Убийца среди нас - Анатолий Силин

— Угадал, есть проблема. Но давай отойдем от проходной. Не люблю, когда с ног до головы как на медкомиссии разглядывают.

— Может, в кабинете чайку попьем?

— Некогда, времени в обрез, — отошли к засыпанной снегом скамейке. Веня закурил. Он все такой же суетной и разговорчивый, но не хнычется, как в последнюю встречу на базе.

— Отца похоронил, — вздохнул Григорий.

— О-о-о, от всего сердца соболезную. Это трагедия! Я бы смерть бати, пожалуй, не перенес. Для меня он — все!

— Отец есть отец, — согласился Григорий. — Но тут и другая беда свалилась, — придав лицу скорбный вид, помолчал.

— Ну чего тянешь, говори, — поторопил Веня.

— В общем, базу недавно бехээсники опечатали.

— Это как?!

— А вот так. Кто-то настрочил анонимку и закрутилось. Предполагаю, что тот самый Гнидкин, мой заместитель, да я тебе о нем говорил. У него свой человек в БХСС.

— И что теперь?

— На базе ревизия, а чем закончится — сам не знаю. Не подпускают.

— Советовал же тебе: гони его, нет, не послушал! — завелся Вениамин.

— Легко сказать — гони! Все не так просто. Я же говорю — у него связи.

— Ну и хрен с ними, пусть проверяют-ковыряют. Это, в конце концов, их работа. Не думаю, что у тебя там полный провал.

— Провала нет, но зацепки будут. — Рассказал, что давал кое-кому товар, а деньги по оплошности сразу не внес. Да Веня и сам об этом знал.

— Помню-помню, — почесал он лоб. — Я, кажется, тоже имею перед тобой небольшой должок. Верну, обязательно верну. А вообще-то надо не спешить и хорошенько все обмозговать. Не так страшен черт, как его размалевывают.

— Да-а, подумать есть над чем. Ты уж, Веня, извини, что влез со своими проблемами. Их у каждого хватает. У тебя-то как?

— Пока никак, но скоро может быть, — ответил с непонятным, но обнадеживающим намеком Скоркин.

— Неужели замаячило что-то на горизонте? — будто не догадываясь, спросил Парамошкин.

— Ха, "замаячило"! Уже не маячит, а можно сказать, хорошо просматривается.

— Ну говори, не тяни кота за хвост! Иначе кондрашка хватит.

— Никаких кондрашек, ясно? Никаких! — отрубил Веня. — Знай: на днях или раньше, как любит говорить мой батя, он станет губернатором. Так-то, друг Гриша.

— Да ты что?! Даже так? Ну и обрадовал! Это же наша сокровенная мечта. Помнишь, как ждали, хотели, чтобы сбылось? Слава Богу! Дай я тебя, друг, обниму! — началось тисканье. Веня охал, Григорий боялся, как бы не перестараться. Наконец угомонились.

— Не поверишь, — прерывисто дыша, сказал Веня, — у меня все из рук валится. Не могу работать, жду-не дождусь назначения отца! Быстрей бы…

— Я-то тебя как никто понимаю. Тут не просто радость, а радость особая. Слушай, а почему бы нам это не отметить? Зайди вечерком в гости. Только никаких отговорок. Глядишь, и сам малость развеюсь, а то совсем духом упал. Потолкуем. Помечтаем. Ирина сделает все как надо.

Веня заулыбался — значит, предложение Григория пришлось по душе. Распрощавшись, обрадованный Парамошкин заспешил домой предупредить жену о предстоящей встрече.

… Говорить, что застолье состоялось — ничего не сказать. Оно прошло с шиком, эффектно, будто на одном дыхании.

До выпивки Парамошкины, как и было заранее ими договорено, поплакались гостю. Радостно потирая ладони от предстоящего угощения, Веня заявил, что он скоро поможет им избавиться от злого рока. Для убедительности еще раз напомнил: Парамошкины — его лучшие друзья, и он их в беде не оставит.

Потом пили, пели, плясали. Тосты так за душу брали, что слезу вышибали. А как плясали! Это надо было видеть. Бабушку Фросю, чтобы не мешала, супруги заранее попросили удалиться к соседке. Все шло по задуманному плану, но одного Парамошкины не учли: Веня в этот раз не только сам много пил, но и заставлял пить остальных. Григорий еле "спас" Ирину, а не то пить бы ей наравне с мужчинами. Веня милостиво разрешил Ирине пить по неполной рюмке и через раз, хотя и того ей было предостаточно. Спорить же с подвыпившим Веней было бесполезно. Обычно он быстро косел, на что Григорий с Ириной и рассчитывали, но в этот раз, как назло, гостевание у Парамошкиных ему так понравилось, что после непродолжительного сна на диване он вновь уселся за стол. Пьянка продолжилась, но Парамошкины к этому были готовы. По-другому никак нельзя, ведь решалась судьба.

Не узнать Ирину! Григорий будто впервые ее увидел такой не похожей на Ирину прежнюю, слабую, часто капризную. Веню она просто очаровала. Вот снова налила в рюмки водку, сказала тост о Вене — друге и спасителе, — тут же выпила, а пустую рюмку водрузила себе на голову.

— Кла-асс! Ну даешь!.. — таращил на нее глаза Веня и осушал очередную.

