Страна мечты - Владислав Савин

Музыка играет. Вижу, Валька перед какой‑то итальяночкой перья распушил. А неподалеку Кравченко о чем‑то беседует с итальянским полковником. В общем, дружба — фройндшафт (тьфу, вот не дай бог сейчас в итальянской компании по — немецки заговорить, сразу отношение как к врагу народа!) — по — итальянски будет не фройндшафт, а «амичизо». Папаша просит разрешения с Лючией наедине поговорить, она у меня дозволения спрашивает — да ради бога, Галчонок, я не мешаю.

Отошли, беседуют. Только смотрю, что‑то разговор у них явно соскальзывает на повышенные тона. Будто папа просит что‑то, а дочь отказывает, причем резко! Говорят все громче — так что я, в шести шагах, среди шума в зале, уже слова различаю. Не все — и не совсем хорошо я понимаю итальянский, когда быстро и экспансивно говорят, да еще двое одновременно. Вроде, отец просит, чтобы дочка перед кем‑то извинилась, «нельзя таких синьоров обижать» — а Лючия возражает, причем категорически. Отец тоже не уступает, настаивает, и голос повышает — а в ответ, даже я слышу отсюда, выражения из лексикона итальянских матросов, ай — ай, конечно, когда мы в Специи стояли, всего наслушались, но девушке все‑таки это не к лицу совсем! Уже и народ оглядывается — может, семейную сцену в другое место перенесем? Что, уже до рук дошло — он ее схватил, причем грубо, сейчас в ответ мордой в пол ткнется — нет, женушка моя лишь захват сбросила, как я учил… и пощечину влепила, итальянка, родителю? Мгновенно оказываюсь рядом — не пойму, а как отец Антонио раньше меня успел?

— Дочь моя, успокойтесь! И позвольте спросить, в чем причина вашего гнева?

На нас уже смотрят все, кто поблизости. И тишина, даже оркестр смолк. Да что происходит, черт… боже побери?

— Дон Грязная Задница смеет мне приказывать! — кричит Лючия, обращаясь ко всем — требует извинений, и хочет выдать меня замуж за какого‑то своего ублюдка, должно быть, нагулянного им от свиньи! Ему не указ, что у меня уже есть муж, с которым меня навеки соединил Его Святейшество Папа лично — и я уже жду сына, наследника! У дона Вонючей Задницы оказывается, наготове братец — епископ, желающий объявить таинство нашего брака недействительным! Этот сраный дон хочет, чтобы я сама поспешила в его мерзкое логово, бросив своего мужа — иначе он угрожает вырезать всю мою семью, всех, до кого сможет дотянуться! Головорезы дона Вонючки схватили в Неаполе моего бедного отца, бросили в тюрьму, били и пытали — и дозволили ему приехать сюда лишь затем, чтобы он передал мне эти грязные слова!

Оборачивается к Винченцо — старшему, и спрашивает:

— Это он сказал? Я ничего не пропустила?

Папаша кивает, подтверждая.

— Дочь моя, замечу что вы плохо знаете правила Римской Католической Церкви — говорит Антонио — никакой священнослужитель не вправе отменить соединенное Его Святейшеством! В отличие от протестантов и французов — наш Устав не допускает таких вольностей. Таинство вашего брака свершилось — и расторгнуть его теперь вправе лишь сам Его Святейшество, и то, исключительно при вашем согласии. Но вы же этого не хотите?

В ответ Лючия бросается мне на шею со страстным поцелуем, у всех на виду. Публика, впрочем, нисколько не осуждает, а приветствует, с аплодисментами! Однако же, сурово у католиков с разводами — теперь понимаю, отчего королей Папы венчали, или как минимум, епископы. Не то что в загсе — черкнули, поздравили, черкнули, свободны! Выходит, соединены мы теперь навек — впрочем, я нисколько не возражаю! А французы, значит, не такие католики — при их нравах, вполне понятно!

Отец Антонио тем временем берет в оборот Винченцо — старшего.

— Вы сказали, что дон Калоджеро и его брат поставили под сомнение непогрешимость Его Святейшества Папы? Это очень серьезное обвинение — вы готовы подтвердить свои слова под присягой?

Папаша снова кивает. И отвечает, слышу ясно — да, я готов! Не завидую же теперь дону и его братцу — это ведь ересь называется, раз они против Папы открыто пошли! Интересно, что сейчас за такое полагается — раньше было просто!

Ведь голос Папы — голос Божий!

Неправым быть никак не может.

Как ангелов небесный хор.

А кто не верит — на костер!

— В таком случае, не затруднит ли вас проследовать с нами в Ватикан — изрекает Антонио — для совершения этой процедуры и дачи подробных показаний?

