ОЯШ - Леонид Антонов

женщина и их дочь… Под именами, на мраморном памятнике, были фотографии Соболевых. Памятник был дорогой, а деньги на него были заработаны кровью и потом… И чужими жизнями.

- Я… я не знаю, что мне теперь делать, - говорил мальчишка, по очереди складывая букеты на могилу. - Я… Убил их всех, но моя жизнь теперь потеряла всякий смысл… мне не стало легче… нисколько… я бы даже сказал, наоборот, - продолжал говорить мальчишка, вытирая рукой слезы, текущие из глаз. На дворе стояла осень, и он был в перчатках, которые уже были мокрые от его слез. Это был последний раз когда мальчишка плакал, ведь после этого, он никогда не возвращался к этой могиле….

***

Падение в бездну и другая сцена.

Тёмный переулок. На дворе середина ночи. Я был мужчиной тридцати четырёх лет. Стоя посреди переулка, я протягивал руку в чёрной перчатке женщине, которой тогда ещё было тридцать два. Эта была та самая женщина, чей облик принял Наблюдатель. Только на несколько лет моложе, хотя с тех пор она не сильно изменилась…

Несмотря на то, что женщина дрожала, испуганно глядя на меня, и три трупа, которых я убил голыми руками, просто сломав им шеи, она слабо улыбнулась, и взяла меня за руку.

- Как тебя зовут, - грубо спросил мужчина.

- М-Мэри, - ответила женщина.

- Прости Мэри, но я спас тебя не из благородства, - сказал мужчина. - Мне нужно жильё на пару дней, чтобы залечить раны и отдохнуть. - Мужчина показал ей рану на правом боку. Пулевое ранение… Ему было не привыкать, потому он не сильно беспокоился. Пуля попала не глубоко, и он знал, как её достать.

- Я тут недалеко живу, - произнесла женщина. Я знал, что мужчина потом остался у неё жить…

***

Новая сцена после падения в бездну.

Мэри и я, будучи мужчиной тридцати шести лет, стоят над детской кроваткой в которой лежит мальчик. Ему всего месяц от роду. Мужчина счастлив. Он обнимает Мэри за талию, и целует её в щеку, отчего та хихикает.

***

Очередная сцена.

Перевёрнутая детская кроватка. Маленький трупик годовалого ребенка с дыркой в животе, лежит рядом с телом Мэри, которая одета в бежевую ночнушку. Мэри лежит на животе, вытянув правую руку к ребенку. Ночнушка порвана на спине, а в спине пулевые отверстия. Свежие.

Я, будучи мужчиной тридцати семи лет, глядя на эту картину, достаю из кармана мобильный телефон. Мужчина набирает номер, который не набирал уже несколько лет. Когда он увидел Мэри и ребёнка у него вновь пропали все эмоции. У него не было сил даже реветь.

- Алло, это я, - говорит мужчина в трубку.

- Давно я тебя не слышал, - доносится из трубки. - Ты же, вроде как, остепенился?

- Уже нет, - отвечает мужчина. - Подгони машину к моему дому. Ты знаешь, где я живу. Тащи все пушки, которые есть.

Я знал, что после этого, мужчина перепишет свой дом на того, с кем говорил по телефону. А через пару месяцев его казнят, уже в другой стране, где он родился…

***

- Ну как? – спросил Наблюдатель, стоя у раздвижных дверей в класс, в образе Мэри.

- Иди… нахуй… - пробормотал я, поднимаясь с пола. Чёрт, как же меня всего трясет… А всё от тех сцен, что я видел… - Хули тебе от меня надо, а?! Какого хера заставил меня… Снова всё это видеть?!

- Я не заставлял. Ты сам дотронулся до меня, и вот тебе последствия. Нельзя трогать Наблюдателя, - не открывая рта, говорила Мэри. – А нужно мне от тебя лишь одно – чтобы ты выжил. Скоро тебе предстоит попасть в трудную ситуацию, когда никто не сможет тебе помочь. Произнеси лишь два слова, оказавшись в этой ситуации…

- Да пошёл ты! – фыркнул я, забросив портфель за спину, и выходя из класса. Меня уже не останавливал невидимый барьер.

- Киндарум лангерда, - прозвучал голос Наблюдателя, который уже не был голосом Мэри.

- Заткнись, пидор, - прошипел я.

- Запомни эти слова. Они помогут тебе.

Фыркнув, я бросился бежать, и перепрыгивая через три ступеньки, спустился на первый этаж и бегом выскочил из школы. Выбежав за ворота, я бросил быстрый взгляд на окна школы, и вытерев с глаз слёзы, которые выступили из-за сцен воспоминаний из прошлой жизни, быстро зашагал по улице. Херово, что у меня воды с собой не было… А то не хотелось бы показываться перед Ивасаки и Миямото с заплаканной харей. Стыд и позор, блять!

Глава 32. После тренировки

Пока я бежал до парка, то немного успокоился, после видений воспоминаний из другой жизни, и потому перед учителем Нисимурой, Ивасаки и Миямото, появился обычный Кимура – мудак, хам и просто гопник.

И как появился-то!

Скрытый тьмой, стараясь не попадать под свет фонарей, что стояли в парке, я возник позади Ивасаки, которая сидела на скамейке рядом с Миямото, пока учитель ходил где-то впереди, куря сигарету. Ясен пень, что раз я позади девчонки, к тому же знакомой, я не мог удержаться от того, чтобы не схватить её за сиськи, отчего Ивасаки тихонько вскрикнула от неожиданности. Ки-ки-ки!

- Как это было предсказуемо, Кимура! – вздохнула Ивасаки.

- Конечно. Если бы я хотел быть непредсказуемым, то я бы…

- Может уже начнём, школота? – перебил меня учитель, подходя к нам и выпустив изо рта колечко дыма прямо в лицо. Пф, думал я закашляюсь? Я с десяти лет курю, вернее курил, пока в двенадцать лет дядя не нашёл в моей комнате сигареты… Я потом два дня не возвращался домой, пока он не успокоился. А потом мне попало, очень сильно… Заставил меня выкурить за раз всю пачку.

- Какие мы, нахрен, школота, учитель? – фыркнул я, бросив портфель на скамью.

- Ну вы же в школе учитесь, значит школота, - усмехнулся Нисимура, бросив окурок под ноги, и затоптав его носком. Это была жесть! А почему? Потому что мусорка стояла рядом со скамейкой! Вот что значит конченный хулиган, угу! А я бы так же сделал, угу…

- Да похер, как хотите, так и зовите, - махнул я рукой, хрустнув пальцами. – Проверим, на что я способен?

- Естественно! – учитель достал из пачки новую сигарету, и щёлкнув зажигалкой, затянулся один раз. – В общем, можете нападать на меня все сразу!