В другой раз Григорий урезонил бы жену, намекнул, чтобы поменьше на людях выпендривалась, а теперь, выходит, ее благодарить надо. Если нравится Вениамину, то должно нравиться и ему. Парамошкин сидел и улыбался. "Ничего, потерплю, — думал он, — лишь бы Скоркину этот вечер понравился!" При мысли, что не сегодня-завтра могут забрать, тело прошиб озноб. Нет, помочь может только Скоркин-младший.

А тот тем временем бацал цыганочку. Тяжело перебирая непослушными ногами, он словно вбивал в пол гвозди. Подойдя к Ирине, стал приглашать на танец. Парамошкины и это обговорили. Ирина должна не подкачать. Глянув на мужа и получив кивком головы его согласие, она, подергивая плечами, вышла Вене навстречу. Обошла его по кругу раз, другой, остановилась — и заработала своим легким, подвижным телом. Веня тоже старался не ударить в грязь лицом и "гвозди" начал вбивать чаще, не сводя при этом глаз с Ирины.

Парамошкину же ничего не оставалось, как в такт танцу громко хлопать в ладоши.

В Ирину будто бес вселился, ее не перетанцевать. И Веня скоро сдался. Видя, что партнер выбился из сил, Ирина подошла и поцеловала его в потный лоб. При этом уважительно сказала:

— Ты настоящий мужик и джентльмен! — Веня был доволен. Обняв Ирину, он восторженно изрек:

— А ты такая красивая! Недаром же…

— Что "недаром"? — прищурилась Ирина.

— А то, что Рюмин в тебя втюрился! — но поглядев на будто ничего не слышавшего Парамошкина, пожал плечами: — Безответная любовь.

… Расстались только под утро. Григорий хоть и был выпивши, но отвез Веню домой. Прощание было долгим, много раз друг-друга благодарили, обнимались и целовались. Когда вернулся, Ирина уже спала. На столе не убрано. Ложась в постель, услышал полусонный голос жены:

— Как я вела себя, милый?

— Вообще-то неплохо, только зачем целоваться? Ведь знаешь, что терпеть не могу.

— Хотела как лучше. Зато ему понравилось. Как думаешь?

— Наверно, понравилось, — буркнул Григорий, засыпая. Он устал и хотел спать. До Нового года оставалось четыре дня.

XXXIII

Вылезать из-под теплого одеяла чертовски не хотелось. После вчерашнего перебора голова у Григория раскалывалась на части, во рту — сухость и дико хотелось пить. Надо же было так наклюкаться! Радовало одно: Веню довел до нужной кондиции, и ему у них понравилось, а все остальное — чепуха. Теперь только ждать и ждать, когда его папаша станет губернатором. Но в душе все равно заноза засела и червоточит, червоточит сердце. Раньше время летело быстро, теперь же в тягость каждый день и час. Ложился в постель и вставал с одной мыслью: вытащит Соломкин в УВД или нет? Хоть бы перед Новым годом не вызвал. От одной этой мысли внутри холодело. О Соломкине он собрал кое-какую информацию. Личность во многом непонятная. Свою трудовую деятельность начал следователем по раскрытию тяжких преступлений. Но нервы не выдержали и со скрипом перевелся в БХСС, доверили курировать торговлю. Тут проблем не было — нужный "процент" всегда давал и стал числиться в передовиках. Появились связи и знакомства, а это (кроме оклада) к бюджету семьи навар немалый. Всего и надо — по-умному связями пользоваться. С сослуживцами держался в основном на дистанции. Мог при случае на товарища и накапать. Получил кличку — "Крендель", с нехорошей добавкой — "из унитаза". Еще работая следователем, имел странное увлечение — выставлять в кабинете фотографии погибших девушек. Фотографии были на стене и на столе под стеклом.

Говорят, что он ими давил на психику подследственных при допросах. Григорий в это и верил, и не верил — мало ли что могут наболтать.

А вот то, что клика Соломкину подходила — однозначно. Да, Парамошкин в свое время погорячился и наговорил ему глупостей, выгнал с базы. А все из-за Гнидкина. Теперь же Соломкин мстит и угрозу свою выполняет.

Черт, неужели же Гнидкин будет и дальше подличать, а его, Парамошкина, Крендель засадит в колонию?

Григорий поднялся, подошел к крану и стал умываться. Надо бы пробежаться к проруби, но нет настроения. Освежая голову и лицо холодной водой, ругал себя. Это уже вошло в привычку. В который раз называл себя безмозглым тупицей, который вечно спешит и допускает ляпы. Поставив на плитку чайник, подошел к окну. На улице морозно, молодые деревья в густом инее. Было еще сумрачно, рассвет просачивался медленно и неохотно, но день уже начался. По-хозяйски расставив передние лапы, посреди дороги сидела рыжая собака. Она приблудная и появилась совсем недавно. "Рыжуха", как ее прозвали, вертела вдоль дороги головой, дожидаясь, что кто-то из прохожих чем-нибудь подкормит. Рядом на дереве, осыпая иней, перепрыгивали с ветки на ветку и без умолку стрекотали две сороки. Им от Рыжухи перепадали крохи еды. Григорий подумал, что все хотят есть: люди, собаки, сороки… Да получше, пожирнее. А вот работать — не каждый. Вновь шевельнулась мысль, что если посадят, может потерять многое из того, что с таким трудом нажито. Нет-нет, этого не должно случиться, тут же успокаивал сам себя. Веня, Рюмин, Шлыков… особенно Веня, не оставят в беде.