Шифр Магдалины - Джим Хоган

Джек и Клементина переглянулись.

— О чем вы? — спросила Клементина.

Ван Ворден снова пожал плечами.

— О статуях Черной Мадонны, иногда с младенцем, тоже черным. Церковь не очень любит о них распространяться, но ведь их можно найти повсюду в Европе.

— Но почему они черные? — спросил Данфи.

Ван Ворден рассмеялся.

— Их цвет — своеобразный код. Он означает, что перед вами не Дева Мария с младенцем Христом, а Магдалина с Меровеем. Это одно из последних напоминаний о тайной церкви — церкви Меровингов, которую Ватикан стремился уничтожить.

Данфи встал и прошел к борту. Солнце справа от него заходило за клубы дыма, поднимавшиеся из фабричных труб на северном берегу Темзы.

— Вы что-то сказали насчет того, как погиб Шидлоф, — вспомнил Джек. — Что вы имели в виду?

— То, что, когда Шидлоф позвонил мне с вопросом об «Обществе Магдалины», я ответил ему, что оно давно не существует. Он высказал предположение, что я ошибаюсь, и я согласился с ним встретиться, но исключительно из вежливости. Я был уверен, что заблуждается-то как раз он, а не я. Но когда я прочел об обстоятельствах его гибели и о том, где нашли его тело — на территории Внутреннего Темпла, — я понял, что Шидлоф был прав.

— Каким образом? Что было такого в его смерти, что заставило вас предположить…

— Это было ритуальное убийство. Таким способом члены Ложи всегда расправлялись со своими противниками. Я могу назвать вам десяток людей, погибших подобным образом, начиная с четырнадцатого столетия. Каждый из них представлял определенную угрозу тому, что вы называете «Обществом Магдалины».

— Но почему? — спросила Клементина. — Какова их цель? К чему они могут стремиться в наше время?

— К тому, чтобы посадить на европейский трон потомков Меровингов.

— Потомков? — воскликнул Данфи. — Откуда кому-либо может быть известно…

— Существуют генеалогии, — ответил ван Ворден. — Одну из них заказал Наполеон. Насколько мне известно, есть и другие.

— Наполеон?

Ван Ворден взмахнул рукой.

— Он сверг Бурбонов и, мне думается, был заинтересован в том, чтобы очернить их как узурпаторов права на престол, принадлежавшего другой династии. Конечно, ему это было очень выгодно: вторая жена Наполеона тоже была потомком Меровингов.

— Но то, о чем вы говорите, произошло двести лет назад, — возразил Данфи. — А в наше время остались какие-нибудь Меровинги?

Ван Ворден нахмурился.

— Не знаю. О подобных вопросах вам следует спросить Уоткина.

— Уоткина? Но кто такой Уоткин, черт возьми?

— Специалист по генеалогиям. Живет в Париже. Знает, кто есть кто.

— В самом деле?

— М-м… Постойте-ка, у меня, кажется, есть кое-что для вас. — Ван Ворден встал и проследовал внутрь судна. Данфи и Клементина слышали, как он роется в каких-то ящиках. Через некоторое время он вернулся, держа в руках открытый журнал. — Вот он, — сказал профессор, протягивая им журнал.

Джек взглянул на имя автора статьи — Жорж Уоткин; затем на название: «Вино Магдалины — древний напиток из Палестины».

— Черт меня подери! — воскликнул Данфи. — Это же «Архей».

Ван Ворден с удивлением посмотрел на него.

— Значит, вы видели статью?

— У меня какое-то время был такой же номер, — объяснил ему Джек. — Но я его потерял.

— Ну, старый Уоткин как раз тот, кто вам нужен, — сказал ван Ворден. — Кстати, должен вас предупредить, что он может принадлежать к прямо противоположному лагерю. Поэтому, если соберетесь посетить его, будьте осторожны…

27

Они провели вечер в поезде, в экспрессе «Евростар», следовавшем от вокзала Ватерлоо до Гар-дю-Нор. Прибыв в Париж в десятом часу, взяли такси до Латинского квартала, а затем прошли немного пешком до острова Людовика Святого. Там они отыскали небольшой, но элегантный отель на набережной Бетюн. Портье весьма скептически взглянул на Данфи, сломанный нос которого стал поводом для неприятных ассоциаций. Однако Клементина вызвала у него гораздо больший восторг, почти мгновенно затмивший все подозрения относительно ее спутника. Под аккомпанемент тихого ворчания консьержки, дряхлой старушки, нарумяненные щеки которой напомнили Джеку физиономию циркачки, им нашли номер на четвертом этаже.

Собственно, почему бы и нет? Номер стоил пятьсот долларов за ночь.

— Мы берем, — сказал Данфи и сразу заплатил наличными.

