)! В Алжире-то — по 4 урожая в год собирают!
Возможно, все это: и Сибирь, и среднеазиатские заготовки — выльется у меня в один цикл очерков. Что и как их свяжет тематически и эмоционально, на какой стержень все это нанижется — еще не знаю. А начну я это все, кажется, уже в декабре, не раньше.
Не мог бы ты мне дать еще командировку в Сибирь? Пока мне нужно только удостоверение — для предъявления в обкомы и гостиницы. Денег сейчас туда не переводи, буду ездить за свои. Если все получится удачно, начну очерки и ты их примешь и поместишь — ну, тогда, будь милость твоя, оплатишь командировку. А не выйдет с очерком — не оплачивай и поездку. Выехать из Ташкента я предполагаю 15–17 октября. Побывать хочу в Курганской и Омской областях, Алтайском и Целинном краях. Срок командировки — месяц.
11/XII 1963
Дорогой Саша!
Не знаю, передавали ли тебе мое письмо (месяца два назад), в котором я просил вторую командировку в Сибирь. Ты не ответил, но командировку я получил, м. б., без тебя ее оформили. И хотя я предупреждал, чтобы денег не переводили, съезжу, мол, на свои, а потом рассчитаемся, — получил я и деньги, 160 р. И это оказалось лишним, потому что выехать в Сибирь мне не пришлось до сих пор, и теперь эти деньги числятся за мною, а тут конец года, в бухгалтерии всякие зачистки и т. п., и будет моя фамилия болтаться в списке должников. А тут я должник еще и по договору на новую вещь, который мне очень не хотелось тогда подписывать (в больницу ты мне его прислал). В общем, погряз я…
Ждал я, что ты, м. б., приедешь на русскую декаду — о многом хотелось и просто очень необходимо поговорить, — но когда узнал состав депутации, то понял, что ты не приедешь. Жаль. А может, теперь приехал бы, без всякой декады? Просто посмотреть здешние края. Хорошо было бы!.. Приглашаю тебя сюда, а у самого началась уже ностальгия. Но ты ведь если приедешь, то на короткое время, и тебе эта болезнь не угрожает, ты вернешься в Россию. Да, прав ты был. Тяжело здесь жить не аборигену. Не в климате, конечно, дело, жару перенести нетрудно, и насчет пожрать здесь лучше, чем на Курщине, а вот для души чего-то не хватает. Даже не чего-то, а многого.
Сейчас и у нас уже похолодало. Трижды снежок выпадал, но непрочный, ненастоящий. Ночью подмораживает, а днем, если выглянет солнце, хожу без пальто, хотя и снег еще лежит по тенистым закоулкам. А на базаре продают свежие арбузы и помидоры. Ерунда какая-то! И в сентябре, когда был у сына в горном лагере на Тянь-Шане, наблюдал в природе такие же несуразности: палатки засыпаны снегом, и тут же в ста метрах, на южных склонах, трава зеленая, как летом, грибы растут, дикая смородина поспевает, и можно, раздевшись до трусов и больше, загорать во все лопатки.
А у вас, вероятно, уже зима, такая, как положено? Снег? Эх!..
Из последней верстки больше всего понравилась повесть Залыгина, о чем я и написал автору, кстати, поздравив его с пятидесятилетием. Маленькая вещь, а мыслей много возбуждает, тема большая. Название только если бы он изменил, очень уж лобовое. А рассказ Гроссмана огорчил меня. Ни то ни се. Ни о чем.
Почему я до сих пор не съездил в Сибирь, по второй командировке? Ждал полного окончания уборки и полных итогов года, а потом заболел, болел долго, сейчас лечусь и до января уж не смогу тронуться из дому.
Очень нервничаю по поводу новой вещи, о которой объявлено в «Н. м.» на 1964 г. Подвигается она туго, не определилась до сих пор форма, и вообще неизвестно, что из всего этого получится.
Иногда, Саша, мне кажется, что писательству моему пришел конец. Что-то будто оборвалось в душе. Я не тот, каким был, другой человек, совсем другой, остатки человека. Писать-то надо кровью, а из меня она как бы вытекла вся.
