Змей - Валерий Сертаков

— Макс, удели мне внимание, — как ни в чем не бывало продолжал Стасов, но тут изображения подернулись рябью, исчезли и вернулись в черно-белой гамме. — Это «Тихая петля», Макс. Шакалы уже поняли, что Город не защищен. Макс, я хотел сказать: прости старого дурака, я обозвал тебя идиотом, я никак не ожидал, что мальчишка может видеть дальше…

— Плевать, Наташа, никаких обид… Черт! — Я высунул руку за косяк и повел пушкой из стороны в сторону, кто-то завопил от боли. Повалил Севажа вместе с сиденьем на пол, сдернул с Сюзанны шлем и оттащил обоих в угол. — Эй, чуваки, я сдаюсь, не стреляйте! А, дьявол, не слышат…

— Хэй, Макс, это Марта!

— Вы успели заслать вирус?!

Правое окно, выходящее в щитовую, начало продавливаться внутрь, трескаясь от жара и растекаясь, застывая на стенке шипящими белыми сосульками.

— Успели разослать сто шестнадцать миллионов адресных копий, но это не совсем то, что мы хотим… На людей запрещено воздействовать внушением, нам надо убедить Демо-департамент…

Экраны погасли. Я подпрыгнул, оттолкнулся от стола и забился в щель между высокими шкафами.

— Не стреляйте, сдаюсь!

Святые яйца, вроде бы докричался до них! Воцарилась подозрительная тишина, но Марту я по-прежнему слышал, звук не пропал.

— …Заседает Конгресс США… Чтобы насолить Европе, они из вредности рассмотрят вопрос о легализации родильных домов…

В диспетчерскую на полусогнутых входили отчаянные ребята. Их было так много, что мне за них стало прямо-таки стыдно… Я швырнул на пол остатки арсенала.

«Красная опасность. Стабильность передачи ниже критического…»— Лечь лицом на пол!..

«Предупреждение: массовые несанкционированные подключения…»

— Вы ранены, месье президент?

— Макс, они пожирают Город…

— Вы слышите?! Кто-нибудь, перекройте канал!

— Лежи, не шевелись, руки за спину! «Доклад резервного харда. Основной управляющий контур вышел из строя…»

— Шарль, это Севаж. Где ваши киллеры, срочно направьте всех в нэт! Что значит «боятся»?..

Угасающий голос сквозь треск статики, сквозь топот ног, сквозь бурчание огнетушителей. А может, мне только почудилось, — в тишине, после шума, чего не напридумываешь…

— …А она пикантная девочка, Макс, эта твоя чернявенькая…

— …Я бы тоже не отказался иметь сына от такой пташки…

— …Как темно… Завтра будет светло…

24. Еще не коней

Пятилетний сын Любы Зинуля несется, высунув язык, на своем размалеванном под мотоцикл велосипеде, в шлеме, наколенниках, рот до ушей… Всякий раз, когда он подлетает в воздух над короткой бетонной горкой, я инстинктивно дергаюсь. Черти, не могли для малышей сделать аттракцион поспокойнее!

— Дядя Максим, это клево! — хохочет он, скатываясь с последнего препятствия. — Иначе будет не так клево, если знаешь, когда упадешь.

Я прекрасно понимаю, что малыш прав, но все равно волнуюсь, когда мамаша оставляет его на мое попечение. С другой стороны, я знаю, что с сыном Зинули ничего страшного случиться не может, и моя бестолковая охрана ему ни к чему. Он уже прожил свою жизнь и сделал свои открытия. Я не умею играть с детьми, зато у нас с Антохой общая тайна. Мы вместе сделали Железную тетрадь.

Антоха, высунув язык, затачивает надфиль. Не так-то просто корябать буквы на железе.

— Дядя Максим, а кому мы отправим железяку? Мне?

— Возможно, тебе, а возможно, она не достанется никому конкретно, — честно отвечаю я. — Просто пусть отправится в будущее, в далекое светлое завтра.

— Дядя Максим, а почему про будущее говорят «светлое завтра»? Никто же там не был, вдруг там нет ничего светлого?

— Потому что люди не смогли бы жить, если бы знали, что будущее сложится для них плохо.

Он водит инструментом и размышляет. Мне нравится, что он учится думать.

— Значит, ты тоже живешь потому, что не знаешь, какое будет завтра?

Я щурюсь на солнце и ищу свои темные очки.

— Как раз наоборот. Я знаю, что будет, потому и живу. Наточил? Давай сюда…

— А что будет, что?

— Все, иди покатайся, а мы с дядей Владом еще посидим.

— Что будет, дядя Максим, ну, скажи!

Он умеет приставать, как банный лист. Хорошее упрямство, познавательное.

— Пока рановато. — Тетрадь лязгает о стол. — Попозже тебе скажу. Только, если не поймешь, чур, не переспрашивать, идет?

Он убегает, прихватив свою игрушечную «Ямаху».

Мы с Вукичем переглядываемся и смотрим ему вслед, заслонясь от солнца кепками.

