Сделка Райнемана - Роберт Ладлэм

Сев в автомобиль, Сполдинг назвал свой адрес. Это получилось у него машинально, как бы само собой.

Несколько минут они ехали молча, касаясь плечами друг друга. Его ладонь лежала на ее руке.

– О чем вы думаете? – спросил Дэвид, заглядывая в озаренное счастьем личико Джин.

– Вспоминаю выражение лица Хендерсона, когда Баллард передал ему той ночью «яичницу»… Да, я всегда называю его Хендерсоном, не смотрите на меня так.

– Не могу представить себе, чтобы кто-то, даже сам президент Америки, посмел звать господина посла по имени.

– Вы не знаете его. Под суровой личиной почетного члена престижного теннисного клуба скрывается милый и славный человек по имени Хендерсон.

– Ну а каким я представляюсь вам?

– Совсем другим.

– А именно?

– Вы… Знаете, давайте-ка лучше я расскажу, каким вы станете в пятьдесят лет… Итак, перед вами атташе Дэвид Сполдинг, почти лысый, с очками на носу, большой дока в финансовых вопросах, вечно совещающийся с банкирами и полковниками. Возможно, у него появится аллергия и он будет то и дело шмыгать носом. Разговаривать станет короткими, отрывистыми фразами. Зарекомендует себя как страшный педант, который только и ищет предлога, чтобы затеять свару… Ну как, неплохой получился портрет?

– Вы упустили одну деталь: этот ваш атташе и в свои пятьдесят будет бегать за секретаршами.

– Мой Дэвид Сполдинг этим не увлекается, ему хватает журнальчиков для мужчин.

Дэвид не был в восторге от картины, нарисованной девушкой. Неряшливый субъект с вечно мокрым носовым платком и в очках – это Уолтер Кенделл собственной персоной. Вот кого описала Джин.

– Ваш Сполдинг весьма неприятный тип.

– Не огорчайтесь, это не вы, – сказала она, сжимая его руку.

Они не заметили, как оказались на Кордобе. Подъехав к дому Дэвида, машина затормозила у самой кромки тротуара.

Джин Камерон бросила быстрый взгляд на входную дверь и ощутила смятение.

– Хотите довезу вас до посольства? – мягко спросил Дэвид, предоставляя ей полную свободу решать, ехать дальше или остаться с ним.

Она повернулась к нему:

– Нет.

Он расплатился с шофером, и они вошли в дом.

Остановившись у входа в свою квартиру, Дэвид ощупал незаметно дверную ручку. Невидимая постороннему глазу нить, которую он прикрепил к ней в качестве метки, оставалась на месте.

Затем он вставил ключ в замок и, осторожно, но решительно загородив собой Джин, открыл дверь. В комнате все было в порядке. Он с облегчением вздохнул. И этот вздох облегчения, как он заметил, не ускользнул от внимания Джин. Войдя внутрь вслед за ним, она огляделась.

– Здесь не так уж плохо, правда? – спросила она.

– Скромный, но все-таки дом. – Он оставил дверь открытой и жестом попросил девушку оставаться на месте, а сам быстро прошел в спальню, вернулся и вышел во дворик. Взглянул наверх, бегло осмотрел крышу, задержался взглядом на окнах. Успокоенный, Дэвид, стоя под кроной плодового дерева, улыбнулся Джин. Она поняла, что оснований для тревоги нет, и, закрыв входную дверь, направилась к нему в патио.

– Вы ведете себя очень профессионально, мистер Сполдинг.

– В лучших традициях отъявленных трусов, миссис Камерон, – ответил он.

И тут же подумал, что совершил ошибку, назвав фамилию ее покойного супруга: сейчас не время напоминать ей о том, что когда-то она была замужем. Но он заблуждался, в чем сразу же убедился, стоило только ему посмотреть на нее. Судя по выражению ее лица, она по-иному расценила то, что Дэвид обратился к ней именно так.

– Миссис Камерон благодарит вас, – сказала Джин, приблизившись к Сполдингу и стоя теперь перед ним.

Дэвид обнял ее за талию. Она подняла руки, взяла его лицо в ладони и внимательно посмотрела в глаза.

Дэвид замер, понимая, что именно Джин должна сделать первый шаг.

Девушка коснулась своими устами его губ.

Прикосновение было нежным и ласковым. Словно целовала его сошедшая на землю небесная дева. И, тут же прижавшись к нему в неистовом порыве, она обняла его за шею.

А затем, не прерывая объятий, спрятала лицо на его груди.

– Не говори ничего, – прошептала она, переходя внезапно на «ты». – Ничего!.. Я твоя!.. Возьми же меня!

Дэвид поднял ее на руки и понес в спальню. Она продолжала прятать свое лицо у него на груди, словно боялась света или даже его. Он осторожно опустил ее на кровать и закрыл дверь, выходящую в патио.