Это был удивительно просторный для Парижа номер, со стенами охристого цвета, арабскими коврами и черно-белыми фотографиями известных джазменов. Клементина наполнила себе ванну, а Джек стоял у открытого окна, откупорив бутылку «33», и смотрел на левый берег Сены. Данфи казалось, что отсюда ему видны крыши половины Парижа.

Вскоре из ванной повалили клубы пара, и воздух в номере наполнился ароматом «Бадеда». До Данфи доносился звук льющейся воды и голос Клементины, напевавшей мелодию из старого фильма.

Подойдя к двери в ванную, Джек приоткрыл ее. Клементина блаженствовала, сидя по шею в воде и манипулируя кранами с помощью большого пальца ноги.

— Клем, дорогая, — позвал Данфи.

— М-м?

— Мне нужно ненадолго выйти.

Глаза девушки широко открылись.

— Что? — Ноги упали в воду, и она взволнованно выпрямилась посреди пузырьков мыльной пены.

— Я должен позвонить Максу. И мне не хочется делать это отсюда.

— Но…

— Я могу задержаться, поэтому… не жди меня, ложись спать.

Прежде чем она успела возразить, Данфи повернулся и вышел.

Ему потребовался почти час на поиски киоска, в котором продавались телефонные карты для международных звонков. Данфи купил карту за сто франков и прошел еще целый квартал, разыскивая платный телефон. Он нашел его рядом с уже закрытым boulangerie.[83] Была четверть двенадцатого, когда Данфи удалось дозвониться.

Макс ответил после третьего гудка усталым бормотанием:

— Угу?

— Макс!

— Да, а что?.. — Голос у него был сонный. — Кто говорит?

— Харрисон Питт, Макс! — ответил Данфи. — Твой старый друг.

Наступила короткая пауза, в течение которой русский напряженно размышлял. Наконец он воскликнул:

— Ну конечно, Гарри! Как поживаешь?

— Нормально.

— Нормально?

— Да, но… у меня нет возможности долго беседовать.

— Да, конечно… Мне ли не знать, какой ты занятой!

— Ну и прекрасно. Кто-нибудь посещал тебя по моему поводу?

— Только один раз. Я ведь говорил тебе…

— Нет, я не про то, — прервал его Данфи. — Я имею в виду наше последнее дело.

Макс ответил мгновенно:

— Нет. Никто.

Если бы Джек почувствовал в голосе Макса колебание, даже мгновенное, он бы не раздумывая повесил трубку. Но, не услышав ничего тревожащего, он просто сказал:

— Хорошо.

— Тебе что-нибудь нужно?

Говорить подобное по телефону — вопиющее нарушение правил конспирации, но Данфи все-таки решился:

— Мне нужно оружие.

— Но у меня нет оружия. Я могу устроить тебе лицензию на него… любой страны… даже ватиканскую… без всяких проблем…

— Знаю, Макс. Мне нужно имя человека, который… ты понимаешь. Ты знаешь кого-нибудь в Париже?

— Подожди-ка. — Раздался стук — Макс положил трубку на стол. Затем послышался звук выдвигаемых и задвигаемых ящиков. Приглушенное ругательство. Опять стук. И вот… — Неплохой парень. Украинец, как и я. Но со странностями.

— Что?

— Он со странностями!

— Ты хочешь сказать, он псих?

— Нет. Просто голубой. Это для тебя не проблема?

Джек покачал головой, забыв, что разговаривает по телефону.

— Нет, не проблема. А как его зовут?

— Азамов. Сергей Азамов. Он полотенщик…

— Кто?

— Полотенщик, — повторил Макс. — Его можно найти в «Шоле-Термо». Ты знаешь, где это?

— Нет, — ответил Данфи, — не знаю.

Макс закудахтал в трубку.

— Проверка, ха-ха-ха. Оно находится на рю Пуассонье за углом станции метро. Кажется, она называется «Бон-Нувель».

— Значит, этот парень… Работает по ночам?

Макс расхохотался.

— А как ты думаешь? Там всегда ночь.

Какое-то время у Данфи ушло на поиск такси, а когда он наконец поймал машину, то не решился сказать прямо, куда ему нужно. И потому просто попросил шофера отвезти его к метро на «Бон-Нувель».

Была уже почти полночь, когда Данфи вышел из такси, но найти сауну ему не составило никакого труда. Он отыскал ее по разбросанным неподалеку использованным презервативам. Сауна располагалась в ветхом здании из бурого песчаника с затемненными окнами и осыпающимся цементным спуском, ведущим от тротуара к грубой железной двери. Рядом с дверью Джек разглядел вывеску, очень похожую на те, что часто можно видеть на сельских церквях: маленькими пластиковыми буквами на черном фоне выведено время и детали сегодняшней службы. На здешней же вывеске значилось: