Из тупика - Валентин Пикуль

— Николай Иванович, — заговорил лейтенант напористо, — я прибыл с Мурмана… Главнамур предлагает вам занять место технического инструктора при вооруженных силах.

— Мне? Лейб-гусару? И… техника?

— Ах, ваше превосходительство, — сказал Басалаго, — не все ли вам равно, как вас будут называть! У вас не будет ни техники, ни кавалерии. Вам предоставляется возможность снова обрести положение. Мундир. Чинопочитание. Даже погоны!

— Голубчик! — удивился Звегинцев. — Да уж не с луны ли вы свалились? Откуда все это теперь в России?

— Все это скоро будет на Мурмане.

Звегинцев с тоской осмотрел свои шифоньеры.

— Вагон дадите? — осведомился деловито.

— Никаких вагонов. Добирайтесь до нас сами. Не афишируя. Приедете на место — все будет.

Звегинцев неожиданно рассмеялся.

— А вот, кстати, новенький анекдот о Троцком.

— Извините, — заявил Басалаго, — но я антисоветских анекдотов не слушаю. И вам не советую рассказывать.

— Но почему же? Такой остроумный…

— Вот именно. Ибо существует ВЧК, и нам совсем невыгодно, чтобы вас посадили до того, как вы переберетесь к нам. Приезжайте на Мурман и все анекдоты привезите с собой.

Звегинцев долго молчал.

— А как с восстановлением монархии? Что-нибудь слышно?

— Нет. На Мурмане мы вам царя не обещаем.

— А что же будет?

— Крепкая власть. Наша. И — союзники. Мы лишь звено в длинной цепочке взрывов, которые потрясут и угробят большевистскую власть. Но это звено очень сильное. Оно сомкнет единый фронт с Сибирью…

Звегинцев выпрямился и вдруг засмущался:

— Один вопрос… нескромный… о командировочных. Мне, поверьте, даже не на что купить билет до Мурманска.

— Деньги? Но сейчас уже не покупают билетов.

— Не ехать же мне… генералу… зайцем!

— Ваше превосходительство, только зайцем и можно сейчас доехать. Бумаги для печатания билетов давно нет. Да и появись эти билеты в кассе — их никто уже не станет покупать.

— Значит, зайцем? — задумался Звегинцев.

— Да. Сядьте в вагон и не выходите, иначе ваше место займут другие. Терпеливо ждите, когда вагон тронется. Будьте осторожны до Званки, в Петрозаводске вас уже будет ждать начальник вокзала Буланов, в Кеми британский консул Тикстон встретит как друга и снабдит всем необходимым. В Мурманске же вас ждет жизнь, отличная от этой. Мы вас не уплотним, а даже расширим…

— И все это оставить? — Звегинцев развел руками.

— Так и оставьте.

— Но… пропадет. Растащат! А на этом вот стульчике, на котором сейчас сидите вы, сиживала когда-то сама княгиня Чарторыжская, урожденная фон Флемминг, мать знаменитого князя Адама Чарторыжского, сподвижника молодых лет Александра Первого.

Басалаго это надоело, и он встал:

— Ах, ваше превосходительство, все в истории относительно. Пройдет еще сотня лет, и люди будут говорить так: осторожнее, вот на этом стульчике сиживал когда-то лейтенант Басалаго…

Звегинцев отвесил изящный поклон:

— Прошу прощения, но я так и не удосужился спросить вас о том, что стоит за вами…

— Управляющий делами Мурманского Совета депутатов рабочих, солдат и матросов! — представился Басалаго.

— Позвольте, позвольте… — вдруг побледнел Звегинцев. — В какую историю вы меня втягиваете, лейтенант?

— В историю, вершащую судьбу России! Мне, видимо, сразу надо было начинать с этого: вам, генерал, предлагается поступить на советскую службу. И впредь вы так и обязаны говорить, ежели спросят… Извините, но я вынужден покинуть вас: меня ожидает прием у зубного врача.

— Я могу предложить вам чудесные капли!

— Благодарю. Но мне надобно сменить пломбы…

Через некоторое время Басалаго уже сидел в зубном кресле напротив промерзлого окна, под которым лежали мокрые тряпки, собиравшие талую сырость с подоконника. Было холодно в кабинете. Наконец дантист появился и сразу ослепил Басалаго блеском зеркала, укрепленного над креслом так, что лейтенант не мог поначалу разглядеть лицо врача.

— Откройте рот… на что жалуетесь?

— Мне нужно сменить пломбы.

— Вот как! Кто вам это сказал?

— Мне сказали об этом в Вологде.

— Какие?

— Четыре слева.

— А что будет справа?

— Справа — Архангельск…

Яркий свет сразу погас, и доктор сказал:

— Нет ли у вас чего покурить?.. О, какая роскошь! — восхитился дантист при виде раскрытого портсигара. — Откуда?

— Египетские, из Каира. Прошу, забирайте все. У нас на Мурмане этого добра хватает. На союзников пока не обижаемся.

Сидя напротив Басалаго и загораживая заиндевелое окно, дантист долго курил молча. Накурился и сказал:

— Итак… начнем?

— Да. Необходимо пропустить через ваши «комитеты спасения» наших людей.

— Кто эти ваши люди?

— Офицеры… вас это не испугает?

— Отчего же? А цель?

— Они нужны там… на севере.

— Канала три, — ответил дантист.

— Знаю. Все три должны работать. Чтобы офицер, в одиночку Или в группе своих товарищей, знал, куда ехать, где переночевать, Где пересадка, где он будет накормлен. Вооружен.

Дантист спросил:

— Вам известно, что скоро два отряда ВЧК выедут на Мурман?

— Нет. Впервые слышу.

— Оно так. Командирами этих отрядов пошлют двух видных большевиков — Комлева и Спиридонова, причем Комлев едет прямо к вам — в Мурманск. Вам предстоит потесниться.

— Мы их примем, — сказал Басалаго, — хотя это соседство и невеселое. Но раздражать Совнарком мы не станем… примем!

Дантист что-то прикинул в уме.

— Вам надо видеть Томсона, — произнес уверенно.

— Как я могу это сделать?

— Томсон! — позвал врач, и дверь открылась.

Из соседней комнаты (откуда до этого не доносилось ни единого шороха) вышел джентльмен, уже с брюшком, низенького роста, лысый, в хорошо пошитом костюме, при часах и жилетке.

— Томсон, — сказал он с порога, представляясь.

Басалаго пулей вылетел из страшного кресла.

— К чему этот маскарад? Георгий Ермолаевич, я узнал вас!

Это был кавторанг Георгий Ермолаевич Чаплин.

— Видите? — сказал он, доставая паспорт. — Английский… Спасибо королю. А что делать? Лучше уж быть живым англичанином Томсоном, нежели убитым русским Чаплиным… Итак, лейтенант, условимся: до победы над большевизмом я остаюсь Томсоном!

Басалаго поговорил с «Томсоном» минуты две и понял, что с этого человека и надо было начинать все визиты. Здесь уже была организация, ладно скроенная на манер треугольника. Остриями этого треугольника являлись: Петроград — Вологда — Архангельск. В этот же день, в кабинете дантиста, треугольник заговора был преобразован в четырехугольник, и четвертым острием этого заговора сделался далекий Мурманск…

На прощание дантист снова ослепил лейтенанта рефлектором.

— Все-таки откройте рот… я посмотрю, что у вас. На Мурмане, случись больной зуб, и вы наплачетесь. Вот этот зуб, позвольте, я вам починю. Такой красивый молодой человек — и уже успели заиметь гадкие зубы… Где это вы так?

Губы лейтенанта были распялены толстыми холодными пальцами дантиста, в ответ Басалаго прозвучал так:

— а… оте…

— Понимаю, понимаю: на флоте.. Спокойно! — И дантист показал ему окровавленные клещи. — Его надо было вырвать, — сказал он.

Вальронд встретил его с распростертыми объятиями:

— Мишель, как я рад… Я дохну от тоски! Проходи. Моя неясная половина куксится. Поговорим наедине…

Обстановка была купеческого пошиба Еще не уплотнили! Женька Вальронд катался по паркетам на вытертых валенках, поправлял ? печи дымящиеся сырые поленья, рассказывал:

— Мишель, а я дурак. Сам не пойму; зачем я тогда бежал с «Аскольда»? Правда, в мои двадцать шесть лет погибнуть глупо не хочется. Но что я сейчас? Кому нужен?

Басалаго его утешил:

— Правильно сделал, что бежал. «Аскольд» пришел в Мурманск, почти не имея на борту офицеров. Керенский прислал особую комиссию, но она побоялась подняться на борт крейсера. До сих пор не можем подыскать командира на «Аскольд», все пугаются его, словно холеры. И гнить бы тебе, Женечка, на дне северной Атлантики, где-нибудь возле Норд-капа!

— Может, оно и так, — согласился Вальронд. — Но тошно мне было… будто совершил предательство! Ведь матросы ко мне хорошо относились. Они меня даже в ревком избрали. Правда, я командовал караулом, когда были расстреляны четверо в Тулоне!

«Ах вот как! — быстро сообразил Басалаго. — Это хорошо».

— Погоди, Женька! Как ты выбрался из Англии?

— О-о, это было почти невозможно! Но, скажи, кому есть дело за границей до мичмана Женьки Вальронда? Я ведь не Колчак… только мичман! И как можно прожить без России? Как? Решил вернуться. До Бергена сначала. Оттуда махнул в Швецию. Ну, когда увидел Ботнику — тут уже, близко. Через Финляндию, где меня два раза ставили к стенке… Что там творилось — ты не можешь себе представить. Резня шла дикая, без разбору.