Кони, кони… - Кормак Маккарти

Он отправился на гору? Так почему же он не убил меня?

Не знаю. Может, он боялся, что тогда я покончу с собой.

Ты бы это сделала?

Не знаю.

Я все исправлю. Ты должна мне позволить…

Она покачала головой.

Ты ничего не понимаешь.

О чем ты?

Я не подозревала, что он может разлюбить меня. Я думала, что он на такое не способен. Теперь я убедилась, что ошибалась.

Она вынула из сумочки платок.

Извини… На нас смотрят…

Ночью шел дождь, ветер вносил шторы в комнату, и было слышно, как дождь шумит по каменным плитам дворика. Он крепко прижимал к себе ее нагое бледное тело, а она плакала и говорила, что любит его. Он предложил ей стать его женой, говорил, что может зарабатывать на жизнь, что они уедут к нему на родину, будут жить там и ничего плохого с ними не случится. Она так и не смогла заснуть, и когда он проснулся поутру, то увидел, что она стоит у окна в его рубашке.

Вьене ла мадругада,[153] сказала она.

Да.

Алехандра подошла к кровати, села на краешек.

Я видела тебя во сне. Мне приснилось, что ты умер.

Вчера?

Нет, давно. Еще до всего этого… Исе уна манда[154]…

Чтобы сохранить мне жизнь?

Да. Тебя пронесли по улицам города, в котором я никогда не бывала. На рассвете. Дети молились… Льо-раба ту мадре… Кон мас расон ту пута.[155]

Он прижал ладонь к ее рту.

Не надо говорить такое…

Они вышли в город спозаранку, слоняясь по улицам без цели. Они заговаривали с метельщиками, с женщинами, которые мыли ступеньки своих маленьких магазинчиков. Они позавтракали в кафе, а потом пошли бродить по маленьким улочкам, где торговки раскладывали на лотках свой товар. Джон Грейди купил клубники у мальчишки, который взвесил ягоды на медных весах и положил в кулек. Они зашли в парк Независимости, где на высоком пьедестале стоял ангел с одним крылом. С его запястий свисали разорванные оковы. Джон Грейди отсчитывал про себя часы, оставшиеся до прихода поезда с юга, который увезет ― или, может, не увезет ― ее. Он сказал ей, что если она доверит свою жизнь ему, то он никогда не подведет ее и не обидит и будет любить до самой смерти, и она сказала, что верит ему.

Ближе к полудню на пути в гостиницу Алехандра взяла его за руку и повела через улицу.

Пойдем, я что-то тебе покажу, сказала она.

Они прошли вдоль стены собора, а потом, войдя в сводчатые ворота, вышли на другую улицу.

Куда ты меня ведешь?

В одно место.

Они шли по узкой извилистой улочке, миновали кожевенную мастерскую, лавку жестянщика, потом оказались на маленькой площади.

Здесь погиб мой дед. Отец мамы.

Где?

Вот здесь, на площади Пласуэла-де-Гвадалахарита.

Во время революции?

Да. В тысяча девятьсот четырнадцатом году. Двадцать третьего июня. Он сражался под началом Рауля Мадеро. Бригада из Сарагосы. Ему было двадцать четыре года. Они пришли сюда с севера. Дальше тогда уже никакого города не было… Он умер в чужом, незнакомом месте. Эскина де-ла-Калье-дель-Десео и эль-Каль-ехон-дель-Пенсадор-Мехикано.[156] И матери не оказалось рядом, чтобы оплакать сына. Все как на корридах. И птичка не вспорхнула… Только кровь. Кровь на камнях. Ну вот, я показала тебе, что хотела. Пошли.

Кто такой Мексиканский Мыслитель?

Поэт. Хоакин Фернандес де Лисарди. Он прожил тяжелую жизнь и умер совсем молодым. Ну а что касается улицы Желаний, то, как и улица Печальной Ночи, это все названия Мексики. Ну, пойдем.