В считаные секунды они сбросили с себя всю одежду и укрылись под одеялом, аккуратно расправленным Дэвидом. Окутавший их чарующий мрак сулил им блаженство и радость.

– Я хочу сказать тебе кое-что… – Она легко провела пальцами по его губам. Нежная улыбка светилась в ее глазах.

– Знаю, ты хочешь сказать, что тебе нужен другой Сполдинг, лысый, в очках. – Дэвид поцеловал ее пальцы.

– Его нет, он испарился.

– Ты рассудительная молодая леди.

– Не такая молодая… Об этом я и хотела тебе сказать.

– Все ясно. Вы – древняя старушка. Давно уже на пенсии и хотели бы обратиться за помощью в органы социального обеспечения. Ну что же, посмотрю, что я могу сделать для вас.

– Прекрати дурачиться, глупый мальчишка!

– Не такой уж я глупый…

– Я не требую от тебя обязательств, Дэвид, – перебила она. – Я хочу, чтобы ты знал это, но не знаю, как тебе объяснить. Все произошло так быстро.

– Все произошло естественно. Не нужно никаких объяснений.

– И все-таки попытаюсь кое-что объяснить. Я не ожидала от себя такого…

– И я не ожидал, что ты станешь моей. Возможно, где-то в глубине души я надеялся на это, не стану отрицать… Но никаких планов я не строил. Никто из нас не готовился к этому заранее.

– Не знаю. Думаю, я готовилась. Мне кажется, что еще вчера, впервые увидев тебя, я решила: ты будешь моим. Это тебя шокирует?

– Нет. Ты же не из тех, кто совершает опрометчивые поступки.

– Наверное, ты прав… Я – существо эгоистичное. Эгоистичное и испорченное. И веду себя отвратительно.

– Потому что не спишь с кем попало?

Дэвид поцеловал ее в глаза – ярко-синие, как никогда, в лучах предзакатного солнца, пробивавшихся сквозь решетчатые жалюзи. Она улыбнулась, обнажив сверкающие белые зубы.

– Это действительно непорядочно. Наверное, я не патриотка. Отказываю всем в своей любви, чтобы подарить ее труженику тыла.

– Вестготы не одобрили бы это. Вояки идут вне очереди, как слышал я.

– А мы им ничего не скажем. – Она прижалась к его груди. – О, Дэвид, Дэвид!..

Глава 25

– Надеюсь, я вас не разбудил? Я не стал бы звонить вам, если бы не был уверен, что вы не осудите меня, когда узнаете, в чем дело.

В голосе Грэнвилля слышалась неожиданная для Дэвида забота.

– Как вы сказали?.. О, конечно же нет, сэр. Я как раз собирался вставать. – Сполдинг взглянул на часы. Было три минуты десятого. – Простите, я, кажется, заспался.

На столе, возле телефона, лежала записка. От Джин.

– Ваш «друг» связался с нами.

– Друг? – Дэвид развернул записку.

«Милый, ты так крепко спал, что я не решилась тебя потревожить, – писала Джин. – Уехала на такси. Увидимся сегодня же утром. В нашей „Бастилии“. Твоя птица Феникс».

Сполдинг улыбнулся, вспомнив, как она улыбалась ему.

– …Детали, я уверен, еще нуждаются в доработке. – То, что говорил Грэнвилль ранее, Дэвид прослушал.

– Простите, господин посол. Ваш голос все время куда-то исчезает, очевидно, телефон барахлит. Поскольку, как давно уже установлено, телефонные аппараты по эту сторону Атлантики – на севере ли, в Центральной Америке или на юге – отличаются своенравным характером, в этом нет ничего необычного.

– Думаю, причина в ином, – раздраженно отозвался Грэнвилль, намекая на то, что телефон прослушивается. – Как только соберетесь, сразу же ко мне.

– Хорошо, сэр. Выезжаю немедленно.

Дэвид перечитал записку.

Вчера Джин заявила, что он усложняет ее жизнь, но она так великодушна, что не станет требовать от него никаких обязательств.

Какие к черту обязательства?

С какой стати должен он ломать над этим голову? Размышлять о том мимолетном блаженстве, которое оба они испытали? Сейчас не до подобных вещей…

И в то же время делать вид, будто ничего этого не было, значит не признавать объективной реальности, пусть и несколько необычной. Его же между тем учили ни в коем случае не игнорировать ее.

Думать обо всем этом ему не хотелось.

Его «друг» связался с посольством.

И «друг» этот – Уолтер Кенделл.

Еще одна реальность. Которая, однако, не может ждать.

Смяв сердито сигарету, Сполдинг стал наблюдать за пальцами, которые давили окурок о днище металлической пепельницы.

Но что же так рассердило его?