Завтра будешь ты … Я встретил Любу в аэропорту, и с тех пор мы периодически общаемся. Я так немного мог для нее сделать, чтобы искупить свою вину. Хотя меня никто не обвинял, ее муж сам подготовил свою смерть. Прошел почти год с его похорон, и Люба продолжает верить, что я был другом Антона. Почти год я разбирался в себе и завершал насущные дела. Таких дел оказалось так много, я и не ожидал, что майор Молин настолько крепко связан с десятками людей. Я редко видел своих стариков, но одно дело — иметь возможность прилететь в любой момент, и совсем другое — убить родителей своим исчезновением. Мать долго смотрела, словно почувствовала что-то, когда сын приехал второй раз за три месяца, привез новый телевизор. Большую часть накоплений я положил на сберкнижку, на ее имя. Не так-то много удалось скопить… Собственного ребенка мне в Штатах не найти, а если бы и нашел, что я ей скажу? Гроши мои дочери ни к чему.

Деньги от продажи «восьмерки», на которой я так и не успел поездить, российскому банку я не доверил. Антон Зинуля вырастет и получит их на свое восемнадцатилетие. Этот смешной мальчишка, сын Зинули, он меня чем-то притягивает. Наверное, тем, что между нами есть тайна, о которой он ничего не знает. Сейчас я в отпуске, в кармане лежат путевка и билет на поезд. Хотя я никуда не поеду, но все должны думать обратное. Мой любимый одноклассник Любановский легко нашел двух человек, согласившихся за небольшие деньги на недолгий вояж. Один завтра поедет по моим документам на юг необъятной родины и там затеряется. Майор Молин пропадет без вести. Другому подопечному Юрика, за честность которого он поручился, повезло больше. Ему я оплатил путевку в Бельгию. Завтра Железная тетрадь отправится в Брюссель. Я выбрал «Альт-Националь», мне представляется, эта лавочка имеет все шансы устоять в ближайшие столетия. Спервая склонялся махнуть в Швейцарию, но прочел, что «Националю», после ряда слияний, присвоены права чуть ли не Центробанка, и, кроме того, он выиграл тендер на управление активами Евросоюза.

Люба попросила нас посидеть в парке с сыном, это нормально. Ведь мы же друзья. Нас — это меня и Вукича, Влад так и не поправился окончательно, но наловчился довольно лихо гонять на своей импортной коляске. На работе мы скинулись, чтобы приобрести бывшему Старшему группы это чудо импортной техники. Влад — единственный, кто знает о моем решении, и единственный, чьим мнением я дорожу. Он меня не отговаривает, пьет свое пиво и посмеивается. Он даже не спрашивает, как дела в конторе, но пива проставил, видимо, Светочка Шаулина уже сообщила о моем очередном повышении.

Да, меня снова хотят повысить. Влада списали по ранению, а меня поставили на его место, затем предложили полковничью должность. Несколько месяцев я разгребал завалы и потихоньку готовил смену. Уволиться из Конторы невозможно, но я хотел, чтобы после моего ухода механизм тикал, как швейцарские часы. Мне может не нравиться то, что мы делаем, но ребята не должны пострадать. Восемнадцать человек, которые от меня зависят. Еще две недели назад нас было на троих больше. Ребята попали под действие СВЧ-модулятора; не хочется и вспоминать, что с ними стало. Отдел быстренько расформировали, чтоб скандал не затевать, потому как технотронные приемы идут под запретом. Когда я говорю «расформировали», это глупость, ясное дело. В одном месте закрыли для виду, в другом выплыло, почти сразу. Под шумок я отпросился в отпуск, взял два месяца. Подписали сразу, Молин давно не отдыхал. В клинику путевку предлагали, нервы подлечить. Самое смешное, что меня ценят и всерьез беспокоятся за драгоценное здоровье будущего подполковника. Молин продолжает выполнять служебный долг на «отлично»; никто даже не подозревает, какой фокус я им готовлю. И чем ближе намеченный день, тем качественнее я выполняю служебные обязанности. По секрету мне доложили, что генерал представил меня на орден, но из-за трагического случая с модулятором праздник отложился. Они думают, что я переживаю! Даже гадать боюсь, что они без меня сейчас изобретают, светлые головы. Я ведь помню, чем все кончилось.

Было бы неправдой сказать, что я на все сто спокоен. Но ведь советовал нам кто-то из великих во всем сомневаться! Вукич откопал в интернете большую статью. Англичане решили заниматься омоложением не на клеточном, а на молекулярном уровне. Кто-то у них выдвинул идею создания для каждого человека индивидуального информационного банка. Появляется возможность корректировать накопления возрастных мутаций, сверяясь с шаблоном, снятым с организма в юности. Да, умнее мне никак не выразить… Короче, если у англичан срастется, то это будет бомба! Зачем лечить болячки в старости, если достаточно раз в месяц просветиться, и компьютер, соединенный со всякими там приборами, выправит накопившиеся ошибки?