Когда они пришли в номер, там убирала горничная, но она тотчас же удалилась, и они, задернув шторы, легли в постель. Они любили друг друга и заснули, обнявшись. Когда они проснулись, уже наступил вечер. Алехандра вышла из душа, завернутая в полотенце, села на край постели, взяла его за руку.

Я не могу сделать то, о чем ты просишь. Я люблю тебя, но я не могу.

Джон Грейди вдруг ясно увидел, как всю жизнь свою шел к этому моменту, а дальше идти уже было не куда. В него вселилось что-то холодное и бездушное. Какое-то чужое существо. Ему даже показалось, что оно злобно улыбается, и трудно было поверить, что это чудовище когда-нибудь покинет его. Когда Алехандра снова вышла из ванной, то была уже полностью одета, и он опять усадил ее на кровать, взял обе руки в свои и начал говорить, но она только качала головой и отворачивала от него заплаканное лицо. А потом сказала, что ей пора и что она не имеет права опоздать на поезд.

Они шли к вокзалу, она держала его за руку, а он нес ее чемоданчик. Они прошли по аллее над старой ареной, где устраивались бои быков, спустились по ступенькам мимо каменной, украшенной резьбой эстрады для оркестра. Дул сухой ветер с юга, шурша листьями эвкалиптов. Солнце уже село, парк погружался в голубые сумерки, и по стенам акведука и на аллеях загорались желтые уличные фонари.

На платформе она прижалась к нему, уткнувшись в плечо. Он говорил, говорил, но она молчала. Потом с юга появился поезд. Выпуская клубы дыма и пара и громко пыхтя и отдуваясь, мимо них прошел паровоз, потом остановился, отчего по всему составу, от головы к хвосту, прокатился грохот. Изгибаясь вдоль перрона, вагоны уходили в темноту, и лишь их окна тихо светились. Джон Грейди вспомнил, как двадцать четыре часа назад такой же поезд подошел к этой платформе. Алехандра коснулась пальцами серебряного ожерелья на шее, наклонилась, чтобы взять свой коричневый чемоданчик, поцеловала Джона Грейди, прижалась к нему мокрым лицом, потом направилась к вагону и скрылась в нем. Джон Грейди смотрел ей вслед и думал, что все это сон. Вокруг родные и близкие здоровались и прощались друг с другом. Джон Грейди бросил взгляд на мужчину с девочкой на руках, которая весело смеялась, но вдруг увидела лицо Джона Грейди, и ее веселье как ветром сдуло. Джон Грейди стоял и удивлялся, как у него хватает сил дожидаться отхода поезда. Но он выдержал до конца и, когда поезд растворился в сумерках, повернулся и зашагал прочь.

Расплатившись в гостинице и забрав свою сумку, Джон Грейди отправился в бар в ближайшем переулке, из открытой двери которого доносилась веселая американская музыка. Там он страшно напился, ввязался в драку и проснулся на железной кровати в незнакомой комнате с зелеными обоями и бумажными занавесками. За окном серел рассвет и пели петухи.

Джон Грейди осмотрел свое лицо в тусклом зеркале. Челюсть распухла, виднелся огромный синяк. Лицо в зеркале делалось относительно симметричным, только если чуть повернуть голову. Попытки приоткрыть рот отзывались резкой болью. Рубашка порвана и запачкана кровью, сумка исчезла. Мало-помалу в его памяти начали возникать фрагменты этой ночи, сильно походившей на дурной сон. Джон Грейди вспомнил силуэт человека на улице, вдалеке, который стоял, как тогда Ролинс на автостанции — вполоборота, накинув на плечо куртку, словно желая бросить прощальный взгляд. Человек, который уходит, не осквернив чужого дома, не посягнув на дочь хозяина… Джон Грейди вспомнил свет в дверном проеме складского помещения с крышей из рифленого железа, куда никто не заходил и откуда никто не выходил… Городской пустырь под дождем. В тусклом свете фонаря из какого-то ящика выбралась бездомная собака, до которой никому не было дела, постояла и побрела дальше среди куч мусора и камней, а потом скрылась за темными домами.