Папаша снова кивает. А разве дело не в компетенции контрразведки? А то и советского СМЕРШа, Лючия ведь уже гражданка СССР! Но тут в Италии, как я успел заметить, после Ватиканских событий и против общего врага, спецслужбы церковные и светские переплелись так, что даже не сразу поймешь, где кончается одно и начинается другое — учитывая, что офицеры итальянских Контор тоже добрые католики! И жандармерия Ватикана, это не аналог патрульно — постовых ментов, а полноценная контрразведка (и угрозыск тоже), а ведь есть еще «Опус Деи» (разведка, с давними традициями, не уступающая британской СИС) и Святая Инквизиция (буду называть ее так, вопреки переименованию 1909 года) — причем у церковников давно практикуется то, что у нас лишь недавно ввел Пономаренко (именно так мы были в Киеве) когда одни и те же лица выступают от лица разных служб, или одновременно от нескольких. Короче — кто первым успел, того и тапки, а после меж собой сами разберемся!

— Дочь моя, смею заверить, что вашему отцу ничего не угрожает! — отец Антонио склоняет голову перед Лючией — поскольку он не успел совершить никакого греха, то его не в чем обвинить. Однако же он ценный свидетель — если все подтвердится, то я не завидую кое — кому на юге! Разумеется, мы предоставим всю информацию советским товарищам, по первому их требованию!

Публика слова моей женушки восприняла с полным пониманием — вот так, наверное, и начинались войны, лет триста или пятьсот назад, из‑за оскорбления чести какой‑то принцессы, и сходились в битве армии, горели города. Нет, Третья Мировая в наши планы не входила — черт с воинством дона, но там ведь и американцы есть? И уж конечно, не может быть никакой спецоперации, без утвержденного плана, без ведома и разрешения из Москвы — так что немедленной мести не ждите, не Голливуд! Но спускать такое, кому бы то ни было — нельзя! Так что будем думать, как взбесившегося дона укрощать.

Прежде всего, доложить в Москву. И создать здесь объединенный штаб — наши (осназ ЧФ еще в Специи), гарибальдийцы (имеющие своих людей и на той стороне), и Церковь. Охрана и оборона, это дело безусловно необходимое — но баталию так не выиграть, да и нельзя быть сильным везде и бдить всегда. Значит, действовать придется наступательно. И без Голливуда — нам не Третья Мировая нужна, а достигнутый результат.

Итак, что мы имеем? Вопреки всеобщему убеждению, навеянному пропагандой, Мафия это вовсе не государство, а режим Дона Кало — не фашистская диктатура, ему до нее еще ползти и ползти! Любое государство подразумевает прежде всего созидающую, организующую функцию — в этом отношении даже наши партизаны Отечественной были ближе к государству, у Федорова прочтите, как они в «партизанском краю» исполняли функции гражданской власти: организовывали посевную, народное образование, медицинское обслуживание населения, даже справки выдавали как органы загс. А итальянская Мафия сейчас, это чистый рэкет, структура налогообложения всех, кто получает доход — исключительно стрижка овечек, а обустраивать пастбища извольте сами, максимум на что могут мафиози пойти, это дать тебе отсрочку, если неурожай, и денег в долг, понятно под какие проценты. Правило наших девяностых, «лох тот бандит, кто не хочет стать бизнесменом», в этом времени еще не распространено — и если например Дон Кало по совместительству еще и «конфетный король» Италии, то это очень неодобрительно, поскольку уменьшает всей Мафии кормовую базу — ну, Дону Кало можно, поскольку он большой босс, а любому другому, рангом ниже, по башке настучат, объясняя пагубность заблуждений. И сельскохозяйственные кооперативы Дона Кало (как и других донов), они лишь под Мафией, но не часть ее!

Второе отличие — если фашизм подминает под себя все аспекты жизни населения, стремится к тотальному контролю, то мафии абсолютно безразлично, что думают бараны, пока дают шерсть: нет у бандитов ни соответствующих навыков, ни оргструктур. Зато есть крайне подозрительное отношение к государству, пытающемуся что‑то контролировать — по очевидной причине — и как следствие, чиновник, полицейский, судья, может (и должен, по понятиям) быть «прикормлен», но никогда не будет для мафиози полностью «своим». Нет непосредственного слияния с госаппаратом — если СС очень быстро сами стали властью, то бандиты Дона Кало для полицаев, не начальство — не может быть такого, чтобы «лейтенант» Дона ногой открывал дверь в полицейский участок и распоряжался, эй, все за мной — по каждому конкретному случаю или сам Дон, или кто‑то от него, должны префекту звонить и договариваться, чтобы уже он дал команду вниз. Ну, если только заранее что‑то не «зарядить» — как папашу Винченцо вычислили, едва он с корабля сошел, было значит сговорено, как фамилия в списке, то позвонить куда надо.