И в размышлении о житейских вопросах — ведь доживать-то как-то надо, и жене какое-то обеспечение оставить, а резервам приходит конец, и никаких получек ниоткуда ни за что больше не предвидится — я уж подумываю: не начинать ли хлопотать о пенсии? Есть у нас в писательском Союзе пенсии? И как это все делается, кому и что надо писать? В июне 1964 г. мне будет 60 лет, возраст, кажется, подходящий? Что ты посоветуешь? Сыновей-то я уже вывел в люди, и младший уже инженер, зарабатывает деньги, но так или иначе ни мне, ни жене на их иждивение переходить не хотелось бы. В общем — невеселое житье.
Н. И. Глушкову
26/II 1964
…За Вашу рецензию на мой двухтомник — большое спасибо. Кстати, это пока единственный отклик в критике на выход двухтомника.
…Есть в Вашей статье неточность. Вы пишете: «целый ряд образов-персонажей, единодушно признанных в критике типическими, автор «Р. Б.» написал, по его собственному свидетельству, «почти с натуры». Это не так. Мое «свидетельство» — это был просто добросовестный «обман» читателя — для большего привлечения внимания. На самом деле «почти с натуры» у меня списан только один Долгушин. Но и тот поставлен в совершенно другие сюжетные ситуации, в «выдуманные», а не списанные с фактов.
Л. П. Делюсину
14/VI 1964
…Ребята обратили мое внимание на повесть Юрия Пиляра «Люди остаются людьми» в № 11 «Юности» за прошлый год и в нескольких номерах за этот год. Прочитал в больнице. Действительно, здорово. Рекомендую и тебе, если не читал. Особыми художествами повесть не блещет, но как документ о немецком плене и последующих мытарствах солдата — сильная вещь. Я немного знаю этого Пиляра, встречался с ним — славный парень.
А. Т. Твардовскому
7/VII 1964
Эх, Саша, какого человека и писателя потеряли! Как обухом по голове сегодня — сообщение в газетах о смерти Маршака.
Я не был так близок к нему, как ты, всего лишь несколько встреч коротких, но было в нем что-то удивительно привлекательное, человечное такое, и очень я его полюбил. Я уж не говорю о книгах. Чудесный поэт.
Я никого не знаю из его семьи, не знаю, кто у него остался, как их зовут, и не могу поэтому написать им. Передай семье, если это будет удобно, мое большое сердечное сочувствие их горю. А Самуилу Яковлевичу поклонись и от меня. Но письмо это ты получишь уже после похорон.
Жму твою руку.
А. Я. Яшину
21/VII 1964
Спасибо за книжку. Хорошая повесть. Тебе проза удается лучше, чем Эренбургу стихи. Как прозаик — приветствую твои перебежки.
Всех людей выписал хорошо. Особенно понравилось мне, что для этой темы ты взял не сынка богатых родителей. Тут нет «дурного влияния» семьи или школы, нет вообще пресловутых «отцов и детей», пошел не по проторенной схеме, а совсем по-другому все повернул. А тема — богатая, много дал читателю для раздумья. И отлично, что не «перевоспитал» ты Павла, и даже не намекнул на возможность перевоспитания, таким его и оставил. И дом он разорил, и бабушка померла, и с Нюркой неизвестно что будет. Конец правильный, и житейски, и литературно. Примирением Шурки с Павлом погубил бы все. Пусть он гад, Павел этот, так и ходит, как волк на воле, и ничем его не возьмешь, кроме капкана или стрихнина…
Валерию Овечкину
19/VIII 1964
…Роман Б. Брехта «Дела господина Юлия Цезаря» я не знаю. У меня есть только сборник его пьес (не всех), а проза его мне совсем неизвестна. Где попался тебе этот роман? В журнале каком-нибудь или в отдельном издании? Посмотрю в магазинах. Пьесы Брехта я очень люблю. Как и Ремарк — не по-немецки талантлив. И своеобразен. А с канонами драматургическими обращается весьма непочтительно…
А. Т. Твардовскому
26/Х 1964
Дорогой Саша!
…Вот сейчас мне очень захотелось вернуться в Россию из своей добровольной ташкентской ссылки. Но практически это трудно осуществимо. А жить здесь вообще-то стало невмоготу. Не подумай, что по каким-то особенным причинам, нет, относятся ко мне здесь хорошо, просто потому что — не Россия, не родное, с которым был связан всю жизнь. Я даже и не предполагал, что я до такой степени русский человек. Сейчас просто какая-то окопная тоска по родным краям, как на фронте было. Вероятно, и возраст имеет значение. Старое дерево в новую почву пересаживать нельзя. Не по-научному я с собою поступил.